Подчинение территории: как Советский Союз и его наследница Россия обращаются с ресурсами, людьми и природой
В 2024 году Иран отмечает 45-ю годовщину Исламской революции. За прошедшие десятилетия страна, почти все это время находящаяся под санкциями, сильно изменилась. В конце 2022 года республику охватили общенациональные протесты, самые крупные в новейшей истории страны. Многие убеждены, что после них ход времени в Иране разделился на до и после. Но более серьезные перемены еще впереди.
Востоковед и автор телеграм-канала о Ближнем Востоке Руслан Сулейманов недавно побывал в Иране и рассказывает, что происходит в Исламской республике.
Чтобы не пропустить новые тексты Perito, подписывайтесь на наш телеграм-канал и инстаграм.
Тегеран совсем не похож на другие ближневосточные столицы. Это спокойный, чистый, зеленый город. В пятницу тегеранские улочки практически безлюдны: местные жители предпочитают отдыхать дома с родными или выезжать на природу. Но как только начинается рабочая неделя (в Иране она длится с субботы по среду), по столице снуют автомобили, а местное метро переполнено пассажирами — кажется, на почти семь миллионов горожан поездов маловато. По столице курсируют многочисленные и относительно недорогие такси, работает местное приложение Snapp (иранцы произносят это слово как «эснапп»).
Много лет Тегеран страдает из-за обильного смога — в черте города расположено сразу несколько крупных заводов и фабрик. Несмотря на это, улицы в иранской столице очень чистые. В городе много парков, даже в спальных районах. Улицы пестрят кафешками, бистро, пиццериями и, конечно, кондитерскими. Многие называют наргили (кокосовое печенье) или, скажем, гяз (сладость из розовой воды и фисташек) заменой алкоголю, который запрещен в Исламской Республике.
Средний чек в местной кофейне составит примерно три-пять долларов. В небольшом кафе, где вам предложат множество салатов и кебаб из мяса или рыбы, обед будет стоить не больше семи.
Путешествие по Ирану без участия турагентства — довольно непростая задача даже для того, кто владеет персидским языком, хотя иранцы невероятно радушны. «Ты гость!» — настойчиво говорит мне бросивший все свои дела администратор железнодорожного вокзала в Тегеране, тщетно стараясь помочь найти кассы с билетами на междугородние рейсы. В персидском языке есть специальный термин, «таароф» (дословно — ‘угощение’, ‘потчевание’), который подразумевает, что для гостя нужно подготовить все самое необходимое, решить все его проблемы, позабыв о своих. Но, будучи иностранцем и не имея местных банковских карт, заранее купить билеты на дальние маршруты по стране я все равно не могу.
Несмотря на западные санкции, в Исламской Республике современная инфраструктура, с электронными билетами, QR-кодами, онлайн-бронированием — в основном благодаря китайским партнерам. Но все это рассчитано исключительно на местных жителей, а не на иностранных туристов. На вокзалах нет перевода на английский, билет вам распечатают только на фарси. Деньги можно поменять в специализированных обменниках или в местах, где собираются валютные менялы, — в Тегеране это площадь Фирдоуси. По нынешнему курсу (1 доллар = 60 тысяч томанов, или 600 тысяч риалов) за 100 долларов вам дадут мешок с деньгами. Сами иранцы предпочитают везде расплачиваться банковскими (само собой, только местными) картами.
Еще одной головной болью в Иране остается интернет. Исламская Республика фактически оторвана от внешнего мира. Привычные для нас Фейсбук, Инстаграм, Ютуб или мессенджеры, вроде WhatsApp или Телеграма, открываются только через VPN. Есть местные аналоги, например Bale и видеохостинг Aparat, но они уступают международным соцсетям по функционалу и популярности.
Изоляция страны от внешнего мира, отсутствие привычных нам (до войны) модных бутиков или фастфудов вроде «Макдоналдса» или KFC не мешают иранцам активно проводить свободное время. В Тегеране, Исфахане и в других крупных городах есть современные торговые центры и моллы, которые жители Исламской Республики посещают целыми семьями. В магазинах одежды продаются в основном местные, китайские, южнокорейские или пакистанские товары. Общепит представлен сетями вроде Mash Donalds, «Сабвей» или «Пицца Хэт».
Отдельные торговые центры превратились в излюбленные места встреч иранской золотой молодежи. Она уже давно прославилась откровенно разгульным образом жизни, который не сочетается с консервативными нравами Исламской Республики. «Те порядки, которые нам пытаются навязать аятоллы [почетный титул в шиитском исламе. — Прим. авт.], никого не волнуют. Пусть они сами их соблюдают. Мы же не хотим быть оторванными от мира», — рассуждает 30-летняя Зиба, сидя в одной из модных кофеен развлекательного комплекса A.S.P. на севере Тегерана, где живут обеспеченные горожане.
«Иностранцы думают, что мы тут все укутаны в паранджу. Но это не так! Последние полтора года мы вообще ее не носим из принципа», — продолжает девушка, закуривая одну сигарету за другой и как бы нарочито демонстрируя свои черные кудри.
Зиба одета в легкую кожаную куртку и джинсы, на лице — солнцезащитные очки. По ее рассказу, она училась на факультете психологии в Тегеранском университете, но была отчислена: формально за неуспеваемость, но девушка убеждена, что ее выгнали за антирежимную активность, в том числе за участие в массовых протестах. Сейчас Зиба пытается заработать на жизнь в одном из турагентств, продавая билеты местным путешественникам — в Исламской Республике сильно развит внутренний туризм.
Стереотипное представление об Иране как о консервативной и антизападной стране во время поездки в Тегеран рушится. На улицах и в общественном транспорте нередко можно встретить девушек в джинсах, молодых людей в поло с надписью «U.S. Army» или с проколотыми ушами.
Несмотря на жесткий диктат государственной антизападной идеологии, один из главных лозунгов которой — «Смерть Америке!», молодежь сильно интегрирована в мировую культуру. Молодые мужчины и девушки, с которыми я знакомился в кафе, парках или, скажем, университетских кампусах, готовы часами говорить о новинках мирового кинематографа или музыки, от «Барби» до «Оппенгеймера», от Билли Айлиш до Кали Учис.
Поколение «зумеров» (1997–2012) в Иране называют «восьмидесятниками»: они родились в 1375–1389 годах. «Зумеры» составляют примерно 7 % иранского населения (шесть из 86 миллионов жителей). «В их виртуальном мире они отказываются от хиджаба, выражают солидарность с Украиной, слушают музыку, танцуют и озабочены преимущественно собственными потребностями», — указывают исследователи Махмуд Моншипури и Рамтин Замири.
«Религия — это опиум для народа, как говорил Карл Маркс. Мы относимся к требованию дресс-кода, начиная с этого осточертевшего нам хиджаба, как к малоприятной, но неизбежной процедуре», — говорит Фатима, 24-летняя студентка факультета международных отношений Исфаханского университета, которая внешне практически ничем не отличается от большинства иранских женщин и девушек: головной платок и длинная юбка в пол. Однако для Фатимы ношение хиджаба совсем не означает, что она готова покорно соблюдать все требования государства. «Но в последнее время власти, несмотря на введение все новых и новых запретов, словно не хотят с нами связываться. Контроль на улицах уже не такой суровый, как еще пару лет назад», — добавляет она, попутно демонстрируя на смартфоне свой плейлист, в котором есть и Тейлор Свифт, и (неожиданно) российский рэпер азербайджанского происхождения Jony.
Говоря о необратимых изменениях в стране, произошедших в последнее время, и Зиба, и Фатима вспоминают протесты конца 2022 года, которые разделили историю страны на до и после.
Культура протеста в Иране всегда была развитой. Все последние десятилетия с момента исламской революции 1979 года в стране происходили крупные демонстрации.
Большинство протестных акций 2000-х и 2010-х было связано с ухудшением экономического положения. Так, в конце 2017 — начале 2018 года страну охватили волнения из-за повышения цен на продукты питания, а в мае 2022-го — из-за отмены субсидий на яйца.
С 2012 по 2020 год ВВП на душу населения в Исламской Республике опустился с восьми тысяч долларов до менее чем трех тысяч долларов. Для сравнения, в России эта цифра в 2022 году составила около 30 тысяч долларов. Треть жителей страны живет меньше чем на два доллара в день. Национальная валюта, риал, с сентября 2021-го обесценилась примерно на 90 %.
Ухудшение экономической ситуации среди прочего связано с нарушением баланса сил в правящей элите. На протяжении десятилетий в Иране существовала вполне демократическая система, предполагавшая соперничество различных влиятельных групп, которые условно разделяли на два лагеря: реформаторов и консерваторов.
Например, при президенте-реформаторе Мохаммаде Хатами в 1997–2005 годах в стране провели либерализацию и ослабили контроль за частной жизнью. А в годы президентства Хасана Роухани (2013–2021) была достигнута ядерная сделка с Западом, позволившая отменить западные санкции.
Но в конце 2010-х годов этот баланс стал стремительно нарушаться. Сначала на парламентских выборах в марте 2020 года консерваторы получили 221 кресло в законодательном собрании (в прежнем созыве у них было лишь 83) из 290, а реформаторы потерпели сокрушительное поражение, взяв лишь 20 мандатов вместо 121 четырьмя годами ранее.
После этого на президентских выборах в июне 2021 года победу одержал консерватор Эбрахим Раиси, получив 72,35 % голосов избирателей. Его конкуренты из числа реформаторов попросту не были допущены к выборам, а явка на выборах на тот момент была самой низкой в истории — 48,5 %. На прошедших 1 марта 2024 года парламентских выборах был установлен новый антирекорд явки — чуть более 40 %.
Одной из первых инициатив президента-консерватора стало требование ужесточить контроль за общественным порядком, в частности за тем, как женщины носят хиджаб. Если прежде полиция нравов могла закрывать на это глаза, то отныне, по новым предписаниям, ей нужно было строго следить, чтобы головной платок полностью покрывал волосы женщины.
С одной стороны, это развязало руки «блюстителям морали» во многих крупных городах (в провинции полиция нравов обычно не столь активна). С другой стороны, многие девушки стали демонстративно выходить на улицу без хиджабов и записывать это на камеру. Напряжение нарастало.
13 сентября 2022 года в Тегеране полиция нравов задержала 22-летнюю девушку курдского происхождения Махсу Амини за то, что ее платок якобы не полностью покрывал голову. Через три дня она скончалась на больничной койке при загадочных обстоятельствах.
Власти страны поспешили сообщить, что она умерла из-за сердечного приступа. Но многих иранцев такая интерпретация событий и безнаказанность полицейских просто вывела из себя.
С 16 сентября Иран охватили самые масштабные в новейшей истории акции протеста. Их движущей силой стали девушки, которые не просто демонстративно срывали с себя хиджабы, но даже сжигали их.
«Мы требовали справедливости. Мы требовали прекращения тирании и разнузданности. Убийство Махсы Амини для многих стало последней каплей», — вспоминает 23-летняя Нилуфар, студентка экономического факультета Исфаханского университета. Мы гуляем по огромному университетскому кампусу, расположенному в южной части города. Работники, подобно пчелам, следят за газонами, убирают дороги и пересаживают цветы в клумбах. Общение девушки с мужчиной-иностранцем в провинциальном, пусть и третьем по величине, городе страны, мало кого тревожит и не вызывает особых подозрений. В столице дела обстоят совсем иначе.
Главным лозунгом протестующих в конце 2022-го стали три слова: «Зан. Зэндэги. Азади» («Женщина. Жизнь. Свобода»). Чаще всего акции проходили стихийно и спонтанно — достаточно было нескольким девушкам собраться, как к ним присоединялись все остальные.
Несмотря на беспрецедентный масштаб протестов, в которых участвовали тысячи иранцев, а местные базары во многих городах приостанавливали работу (что немыслимо для Ирана), миллионы людей, симпатизировавших протестующим, оставались дома. «Нет, мы не участвовали в протестах. Старшее поколение уже не верит в перемены. Но мы все поддерживали молодежь и совсем не ругали ребят, которые пропускали занятия», — рассказывает профессор Тегеранского университета, пожелавший не раскрывать своего имени.
В провинции преподаватели и студенты чуть более свободны, в Тегеране контроль и общественное внимание гораздо жестче. Поэтому встречи мне приходилось проводить чаще всего на нейтральной территории: в кафе или парках. Выписывание пропуска для гостей, тем более иностранцев, для студентов и преподавателей — тревожная процедура, с администрацией стараются лишний раз не связываться. «Да, теперь мы осознаем, что если бы мы поддерживали их, не отсиживаясь в аудиториях или на кухнях, а тоже выходили на улицы, то изменения были бы гораздо серьезнее. Но время уже не вернуть», –— продолжает преподаватель.
У демонстрантов не было никакой идеологии и ярко выраженного лидера. Этим и воспользовались власти, которые примерно через неделю после начала акций стали их жестко разгонять. В отдельных регионах страны даже были задействованы военные и тяжелая техника.
Примерно спустя три месяца протесты стали постепенно угасать. По информации правозащитной организации Iran Human Rights, с сентября по декабрь 2022 года в стычках с полицией были убиты около 500 человек, в том числе 64 ребенка и 34 женщины. Согласно спецдокладу ООН, всего за время демонстраций и после них силовиками были арестованы не меньше 22 тысяч человек.
Кроме того, власти Исламской Республики вынесли не меньше 100 смертных приговоров участникам акций. Два молодых человека были спешно казнены уже в декабре 2022 года, притом один из них, 23-летний Маджид Реза Рахнавард, — публично с применением подъемного крана, что является большой редкостью для современного Ирана.
Но несмотря на жесткую реакцию властей, участники тех демонстраций не согласны с тем, что власти их запугали. «Протесты стали сходить на нет сами собой. Мы просто не смогли показать свое единство, не смогли четко сформулировать свои требования. Это был скорее эмоциональный, а не рациональный, продуманный протест», — убеждена Нилуфар.
Главной отличительной особенностью акций конца 2022 года стало то, что они были направлены против самих основ теократического режима аятолл, для которого хиджаб несет в себе символический, сакральный смысл. Помимо слов «Женщина. Жизнь. Свобода», другим популярным лозунгом у протестующих стала фраза «Марг бар диктатор!» («Смерть диктатору!»). Под диктатором подразумевается верховный руководитель (рахбар) страны 84-летний аятолла Али Хаменеи, находящийся на своей должности с 1989 года.
«Главное достижение этих протестов заключается в том, что после них нынешний режим утратил всю легитимность. Правительство уже не имеет поддержки среди народа, даже среди тех, кто поддерживал его совсем недавно», — поделилась в беседе с Perito иранская правозащитница и лауреатка Нобелевской премии мира 2003 года Ширин Эбади.
Парадоксальность нынешней ситуации в Иране заключается в том, что, хотя власти формально ужесточают контроль за соблюдением дресс-кода в общественных местах, на практике же, напротив, силовики ослабляют давление.
Весной минувшего года иранские полицейские стали внедрять умные камеры» для установления личности девушек, которые нарушают исламский дресс-код. Однако их качество пока что не позволяет «блюстителям морали» действовать так оперативно, как им хотелось бы. Тем не менее по стране сразу прокатилась демонстративная волна закрытия магазинов, ресторанов и даже торговых центров, в которых якобы не соблюдались предписания властей.
«Да, мы специально делали скидки для девушек, которые приходили к нам без хиджаба. Мы считали, что это их право, которое они для себя выстрадали. Они это заслужили. А Махса Амини принесла себя в жертву за всех нас», — рассказывает 44-летний Алиреза, бывший владелец одного из таких кафе, закрытых в центре Тегерана.
Параллельно с этим многим женщинам, которые водят автомобили, приходят СМС-уведомления о «несоблюдении правил, связанных с хиджабом». После одного такого предупреждения женщине могут запретить пользоваться машиной на 15 дней и принудительно отправить на прием к психологу. Теперь в Тегеране и других крупных городах страны тонировка стекол автомобилей — одна их самых востребованных услуг, как мне рассказали владельцы нескольких автосервисов иранской столицы. «За последние месяцы спрос на тонировку у нас вырос почти в три раза, притом как среди женщин, так и среди мужчин, которые беспокоятся о своих женах или дочерях», — делится Муртаза, владеющий небольшим автосервисом, неподалеку от железнодорожного вокзала в районе Шуш на юге Тегерана.
В то же время с конца 2022 года полиция нравов практически исчезла с улиц иранских городов. Летом 2023 года власти объявили о введении обновленных патрулей, которые также призваны следить за общественной моралью, в первую очередь за соблюдением исламского дресс-кода.
«Нет, поборники хиджаба стали более осторожны. Теперь уже они боятся нас, а не мы их. Полиции нравов, очевидно, говорят не устраивать никаких конфликтов, потому что всегда есть опасность новых протестов, которые могут быть еще более масштабными, чем полтора года назад», — настаивает Нилуфар. По ее словам, на действия властей, возможно, оказало влияние и международное давление, как бы оно их ни раздражало.
Осенью 2023 года иранской правозащитнице Наргес Мохаммади, которую режим аятолл арестовывал 13 раз, пять раз осуждал и приговорил в общей сложности к 31 году тюремного заключения и 154 ударам плетью, была присуждена Нобелевская премия мира 2023 года за ее борьбу против угнетения женщин в Иране и продвижение прав человека. После этого Европарламент присудил премию имени Андрея Сахарова движению «Женщина. Жизнь. Свобода» и отдельно, посмертно, Махсе Амини.
Вместе с тем опорой теократического режима по-прежнему остаются беднейшие слои населения, которые, как и в России, сильно подвержены действию государственной пропаганды. Согласно опубликованному в ноябре 2023 года отчету Всемирного банка, почти 10 миллионов иранцев (население страны — 88 миллионов) оказались в нищете из-за санкций, неграмотного экономического управления и нестабильных цен на нефть в течение последнего десятилетия, которое красноречиво называется потерянным.
На этом фоне в Исламской Республике сохраняется высокая степень религиозности. Один из трендов последних лет — появление многочисленных самозванцев, преподносящих себя в качестве скрытого имама Махди (согласно шиитской версии ислама, имам Махди сокрылся от людей в IX веке и однажды должен явиться перед Судным днем, чтобы восстановить справедливость на земле). Чаще всего они появляются на улицах таких крупных богословских центров, как город Кум, читают проповеди и пытаются объединить вокруг себя последователей. Только за последние пару лет по всему Ирану появились десятки таких «имамов Махди».
«Чувство наступления конца времен сейчас сильнее всего у тех, кто горячо верил в этот режим, но разочаровался в нем. Сегодня самое благодатное время для появления лжемессий», — утверждает преподавательница Университета имени Алламе Табатабаи в Тегеране, пожелавшая не называть свое имя.
Вместе с тем, по ее словам, религия остается неплохим инструментом для продвижения по карьерной лестнице. «С приходом команды президента Эбрахима Раиси многие женщины, не имеющие должной квалификации, стали преподносить себя очень богобоязненными и демонстративно покрывать голову. Сегодня, по крайней мере в академической среде, это самый эффективный путь к повышению зарплаты и высоким должностям», — сокрушается преподавательница.
В команде Раиси трудятся преимущественно выпускники Университета Имама Садика, частного исламского колледжа в Тегеране. А в кабинете предыдущего президента, реформатора Роухани, обладателей докторской степени в американских университетах было больше, чем даже у его коллег в США.
Отсутствие перспектив и экономическая разруха вынуждают иранцев массово покидать страну. По информации Iranian Migration Observatory, только в 2022 году примерно 2,2 миллиона иранцев (3,3 % населения) покинули Исламскую Республику в поисках работы или по другим причинам. А 93 % жителей Ирана сейчас всерьез задумываются об эмиграции.
Вместе с тем неопределенность и жесткий диктат со стороны властей в любой момент могут вновь вывести десятки тысяч иранцев на улицы. И что станет новым катализатором массовых демонстраций — очередные проявления жестокости пока что затаившейся полиции нравов или повышение цен, — предсказать невозможно. «В любом случае сегодняшний Иран представляет собой дремлющий вулкан. Рано или поздно начнется его активное извержение, и все неизбежно выплеснется наружу», — убеждена Ширин Эбади.
