Подчинение территории: как Советский Союз и его наследница Россия обращаются с ресурсами, людьми и природой
Западная Сибирь двадцатых годов прошлого века стала местом проведения короткого, но захватывающего эксперимента. Левые активисты, инженеры, темнокожие рабочие и феминистки из США и Европы в течение пяти лет строили в Кузнецком угольном бассейне (Кузбассе) передовое предприятие и интернациональную коммуну, живущую по законам подлинного равноправия. Судьбе иностранцев в Советской России и поискам коммунистической утопии посвящена книга историка культуры и профессора Миннесотского университета Джулии Л. Микенберг «Американки в Красной России. В погоне за советской мечтой» («American Girls in Red Russia: Chasing the Soviet Dream»). Для Perito ее пересказывает журналист Егор Сенников.
Чтобы не пропустить новые тексты Perito, подписывайтесь на наш телеграм-канал и Instagram.
Большевистская Россия в конце 1910-х — начале 1920-х годов находилась в жесточайшем кризисе, который бил по стране в разных направлениях: последствия Первой мировой и разгоревшаяся Гражданская война, надвигавшийся на страну голод, беспризорники, преступность, эпидемии. Возник сильнейший топливный кризис. Из-за того, что во время Гражданской войны ключевые ресурсные регионы находились под контролем белых армий или иностранных войск, не хватало угля. Приходилось использовать дрова, торф и сланцы.
В 1920 году Ленин был настолько впечатлен идеей зубного врача Равиковича о возможности переработки сосновых шишек в топливо, что даже отдал приказ о создании организации «Главшишка». От идеи пришлось отказаться, когда стало понятно, что она требует грандиозных затрат и с трудом реализуема логистически.
В 1921 году большевики провозгласили в СССР новую экономическую политику (НЭП). Партия активно привлекала иностранный капитал и специалистов. Ленин говорил об этой работе как об инструменте продвижения коммунистической революции, однако на деле выйти из тяжелой гуманитарной ситуации СССР помогали международные контакты. Так было, например, во время голода в Поволжье, когда советская власть приняла американскую помощь.
В 1921 году, когда Гражданская война приближалась к концу, а топливный вопрос стоял особенно остро, власти приняли решение восстановить производство угля в Западной Сибири, в Кузбассе (административно этот регион принадлежал Томской губернии, сейчас это Кемеровская область). Угольный комбинат здесь построили еще до революции, но он очень сильно пострадал, и добычу надо было восстанавливать почти с нуля. Опытных рабочих и профессиональных инженеров для этой работы не хватало, а суровый климат затруднял строительство и развитие предприятий.
Недостаток восполнили прокоммунистически настроенные американцы, англичане, немцы и французы. Они были частыми гостями и жителями Советской России 1920–1930-х годов. Одних выталкивала из родных стран безработица, других манила социалистическая идея. Эти люди участвовали в восстановлении страны и ее индустриализации, на многих заводах иностранные специалисты занимали руководящие инженерные должности. «Мы, американцы, строим здесь не новую Атлантиду, а новую Пенсильванию», — так описывала свой опыт в письмах из Сибири американская социалистка Рут Эпперсон Кеннелл, бывшая библиотекарь из Сан-Франциско и левая активистка, отправившаяся в 1920-х годах вместе с мужем под Новокузнецк строить кузбасское угольное предприятие.
Колонка Владимира Ленина «Письмо к американским рабочим» вышла в газете «Правда», а затем в американских марксистских изданиях в 1918 году. В ней воспевалась американская революция и американская нация как образец для всех колонизированных народов, мечтающих о свободе и независимости. Несколько лет спустя «труба позвала» американских марксистов в Сибирь.
Осенью 1921 года начались переговоры между советским правительством и «Индустриальными рабочими мира» — крупным международным профсоюзом со штаб-квартирой в США. Американских рабочих представляли профсоюзный лидер и участник колорадских рабочих войн Уильям Хейвуд, голландский коммунист и инженер Себальд Рутгерс и американский левый активист Герберт Калверт, который ради Кузбасса бросил работу на заводе Генри Форда.
Все трое представили Ленину проект создания новой промышленной колонии в Кузбассе, в которой могли бы работать иностранные специалисты и рабочие. Это должно было помочь возобновить добычу угля под Кемеровом и Новокузнецком. Ленин одним выстрелом убивал двух зайцев: запускал важное экономическое производство и подавал пример международной солидарности коммунистам всего мира. Герберт Калверт утверждал: «…Можно использовать возвращающихся из России американцев в качестве ударных отрядов промышленной производственной армии и построить в Советской России полноценный промышленный блок современной экономики, которой славится Америка. Эта единица [должна] стать тем узлом, вокруг которого быстрее всего будет развиваться коммунистическая экономика».
Ленин одобрил проект в начале 1922 года, и работа закипела. Колонию назвали автономной индустриальной колонией «Кузбасс», или просто АИК «Кузбасс». Добытый уголь и произведенный металл оставались собственностью России, но часть прибыли доставалась сотрудникам колонии.
«Индустриальные рабочие мира» пообещали завербовать на работу в Кузбассе 2 800 человек. Советское правительство обязало рабочих и инженеров платить взносы на закупку механизмов и машин и на проживание и питание в России по 200 долларов с человека.
АИК привлекала людей публикациями в левых изданиях по всему миру, открывая с помощью профсоюзных активистов офисы в крупных мировых столицах, например Нью-Йорке, Берлине и Амстердаме, и всячески рекламируя невероятные перспективы работы в Сибири. В проспектах сообщалось о «возможности оказаться в социалистической утопии, свободно жить и работать, вырвавшись за пределы мира капитала», свободных нравах, якобы царивших в Советской России, и гендерных правах, которые привлекали в Сибирь множество американских и европейских женщин. Сибирская погода преподносилась как «холодная, но сухая», а весна как «быстрая и теплая».
В рекламной брошюре АИК Кемерово описывали как «новый дом для американцев»: «Город хорошо спланирован, с широкими улицами и красивыми бревенчатыми бунгало из трех или четырех комнат, с огороженными дворами. Дома освещены электричеством, во многих есть водопровод. В недавно построенной больнице, расположенной в сосновом лесу, спускающемся к окраине города, в настоящее время работает медицинский персонал из 61 человека, включая двух врачей, хирурга, двух дантистов и двух акушерок. В городе есть заводская столовая на 250 мест, в ней работает 10 человек. В городе есть три бани и мастерская по ремонту обуви, в которой трудятся 22 сапожника».
Впрочем, были и те, кто вовсе не нуждался в рекламе. Американский лесоруб по фамилии Смит сообщал: «Я ничего не знаю о политике Советской России, и мне на это наплевать. Билл Хейвуд говорит, что это хорошее дело, и я рискну. Как и у многих парней, у меня нет сотен баксов, которые нужно внести на еду, но какой-то богатый парень, который едет с нами, вносит их для меня, и я собираюсь в Россию».
И, конечно, в Кузбасс ехали далеко не только иностранцы. Здесь собиралось много рабочих из соседних губерний, сюда отправлялись люди и с Волги, и из столиц в поисках стабильной работы и хороших перспектив.
Реклама дала свои плоды. В 1922 году в Сибирь прибыло 400 первых колонистов, компанию которым составили 2 000 российских рабочих и инженеров.
Колонист Франк Круцкий-Новак о своих первых впечатлениях в России:
«Наконец-то мы ступили на русскую землю. Я не могу описать чувства всех нас, так как утром при высадке мы видели батальоны Красной Армии… Каждый батальон нес красные боевые знамена с золотыми буквами, сообщающими о его подвигах. Мы высадились под звуки Интернационала и выстроились перед красными полками».
Среди тех, кто оказался в России, были самые разные люди. Например, рабочий и инженер Джон Тучельский сперва приехал в Советскую Россию по линии общества технической помощи, а потом, узнав о том, что в Кузбассе строится нечто совершенно новое, отправился в Сибирь. Здесь Джона выбрали мэром американского поселка в АИК «Кузбасс».
Был создан и коллективный орган, который не только руководил колонией, но и представлял ее интересы вовне. В мае 1922 года он начал выпускать ежемесячный журнал Kuzbass Bulletin. Голландец Себальд Ратгерс стал председателем правления АИК «Кузбасс», должности главного инженера и технического директора достались американским инженерам.
Местные жители не были в восторге от десанта иностранцев и пытались сопротивляться этому. Во время партийных собраний случались конфликты. Особенно их раздражало, что иностранные специалисты получали значительно больше денег: советские рабочие и инженеры могли зарабатывать от 35 до 45 рублей, иностранцам платили от 70 до 160 рублей плюс премии в валюте. Впрочем, американцы добывали больше угля при меньшем количестве сотрудников.
Когда проект заработал, новое руководство первым делом сократило 20 % сотрудников (в основном советских рабочих) и повысило норму выработки на оставшихся. За первый год в АИК «Кузбасс» построили три лесопилки, несколько новых мостов и дороги, 50 коксовых печей, обновили инфраструктуру угольных шахт. За 1922 год под советским руководством кузбасские шахты выработали около семи тысяч тонн угля и 160 тонн кокса, а за первые полгода работы под американским руководством в 1923 году — почти 11 тысяч тонн угля и 300 тонн кокса. Впрочем, некоторые исследователи полагают, что дело было не только и не столько в эффективности американских управленческих новаций, сколько в экстенсивной разработке иностранцами преимущественно высоких пластов угля, менее трудозатратной, чем выработка более глубоких слоев, которой занимались раньше.
В АИК «Кузбасс» построили и запустили первый в России коксохимический завод. Постоянно прибывало новое оборудование, руководство пробовало новые методы работы. Колонисты занимались электрификацией окрестных территорий, построили мост, открыли сельскохозяйственную ферму, которая производила продуктов с избытком, в результате чего излишки стали продавать. Поселенцы добились серьезного финансового успеха. Например, 1924 год АИК заканчивала с чистой прибылью в миллион рублей.
Усилия и эффективность руководителей АИК были феноменальными. Повышая выработку угля, они старались улучшить и качество жизни рабочих, открывая в колонии библиотеки, клубы, общественные центры. В 1925 году Ратгерс пригласил в Кузбасс голландского архитектора Йоханнеса ван Лохема, который получил признание на родине как автор жилых проектов в стиле функционализма: Бетондорпа, Патрии, Тёйнвейк-Зёйда и Тёйнвейк-Ноорда. Вначале ему предложили проект массового городского строительства вокруг Кемерова и его перестройки, но впоследствии этими планами пришлось пожертвовать из экономии. Ван Лохем руководил строительством около тысячи жилых домов, а также спроектировал электростанцию, пожарную часть, общественный центр, магазины, школу и баню. Архитектор проработал в Кузбассе два года и оставил после себя значительное наследие.
Несмотря на старания администрации колонии и успехи промышленности, скоро на смену первым восторгам иностранцев от Сибири пришло разочарование. Столкновение с суровой реальностью Кузбасса стало для них испытанием.
Удобств для жизни не хватало. В большинстве домов даже в крупных сибирских городах не было водопровода и канализации, существовали серьезные перебои с поставкой еды и потребительских товаров. Еще осенью 1922 года рабочие в письмах из России в США жаловались на тяготы сибирской жизни: дефицит питьевой воды, бытовую неустроенность и холод. Два американца писали: «Эксперимент оказался ужасным провалом… Здесь нет никакой прибыли, которую можно было бы делить между колонистами. Колония, состоящая из 400 человек (из них половина — женщины и дети), находится в плачевном положении. Всем не хватает денег, чтобы вернуться в Соединенные Штаты. Санитарные условия ужасные <…> Одна американка покончила жизнь самоубийством из-за отчаяния».
Проезжая по России на поездах, колонисты наблюдали последствия голода, во время остановок видели морги, заполненные телами умерших от холеры. Атмосфера многим казалась гнетущей: кучи мусора вокруг Новокузнецка и Кемерова, насекомые, постоянные эпидемии — то тиф, то дизентерия, то холера. Немецкий рабочий Эрнст Лидтке возмущался: «Даже безработные в Германии живут в более приемлемых условиях, чем рабочие здесь, в Советском Союзе».
Отношения иностранцев с советскими рабочими были натянутыми, их недовольство постоянно выплескивалось в протесты. Неприязненно относились к интернациональной колонии и на других предприятиях Кузбасса, резонно считая ее опасным конкурентом.
Многие уезжали, почти половина колонистов продержалась в Сибири не больше нескольких месяцев. Уехал даже профсоюзный активист Билл Хэйвуд, стоявший у истоков колонии. Он отправился в Москву, где умер в 1928 году от алкоголизма. Иногда бывшие колонисты, вернувшись на родину, подавали жалобы на профсоюзы. Так, известен случай, когда член АИК обвинил свой профсоюз в мошенничестве, в результате чего в американский офис организации пришла полиция. Чтобы оказаться в Сибири, рабочий заплатил тысячу долларов за себя, жену и детей, но впоследствии посчитал себя жестоко обманутым. Особенно его возмущали постоянные приставания к его жене. Ее пытались убедить в том, что свободная любовь — непременный атрибут жизни в СССР.
Но были и такие колонисты, чей энтузиазм не угасал, они закрывали глаза на невзгоды и отказывались от удобств ради великой цели. Например, Рут Эпперсон восторгалась тем, что в колонии можно обходиться совсем без денег: «Еды здесь много, хотя диета слишком крахмалистая. Ты даже начинаешь любить черный хлеб, кислый, сырой и склонный к плесени… Свежих овощей и мяса, яиц, молока и меда довольно много, но сахар, белая мука, фрукты и мыло негде взять, кроме как в запасах колонии. Тем, кто предпочитает готовить самостоятельно, выдаются пайки на десять дней. Мыло и табак выдаются ежемесячно. Все члены колонии, кроме детей и матерей с младенцами, должны выполнять полезную работу. Взамен рабочие получают пищу, кров и некоторую зимнюю одежду: меховые шапки, перчатки и валенки. Общественная прачечная еженедельно стирает десять вещей на каждого работника. Обувной магазин ремонтирует обувь. Мы прекрасно обходимся без денег в Кузбасской колонии».
Администрация колонии замечала возникшие проблемы. Ратгерс предпринимал попытки остановить отток иностранных специалистов, разочарованных реальными условиями жизни и работы в сибирской утопии. Одной из таких попыток стал приезд в Сибирь ван Лохема, однако начинания голландского архитектора никто не подхватил. Жизнь колонистов оставалась трудной. Продолжая работу в Кузбассе, повышая производительность труда и добычу, иностранные специалисты все больше уставали и выгорали. Люди постоянно уезжали, а притока новых колонистов не хватало, чтобы восполнить потери.
Менялся и Советский Союз. Ленин, давший начало проекту в 1921 году, в 1924 году умер. НЭП, благодаря которой угольное предприятие вело широкую экономическую деятельность, подходила к концу. Идея интернациональных рабочих коммун ко второй половине 1920-х годов потускнела и уже не казалась такой привлекательной советским властям. «Коммунальный» период они теперь воспринимали как время подготовки к грандиозным свершениям — коллективизации и индустриализации, которые требовали совсем других масштабов, чем усилия нескольких сотен высококвалифицированных иммигрантов.
В конце декабря 1926 года советская власть разорвала договор с профсоюзами, АИК «Кузбасс» перестала существовать. Дальше действовали советские управленцы, и собственность колонии перешла в состав государственного предприятия «Кузбассуголь».
«В юности я воображала, что коммунизм может изменить и изменит природу человека: сделает его лучше, добрее, сделает настоящим братом своим товарищам. Теперь я не уверена, что коммунизм может это сделать. Но, во всяком случае, он может несколько улучшить социальную организацию человека, и ради этого я все еще готова работать», — так подытожила свой опыт Рут Эпперсон в переписке с Теодором Драйзером. Она сопровождала писателя в его путешествии по СССР в конце 1920-х годов, уже покинув Кузбасс.
Большинство колонистов уехали из Сибири и вернулись в США; лишь некоторые предпочли остаться на месте или вообще в Советском Союзе. Себальд Ратгерс работал управленцем и инженером, пока не уехал из страны в 1938 году. Джон Тучельский, избранный мэр АИК, уехал работать на Волгу инженером на заводе «ГАЗ». Спустя десятилетие его репрессировали. Герберт Калверт, грезивший штурмовыми отрядами коммунистов, уехал с женой в Калифорнию и прожил там до самой смерти в начале 1980-х годов. Рут Эпперсон вернулась в США в начале 1930-х и стала общественным деятелем и писателем, из под ее пера вышли такие книги, как «Ваня с улицы», «Мальчик Николка» и «Приключения в России: призрак Киргизии».
Наследие АИК «Кузбасс» оказалось огромным и дало толчок развитию всего региона, но вот память о нем почти исчезла. Лишь после распада Советского Союза в Кемерове появился музей «Красная горка», в котором рассказывается об этой части истории Кузбасса.
