Подчинение территории: как Советский Союз и его наследница Россия обращаются с ресурсами, людьми и природой
У пигментов и красок в Европе богатая история. Их поставки и производство были тесно связаны с географическими и геологическими особенностями территорий и существенно влияли на международную торговую политику. Европейцы постоянно стремились упростить и удешевить добычу пигментов или найти новые технологии обработки. Кардинальным образом на индустрию красителей повлияли колонизация Нового Света и применение рабского труда на захваченных землях. Пигменты, добываемые в колониях, были более дешевыми и устойчивыми и позволяли окрашивать ткани в промышленных масштабах. С развитием научно-технического прогресса и текстильной промышленности появилась необходимость разработки синтетических аналогов красителей, что, в свою очередь, повлияло и на художественную культуру.
Как делали самые популярные в Европе краски и что символизировал цвет в разные эпохи, изучаем вместе с исследовательницей искусства и автором канала «Безумные будни искусствоведа» Елизаветой Климовой.
Чтобы не пропустить новые тексты Perito, подписывайтесь на наш телеграм-канал и Instagram.
История красочных пигментов началась еще до нашей эры, когда на стенах пещер появились первые рисунки древних людей. Для росписи жители пещер использовали краски природного происхождения, делая их из минералов. Охру, марганцевую руду (диоксид марганца), оксид железа и мел смешивали со слюной, водой или животным жиром. Самую раннюю наскальную живопись (35–13 тысяч лет до н. э.) можно найти в пещерах на юге Франции (Фон-де-Гом, Ниа, Ласко), в Испании (Альтамира) и Южной Африке.
Еще до первых наскальных рисунков древние люди раскрашивали собственные тела и лица. Они покрывали себя красной охрой, которая защищала от укусов насекомых. Французский историк-медиевист Мишель Пастуро замечает, что уже в те далекие времена мужчины и женщины использовали красный цвет, чтобы привлечь внимание окружающих и украсить себя.
У некоторых коренных народов Северной и Южной Америки, Центральной и Южной Африки, Австралии и Папуа — Новой Гвинеи такой ритуал встречается до сих пор. Они используют не только охру, но и другие красящие вещества органического происхождения. Некоторые из них обладают антисептическими свойствами и предотвращают заражение ран.
В Древнем Египте производством красок занимались с 4000 г. до н. э. Знаменитый египетский синий получали из меди кальция, зеленый — из малахита, ярко-голубой — из азурита. Эти красители применяли для росписи гробниц. Также зеленым пигментом египтяне красили веки для защиты от солнца.
«Египтяне обладали очень прочной и красивой синей краской, которая сохранилась без изменения тысячелетия. Произведенные над ней опыты показали, что она выдерживает действие огня, щелочей и кислот», — пишет профессор Дмитрий Киплик в книге «Техника живописи». Синюю краску производили в Александрии из сплава (фритты) соды и окиси меди. По мнению многих исследователей, большинство красок древности содержит александрийскую фритту.
Египтяне производили красители не только для использования, но и на продажу. Как правило, одни и те же ремесленники делали краски для живописи и для быта, а также румяна, стекло, мыло и некоторые лекарства.
Мишель Пастуро в своих работах отмечал, что многие вещества служили для самых разных целей. Например, гематит — это и красный пигмент для художников, и бытовой краситель, легко окрашивающий воду, и лекарство, которое, как считалось, излечивает болезни крови и останавливает кровотечения.
Долгое время палитра древних художников была невелика и расширялась очень медленно. Древнеримский историк Плиний отмечал, что греческие живописцы Апеллес, Эхион, Меланф и Никомах писали свои произведения всего четырьмя красками: белой с острова Мелоса (мел), желтой аттической охрой, красной жженой охрой из Синопа и черной натурального происхождения — из угля, золы и жженой смолы.
Древние греки делали также белый свинцовый пигмент, который был популярен среди художников до XIX века. Помимо живописи его применяли в качестве косметического средства. Свинец — токсичное вещество, и его регулярное использование вызывает свинцовое отравление, которое может привести к смерти. Но женщины пользовались свинцовыми белилами множество столетий, они были популярны и в Средние века, и в Новое время. Только в 1921 году появилась конвенция международной организации труда, которая ограничила использование свинцовых белил в малярном деле, тогда же начали ограничивать и производство. Сейчас такие белила можно встретить только в художественных красках.
Римляне использовали красители, разработанные египтянами, греками и финикийцами. И хотя во времена Римской империи палитра живописцев стала значительно шире, «прежней благодарной живописи уж нет у нас, — сокрушался Плиний. — Мы были богаче искусством, когда были беднее материалом. Не душа, а материал ценится теперь в нем».
Римские красильщики особенно любили пурпур. Его получали из секрета моллюсков Murex trunculus и Purpura haemastoma, обитающих на восточном побережье Средиземного моря. Легенда гласит, что красящую способность пурпура открыла собака Геракла (по другой версии — Миноса), которая надкусывала раковины на морском берегу и вернулась к хозяину с мордой красного цвета. В другом варианте говорится, что пигмент открыли финикийские моряки. Якобы они вытаскивали из раковин крупных моллюсков на обед и заметили, что морские гады оставляют ярко-красные следы на руках, как будто пальцы окунули в кровь.
Производство пурпура было самым прибыльным промыслом Финикии и велось с большим размахом. Главными центрами пурпурной промышленности стали Тир и Сидон. Ткани из Тира считались самыми красивыми и качественными, их можно было стирать и подолгу носить, краска не линяла и не выгорала на солнце.
Под воздействием света, причем не только солнечного, но и лунного, окрашенные пурпуром ткани приобретали новые переливающиеся оттенки — от красного до фиолетового и черного. Иногда среди промежуточных тонов встречались розовый, красно-лиловый, синий и чисто красный. «Когда люди смотрят на пурпур, им кажется, будто перед ними какое-то живое магическое существо», — пишет Мишель Пастуро.
Стоимость пурпура была баснословной из-за сложности его производства. Для извлечения небольшого количества секрета требовалось собрать огромное количество раковин: из 12 тысяч моллюсков производили всего 1,4 грамма пигмента. На протяжении всей истории этот цвет ассоциировался с королевской властью.
В Средние века европейские художники предпочитали чистые и яркие цвета. Красный символизировал власть королей, феодалов или их наместников. Красный свинец природного происхождения, сурик (Minium), использовали миниатюристы (их потому так и называли), а для живописи брали киноварь (сульфид ртути).
В христианской иконографии красный цвет символизировал кровь Христову и Церковь, поэтому в Средневековье и Новое время облачения папы римского и кардиналов были именно такого цвета.
Также этот оттенок мог напоминать о менструальной крови, а значит, отсылать к греху. Такая трактовка осталась в наследие от Античности, когда менструацию воспринимали как «символ гнусности человеческого рода» (так, например, писал Плиний), а средневековые теологи усматривали в ежемесячных кровотечениях наказание Евы за грехопадение.
В эпоху Великих географических открытий ценной находкой для Европы стала мексиканская кошениль — насекомое-паразит, живущее на кактусе опунция. Сок кошенили давал глубокий, насыщенный красный оттенок. Для производства краски были пригодны только самки насекомого. Их собирали в период кладки яиц, высушивали и добывали сок, богатый карминовой кислотой, который перерабатывали в краситель. На килограмм красителя уходило около 150 тысяч насекомых, поэтому окрашенные кошенилью ткани стоили дорого.
В 1525–1530 годах сушеной кошенилью торговали ацтеки, однако в погоне за прибылью испанцы решили самостоятельно делать краситель. Они построили в Мексике обширные плантации кактусов, на которых разводили ценных насекомых. Выведенная таким образом кошениль была в два раза крупнее дикой и чаще размножалась. В середине XVIII века количество кошенили, ввозимой в Европу, оценивается в 350 тонн в год. Прибыль от нее была равна доходам от экспорта полезных ископаемых.
В конце XVIII века в Европе начали создавать аналоги мексиканской кошенили. Голландские ботаники вывели улучшенный сорт красящей травы марены, в Турции разработали собственный краситель, который назвали турецким красным, или адрианопольским — по наименованию города Адрианополь. Рецепт изготовления этой краски хранили в строжайшем секрете. Известно лишь, что к его основе, марене, добавляли различные протравы, растительные масла, животные жиры и экскременты.
В конце XVIII века в Германии (Тюрингии) и Франции (Эльзас, Нормандия) начали производить краску на манер адрианопольской. Ткани, выкрашенные адрианополем, служили владельцам очень долго.
Особое место в европейской живописи и торговле занимал синий цвет. С XII века Деву Марию стали изображать в синем одеянии, что символизировало ее чистоту и статус Царицы небесной. Художники использовали краску, полученную из лазурита (ляпис-лазури), полудрагоценного камня из Афганистана.
Стоимость краски была очень высокой из-за сложной логистики и многоэтапного процесса изготовления. Лазуритовую пудру смешивали с пчелиным воском и растительными смолами, подогревая и помешивая, пока не получали субстанцию, похожую на пластилин. Ее делили на брикеты и оставляли на несколько дней. Затем брикеты помещали в горячую воду, синий пигмент вымывался, а все примеси оставались в пасте.
В XII веке синий стал официальным цветом герба французского короля, а затем вошел в моду у высшей знати. Историк Мишель Пастуро пишет: «В ту эпоху король Франции был единственным европейским государем, на чьем гербе присутствовал синий цвет. Этот цвет, вначале династический и лишь впоследствии ставший геральдическим, вероятно, был избран несколькими десятилетиями ранее в честь Девы Марии, покровительницы французского королевства и династии Капетингов».
В синее был одет легендарный король Артур, герой британского эпоса и многочисленных рыцарских романов. В литературных текстах Средневековья с синим цветом ассоциировались радость, любовь, верность, покой и утешение. Для некоторых авторов он был самым прекрасным и благородным из цветов.
Для ярко-синих тканей красильщики использовали вайду — растение семейства крестоцветных, которое можно найти во многих регионах Европы. Вайду выращивали в промышленных масштабах, но процесс изготовления был долгим и грязным, что сильно повышало стоимость краски. Собранные листья перемалывали в специальных мельницах, затем полученную массу настаивали две-три недели, чтобы она перебродила, после чего из нее делали небольшие шары, которые высушивали под навесом на решетчатых лотках. И только после этого заготовки продавали торговцу вайдой, который превращал их в краску. С 1220–1240-х годов Лангедок, Тюрингия, Саксония и некоторые другие регионы Европы стали специализироваться на выращивании вайды, что значительно их обогатило.
Колонии и краски
Колониальная политика европейский государств существенно повлияла на красочную промышленность. Многие пигменты, вывозимые с захваченных территорий Азии, Африки или Нового Света, оказывались гораздо дешевле, чем добываемые в Европе или экспортируемые из восточных стран. Низкая стоимость продукта достигалась за счет рабского труда, за который не нужно было платить. Несмотря на сопротивление европейских цехов, пытающихся сохранить производство красок из традиционных пигментов, внедрение новых устойчивых и дешевых красителей было не остановить.
Настоящей революцией стало открытие индиго — экзотического синего пигмента, который добывают из листьев индигоноски. Пигмент был известен с древности, но власти многих европейских стран запрещали его ввоз и применение, чтобы защитить местных производителей вайды, обогащавших казну. Во Франции и в некоторых областях Германии красильщикам очень долго было запрещено применять индиго.
Индигоноска росла в Индии и на Среднем Востоке, и окрашивание в цвет индиго там практиковалось с неолита. В Судане, на Цейлоне и в Индонезии одежда в синих тонах была в моде, однако довольно быстро индиго стал преимущественно экспортным продуктом. В частности, его вывозили на Ближний Восток и в Китай.
Римляне и греки тоже были знакомы с индиго, но цвет не пользовался спросом: в этих культурах синий цвет ассоциировался с варварами. Римляне считали индиго минералом и называли его «индийским камнем (lapis indicus). Это было связано с тем, что индиго продавался в высушенном и спрессованном виде, компактными блоками.
В XV веке из-за турецкого нашествия на страны Ближнего Востока и восточной части Средиземноморья поставки товаров из Индии и Азии в Европу были затруднены. Проблему решило открытие Нового Света. Американская индигоноска давала более стойкий и качественный краситель. Особенно выгодным экспорт индиго стал для Испании, которая владела большинством колоний.
С середины XVI века через Геную начали массово поставлять индиго из Вест-Индии, а Венеция возобновила его импорт из Ост-Индии. К концу столетия в торговлю красителем включились Англия и Голландия. Последними стали Германия и Франция, где целые регионы жили за счет производства конкурентной вайды.
В 1878 году немецкий химик Адольф фон Байер открыл процесс химического синтеза индиготина, и 12 лет спустя фирма BASF (Badische Anilin und Soda Fabrik) начала промышленное производство его искусственного аналога. Это, в свою очередь, привело к необратимому упадку плантаций индиго в Ост-Индии и Вест-Индии.
В XIX веке в моду вошел египетский коричневый (mummy brown, мумия коричневая) цвет. Эту краску производили из египетских мумий. Считалось, что в них содержится битум — смолистое вещество из группы углеводородов.
В XVIII–XIX веках ущерб от разграбления египетских гробниц достиг невиданных масштабов. Мумии стали самыми популярными трофеями европейских путешественников. Они сравнительно легко извлекались и перевозились, а в довесок к ним шли ценные погребальные артефакты и папирусы. Образ мертвого тела, завернутого в бинты, настолько завораживал европейскую публику, что для его «распаковки» устраивали публичные представления. Европейские археологи утверждали, что египтяне с энтузиазмом занимались торговлей мумиями и не испытывали особых чувств из-за продажи тел своих предков.
В 1920-х годах сотрудник Британского музея Уоллис Бадж заявил: «Какую бы вину ни возлагали на отдельных археологов за вывоз мумий из Египта, каждый непредвзятый человек, хоть немного разбирающийся в этом вопросе, должен признать, что когда мумия переходит под опеку попечителей и попадает в Британский музей, у нее гораздо больше шансов сохраниться там, чем в любой гробнице, царской или иной, в Египте».
В 1835 году египетское правительство обеспокоилось темпами вывоза древних ценностей из страны. Египтяне пытались остановить раскопки и обеспечить сохранность любых археологических находок, запретив их вывоз. Однако законы не работали. После 1858 года на все раскопки и экспорт требовалось разрешение Службы древностей в Каире, что привело только к росту цен и контрабанде.
Неизвестно, в какой момент мумии стали рассматривать как материал для изготовления красок. Возможно, этому поспособствовали аптекари, которые использовали порошок мумифицированных тел для изготовления лекарств, считая, что в нем содержится целебный битум.
На протяжении XVIII–XIX веков краску из мумий описывали в трактатах о живописи и художественных словарях. Некоторые исследователи того времени считали, что качество красителя напрямую зависит от частей тела мумифицированного человека. Например, пигмент из мышц давал более тонкие оттенки.
Существовали разные рецепты приготовления краски. В одном немецком источнике описывается такая процедура. Разрезанную мумию замачивали в воде на несколько дней, затем грязную воду сливали, мумию измельчали, получившийся материал фильтровали шесть-восемь раз, а в финале сушили и растирали в порошок.
Художники по-разному относились к мумии коричневой. Египтоманы охотно присутствовали на публичных «распаковках» мумий и любили использовать эту краску в изображении восточных сюжетов. Но многие художники не знали о человеческом происхождении египетского коричневого. Когда английский прерафаэлит Эдвард Бёрн-Джонс выяснил, что именно стало основой коричневого пигмента, он в буквальном смысле похоронил свои запасы краски, проведя скромную церемонию.
В начале ХХ века мумии окончательно запретили вывозить из Египта, что привело к резкому снижению популярности красителя. Помимо сложности с доставкой исходного материала, художники признавали низкое качество такой краски. Она быстро выцветала и осыпалась и в целом не имела никакой ценности, кроме впечатляющего происхождения.
Несмотря на все противоречия, художники прекратили использовать мумию коричневую лишь в двадцатых годах ХХ века.
Древнейший желтый пигмент получали из охры, глины с высоким содержанием гидроксидов железа. Она была известна человечеству уже в эпоху палеолита. Помимо охры художники работали с природным сульфидом мышьяка, очень токсичной краской, которая давала великолепные сияющие желтые тона. В XV–XVI веках популярность набрали краски, изготовленные на основе сплава свинца и олова. А в XVI–XVII веках многие художники перешли на умбру — при накаливании она приобретала красно-коричневый оттенок.
Символика желтого цвета на протяжении всей истории искусства была противоречивой. В раннем Средневековье цвет ассоциировался с любовью и красотой, в позднем — с завистью, ложью и предательством. Средневековые критики рассматривали его через призму человеческой физиологии, цвет соотносился с желчью и мочой.
В XIII веке желтый стал неотъемлемым цветом Иуды, желтое одеяние и рыжие волосы олицетворяли его вероломство. В искусстве позднего Средневековья многие предатели, клятвопреступники и бунтовщики были рыжими, например Далила или Каин.
Помимо предательства, желтый мог символизировать ересь. Мишель Пастуро в своей книге «Желтый. История цвета» обращает внимание, что средневековая иконография была тесно связана с законами начала XIII века, которые предписывали представителям различных социальных и этнических групп носить определенную одежду. Евреи, которых считали еретиками, должны были отличаться от христиан, поэтому в их наряде присутствовал желтый цвет. Сначала это были особые знаки или деталь гардероба, а затем и все одеяние целиком. «В результате дискриминационный и позорный знак на одежде превратился в иконографический канон, который переживет Средневековье и еще долго просуществует в живописи Нового времени», — пишет Пастуро.
Подобная трактовка желтого цвета привела к формированию любопытного обычая. На закате Средневековья и в раннее Новое время дом важного лица, обвиненного в государственной измене, ереси или оскорблении монарха, стали красить в желтый цвет. Впервые это произошло в Италии в конце XIII века, а в последующие десятилетия традиция распространилась на Южную Германию и соседние с ней области.
Такая участь, например, постигла парижский дворец адмирала-гугенота Гаспара де Колиньи. Его убили в собственной постели 24 августа 1572 года, в разгар Варфоломеевской ночи (массовое убийство гугенотов католиками), посмертно судили и признали виновным в оскорблении короля и посягательстве на целостность государства. Труп Колиньи был выпотрошен и обезглавлен, а затем повешен за ноги на Монфоконской виселице. Имущество Колиньи было конфисковано, а двери и окна его дворца — выкрашено желтой краской «дабы все знали о его ужасающих преступлениях и о справедливом приговоре суда».
Трактовка черного цвета в культурах разных стран отличается. Он воспринимался как олицетворение тьмы и смерти, символ аскезы и ухода от мирских благ, часто черный означал траур, а на исходе Средневековья стал ассоциироваться с богатством.
Черный вошел в моду в середине XIV века. Это было связано с законами против роскоши и предписаниями об одежде в нескольких европейских государствах. Законодателями моды на черный цвет стали представители итальянского патрициата и богатые купцы, не достигшие вершины социальной лестницы, которым запрещали носить одежду ярких цветов. В знак протеста они облачились в черное.
Пигменты черной краски добывали из коры, корней или плодов деревьев: ольхи, грецкого ореха, каштана и некоторых разновидностей дуба. Чтобы добиться насыщенного цвета, красильщики использовали железные опилки. Их подбирали в кузницах или из-под точильных камней ремесленников, а затем длительное время выдерживали в уксусе. Однако такая краска, несмотря на глубокий цвет, не отличалась стойкостью и часто разъедала ткань.
Одежда должна была соответствовать статусу обеспеченного человека и быть хорошо прокрашена, поэтому требовалось изменить технологию. В 1360–1380-х годах мастерам удалось изобрести новый, более устойчивый способ получения цвета. Мода на черный быстро распространилась среди европейских правителей. В черное одевались герцоги Бургундии Филипп Добрый и Карл Смелый, император Карл V Габсбург и его сын испанский король Филипп II и т. д.
Решением проблемы стал галл, или чернильный орешек (granum quercicum), — маленький шарообразный нарост, появляющийся на дубовых листьях. Краска из чернильных орешков стоила неимоверно дорого. Для ее производства требовалось огромное количество сырья, которое приходилось импортировать из Восточной Европы, с Ближнего Востока или из Северной Африки, потому что центральноевропейские дубы давали мало чернильного орешка и плохого качества.
Пигмент под названием «бразил» (bresileum) добывали из деревьев семейства цезальпиниевых, растущих в Индии. Древесина была красного цвета, но красильщики из Венеции, Флоренции, Брюгге, и Нюрнберга с помощью разных технологий получали из нее розовые и оранжевые тона.
Герцог Жан Беррийский был поклонником всего нового и одним из первых стал одеваться в розовое и оранжевое и наряжать в эти цвета своих придворных. Его примеру последовали другие правители. В XV веке популярность оранжевого была настолько велика, что ему решили придумать название. За сходство с апельсином («orange» на старофранцузском) цвет окрестили именно так.
В начале XVI века европейцы обнаружили в Новом Свете другие виды этого дерева: в Центральной Америке — кампешевое, в Южной — фернамбуковое. По одной из версий, Бразилия получила свое название именно в честь древесины фернамбукового дерева, настолько был популярен этот материал. Именно Бразилия, а не Индия, стала главным поставщиком новой краски в Европу. Использование рабского труда позволило опустить цену на бразильскую древесину ниже азиатской.
Живопись XVI–XVII веков свидетельствует о ненавязчивом присутствии оранжевого в гардеробе представителей высшего общества, как мужчин, так и женщин. Временами этот оттенок становился политическим и династическим. Во второй половине XVI века это был цвет принцев Оранского дома, защитников Реформации и борцов за независимость Нидерландов от испанской короны.
Начиная с XVIII века ученые и ремесленники работали над выведением искусственных красителей, которые заменили бы дорогостоящие натуральные пигменты. Первыми результата добились в Германии в 1704 году. Красильщик Дизбах готовил красные пигменты, используя в качестве субстрата соль поташ и щелочь, и случайно получил вместо красного пигмента фиолетовый, а затем и синий. Рецепт нового красителя попал в руки предприимчивому профессору Иоганну Фришу, и пять лет спустя берлинская (прусская) лазурь поступила в продажу. В 1712 году ее стали экспортировать в другие страны Европы.
В XIX веке наступила эпоха кобальтовых красок. В 1802 году по распоряжению Наполеона французский химик Луи Жак Тенар разработал кобальтовый синий. Чуть ранее, в 1780 году, шведский ученый Свен Риман смог получить пигмент зеленого цвета, которые позже назвали кобальтовой, или римановой, зеленью. В продажу риманова зелень поступила только в 1835 году, а популярной стала еще позже, в 1860-х. Кобальтовый фиолетовый (фосфат или арсенат кобальта) появился для продажи в 1859 году, а кобальтовый желтый (нитрит алюминия кобальта), выведенный в Бреслау в 1830 году, компания Saint-Evre впервые представила в 1852 году.
Развитие науки в XIX веке способствовало созданию многих синтетических пигментов, которые сильно повлияли на текстильную промышленность и моду и значительно расширили палитру живописцев. Яркие цвета, разнообразие оттенков, удобная упаковка красок в тюбики идеально послужили для воплощения новаторских идей художников-модернистов и навсегда изменили историю искусства.
