Уже много десятилетий мировая статистика по бракам показывает не очень большую популярность этого социального института. В странах — лидерах по разводам расставанием заканчивается больше половины браков. «Поколение Z» меньше всех предыдущих поколений занимается сексом. Последнее связывают с тем, что молодые люди не склонны состоять в долгосрочных отношениях. Мы разучились любить? Израильская социологиня Ева Иллуз предлагает детальный анализ современных трансформаций в области романтических отношений. Что поменялось в мире любви и как с этим жить?
Гуманизм эпохи Просвещения перевернул европейскую культуру. Одной из важных перемен стало новое понимание брака: супружеские связи начали выстраиваться на основе чувств и воли будущих супругов. Примерно до XIX века браки в Европе определялись материальными или статусными соображениями, а чувства считались для этого слишком ненадежными.
Во второй половине XX века борьба женщин за право распоряжаться собственным телом и сексуальностью привела к тому, что секс до брака и девственность перестали иметь большое значение. Этот период называют сексуальной революцией. Ева Иллуз считает, что с этого момента начала сексуализироваться вся наша социальная жизнь. Теперь, когда секс не регулируется нормами морали, он стал регулироваться рыночной логикой. Сексуальность стала типом капитала, а людей могут оценивать с точки зрения их сексуальной ценности: внешности, одежды, компетенций и количества сексуальных партнеров в «послужном списке» (по-английски говорят body count — буквально «счет тел»). Секс теперь не завершает фазу ухаживаний, а становится ее началом или же просто практикуется сам ради себя, «без обязательств».
Когда секс стал «товаром», женщины парадоксальным образом фактически оказались еще более зависимыми от мужчин, потому что сексуальная ценность женщин по-прежнему определяется мужчинами. Мужской взгляд решает, что сексуально и что нет, и именно мужчины владеют наибольшей долей капитала в индустриях порнографии, секс-работы, рекламы и одежды. «Практически невозможно отличить овеществление [объективацию, это один из вариантов перевода. — Прим. ред.] от признания, поскольку ценность женщины во многом определяется ее сексуальной привлекательностью и сексуальной компетентностью», — пишет Иллуз.
Пока ценность мужчины определяется количеством сексуальных контактов, женщины по-прежнему считаются ответственными за благополучие эмоциональных отношений. По статистике, женщины чаще боятся разрыва — у них тревожный тип привязанности, а мужчины боятся потерять свою свободу, вступив в близкие отношения, то есть у них в этой классификации избегающий тип привязанности. Хотя есть данные, показывающие, что брак улучшает жизнь мужчин сильнее, чем жизнь женщин, мужчины все равно на 10 % менее склонны считать брак одним из своих жизненных приоритетов. Мужчины гораздо болезненнее переживают разрывы и больше страдают от одиночества, но не готовы отказаться от своего статуса ради чувств и связей. Поэтому в основном женщины изучают литературу по самопомощи, инициируют парную психотерапию и пытаются научиться строить гармоничные отношения.
Стоит заметить, что эти выводы относятся только к индивидуализированным культурам, где нет крепкого сообщества. В коллективистских обществах, где гармоничные отношения с окружающими поощряются независимо от гендера, нет разрыва между мужчинами и женщинами по признаку обеспокоенности хорошими отношениями.
Правил, регулирующих отношения, стало намного меньше, а неопределенность выросла. Понять, когда секс — это только секс, а когда существует возможность эмоциональной связи, стало очень сложно. Если раньше существовали определенные сценарии ухаживаний, где жесты могли достаточно ясно все показать, то сейчас в сфере секса и эмоциональных взаимоотношений полная неразбериха. Чтобы построить социальную связь, нужно время, традиционная социальность основана на ожидании взаимной отдачи в будущем. А когда социальные отношения начинаются с секса, то эта последовательность и время сближения теряются, а будущее остается неопределенным. Ева Иллуз называет такие связи негативными.
«Отсутствие полновесной нормативности проистекает из самой практики свободы и связанных с ней позитивных предписаний, таких как самодостаточность, независимость и гедонизм. Эти позитивные предписания порождают негативные связи — связи, которые нормативно нечетки, хаотичны, имеют множество определений и целей и являются территорией проявления чьей-либо независимости посредством их прекращения или отказа от выбора».
Ева ИллузКнига «Почему любовь уходит»
В ситуации, в которой главная ценность — это свобода не вступать в отношения, какие угодно действия, направленные на их построение, могут оказаться обесцененными в любой момент. Императив свободы не позволяет призвать к ответу человека, который еще вчера, казалось бы, проявлял интерес к вашей персоне, а сегодня решил разорвать всякую связь. Разрыв связей никак не наказуем и не несет моральных рисков. Социологические исследования показывают, что современные молодые люди часто не понимают, как интерпретировать сексуальные связи, поэтому становятся популярными инструкции, как понять, в каких вы отношениях.
Когда многое непонятно, сложно осмелиться быть уязвимыми, и поэтому есть соблазн обеспечить себе контроль над ситуацией с помощью объективации другого. «Все происходит так, словно в процессе обесценивания партнера и обращения с ним как с инструментом человек возвращает себе ощущение власти», — пишет Ева Иллуз. Но ценой такой объективации оказывается отсутствие эмоциональной связи с сексуальным партнером. Человеческое общение здесь обменивается на власть и доминирование. Такие связи могут помочь чувствовать себя «крутой», но не утоляют одиночества.
Даже если романтические отношения оказались долгими и благополучными, в современном западном мире нет институтов, санкционирующих разрыв. Культурная социологиня Энн Свиндлер в своем исследовании американцев среднего класса показала, что главным предписанием к действию для них является свободная воля. Религиозные и нерелигиозные люди равно считают: если человек понимает, что отношения ему вредят, он или она может их разорвать.
Тревога, которую вызывает такая изменчивость чрезвычайно важных связей, видна по размеру индустрии самопомощи, коучинга по отношениям и психотерапии.
Получается, что мы живем в эпоху, когда старые каноны отношений уже не имеют обязывающей силы, а новых четких правил нет. Вместо них действуют неозвучиваемые правила рынка, которые воспроизводят старые структуры угнетения по расовому, гендерному, возрастному и классовому признаку. Даже среди всей тревоги и неопределенности понятно, что возврат к викторианской морали — это не выход. Какими можно представить новые правила отношений, где бы никого не угнетали?
Действительно, в игре в дейтинг часто получается, что тот, кто испытывает чувства, а не объективирует другого, проиграл. Но логика конкуренции не исчерпывает все мотивы романтических свиданий. Терапевтическая культура, которая развивается параллельно с ростом неопределенности в сфере человеческих отношений, приносит новый лексикон и новые способы распознавать и выражать эмоции. Феминистская антропологиня Карла Фриман провела исследование на острове Барбадос в Карибском море и заметила, что с проникновением современной логики в культуру острова, люди, которые раньше совершенно не имели словаря для разговоров о чувствах, стали больше о них говорить. Может быть, этот тот случай, когда неолиберальный капитализм сам подпитывает семена своего разрушения.
Если мы ищем новые правила для взаимоотношений, вдохновением могут стать полиаморные или немоногамные партнерства. Литература, объясняющая этот тип партнерства, делает очень четкий упор на коммуникацию и предельную ясность правил. В культуре согласия вообще очень много обсуждений границ взаимодействия. С другой стороны, этическая немоногамия основывается на идее контракта, которую тоже можно критиковать. В любом случае, вокруг этики и практики полиамории развиваются дебаты об отношениях вообще, которые могут быть интересны и тем, кому такая форма не близка.
На более общем уровне этике доминирования и конкуренции можно противопоставить этику любви, как это делает черная феминистка белл хукс в своем эссе «Любовь как практика свободы»:
«Этика любви подчеркивает важность служения другим. В системе ценностей Соединенных Штатов любая работа, связанная со служением, обесценивается. Но служение усиливает нашу способность к сопереживанию и углубляет наше понимание реальности. Чтобы служить другому, я не могу считать его объектом, я вынуждена видеть его субъективность».
белл хукс, «Любовь как практика свободы»
Этот призыв к эмпатии повторяется в этических позициях многих народных политических движений. «Отечество — это другой (La patria es el otro)» — гласит лозунг аргентинских перонистов и призывает к взаимопомощи, к заботе о другом как о своей родине. Марксист Алексей Цветков писал о революционном потенциале эмпатии. Даже Мировой экономический форум задумывался над эмпатичной альтернативой капитализма. Ни женщины, ни мужчины эпохи «Тиндера» не разучились испытывать теплые чувства и строить близкие связи. Но чтобы эта способность не оставалась подавленной в страхе потерять контроль, необходимы культурные изменения.