Подчинение территории: как Советский Союз и его наследница Россия обращаются с ресурсами, людьми и природой
Чтобы не пропустить новые тексты Perito, подписывайтесь на наш телеграм-канал и Instagram.
Меня зовут Аюна Шагдурова, и я дочь иркутской бурятки. До земли моих предков не добрался буддизм с юга, а насильственная христианизация оказалась поверхностной. Это накладывает на мою жизнь, как бы выразился западный человек, мистический отпечаток — здесь сильны шаманские верования. Летние каникулы в Иркутской области, на родине моей мамы, всегда носили магический оттенок. Правила жизни здесь отражают близкое соседство людей с потусторонним: духами местности и предков, небесными покровителями рода. Мне такая близость казалась опасной. Этим летом я решила перестать бояться и открыто посмотреть на эту часть моей семейной истории.
«Не зови по имени, темно же!» — когда-то часто наставляла мама. Сейчас я уже помню об этом правиле и придерживаюсь его. Мама выросла в деревне Корсук, расположенной в Усть-Ордынском Бурятском автономном округе Иркутской области. Она уехала оттуда в семнадцать, поступив в Институт культуры в Ленинграде, и с тех пор приезжает раз в несколько лет навестить близких и на тайлганы — родовые молебны.
В этой деревне я познакомилась с бурятскими шаманскими обычаями. Семейные, родовые тайлганы, угощение духов предков, разные запреты и просто мистические истории — Корсук стал для меня, рожденной и выросшей в Петербурге, насыщенным магией местом. Но никогда я не относилась к ней с пренебрежением и не зову людей по именам после захода солнца, ведь тогда их душу унесет с собой чертик-бохолдой.
«У нас тяжелые места», — говорит муж моей тети, старшей маминой сестры. Он родом из таежной деревни на 20 домов. Эти места принадлежали тунгусам, но с приходом бурятских племен несколько веков назад они ушли в леса. Тайга стала источником пропитания и для бурят, в ней охотятся и занимаются собирательством.
Тунгусское прошлое тайги дает о себе знать. Так, тунгусы хоронили своих шаманов в дуплах деревьев. Однажды на такое дерево наткнулись сотрудники (украинцы, вспоминает дядя) местного леспромхоза. Находка испугала мужчин, и на следующий день валить лес стало некому. Можно сказать, тогда шаману удалось защитить тайгу, но ненадолго. Рубка леса продолжалась и продолжается, Иркутская область считается одним из лидеров лесной промышленности в России.
В деревне есть поверье о белой козе, которую встречают в тайге жадные, не знающие меры охотники. Такой облик принимает тунгусская шаманка, защищающая свой лес. Если мужчина убивает слишком много животных, больше необходимого для пропитания, шаманка его наказывает, и он сходит с ума. Так, один юноша изрезал себя ножом, пока родители были в соседней комнате. Они ничего не услышали, а парень умер от потери крови. Другой житель деревни начал странно себя вести — истерично смеяться время от времени и что-то невнятно болтать — после очень удачной охоты с множеством трофеев, но родители успели его отмолить. Для этого приглашают шамана, и он, преподнося угощения в виде мяса, молока и водки, просит прощения у духа.
Как-то за ужином в кругу родни зашел разговор о похоронах. Я посетовала, что погребальные обычаи у восточных бурят запрещают женщинам ездить на кладбище в день похорон, да и могилы навещать не принято: считается, что это тревожит душу умершего и мешает ее перевоплощению. В прошлом году умерла моя бабушка, и, хоть я приехала на похороны, ее могилу так и не увидела.
У иркутских бурят, рассказали родственники, прощание проходит по-другому, женщины ходят на кладбище, ухаживают за могилами и навещают в родительский день. А еще мне поведали о правиле, действующем в некоторых деревнях. Если в поселении умирает незамужняя, девственная девушка, ее тело не предают земле, а сжигают. Огонь очищает, и таким образом жители защищают себя от души умершей, иначе она будет ходить по деревне и забирать души детей, которых у нее никогда не было.
Заблудшие души не только девственницы — умершие не своей смертью, алкоголики, самоубийцы. Их привидения орудуют ночами на дорогах, забирая души живых людей. Чтобы избежать встречи с ними, после захода солнца можно ходить только по краю дороги, не посередине. Это правило спасает и от случайных пьяных водителей.
Много раз мы возвращались из гостей в густой деревенской темноте, и мама рассказывала про свинью-оборотня, нападающего на людей после заката. В Корсуке свиньи всегда были на вольном выпасе, и однажды появилось животное, которое ночами кусало местных жителей, а днем превращалось то ли в зэчку, то ли просто в злобную старуху. Бывших заключенных в округе было, действительно, много: в этом районе еще в 1932 году была организована женская исправительная колония спецпереселенцев. После освобождения некоторые женщины оставались здесь жить.
Однажды сельчане устроили облаву на животное и подбили ему ногу, а на следующий день обнаружили, что одна из деревенских старух ходит с перебинтованной ногой. Так, говорят, и вычислили ее. Что было дальше, не знаю, но гулять ночью по деревне боюсь до сих пор.
Однажды мы доехали с родней до магазина, а напротив него стоял старый, заброшенный амбар. В жаркие дни там обитали лошади, укрываясь от солнца. «Хороший дом рядом был, его семья перевезла в новое место, а амбар оставили». Я спросила: «Почему бы просто не продать дом и не купить новый в другом месте?»
Ответ был такой. В каждом доме есть монгол-бурхан, домовой. Монгол привязан именно к территории, к дому, и, в отличие от домового в славянской культуре, с семьей на новое место не перебирается. Заботясь о благополучии соседей, съехавшая семья угощала монгола молоком и мясом и на новом месте, иначе голодный дух мог стать опасным для живущих рядом с его домом людей. Продать старый дом, особенно если предыдущие жильцы не просто съехали, а умерли, может оказаться сложной задачей. Новым хозяевам придется разобрать дом до нижних бревен и перевезти его в другое место, а до перевозки — сварить саламат (блюдо из сметаны и муки) и мясо и зарыть еду под полом, чтобы монгол остался у еды.
Все эти переживания, страхи, загадочные истории важны для меня по двум причинам. Во-первых, шаманская система правил поведения, ценностей и принципов помогает обрести чувство безопасности и защищенности. В этом можно увидеть инфантилизм или перекладывание ответственности за собственное здоровье и благополучие на зыбкое и невнятное: духов, домовых, бурханов. Но также эта система способствует становлению вдумчивого отношения к окружающему миру, где человек не центр мироздания, где необходимо считать природу за равную, где думаешь о своих предках — и это дает опору, заземляет — и о своих потомках, для заботы о которых ты стараешься быть хорошим человеком. Ведь все, что ты делаешь, отражается на жизни твоих детей и их детей.
Во-вторых, эти истории наполняют мою идентичность. Да, я родилась и выросла вдали от малой родины, но я знаю ее истории, мифы и легенды. Я в первую очередь носитель знания и только потом (на выбор) веры. Моя мама — иркутская бурятка, я — дочь иркутской бурятки, и мои дети, неважно, какую идентичность они обретут, будут знать истории нашей малой родины.
Если вы хотите рассказать свою историю, то пишите нам на [email protected].