Подчинение территории: как Советский Союз и его наследница Россия обращаются с ресурсами, людьми и природой
В 2022 году в издательской программе Музея «Гараж» вышла книга независимого исследователя Алексея Конакова «Убывающий мир: история „невероятного“ в позднем СССР». Те, кто жил в позднее советское время, помнят постоянные разговоры об экстрасенсах, йогах, внеземных цивилизациях, снежном человеке, Тунгусском метеорите и мумиё на прилавках. Знаменитый режиссер Вернер Херцог даже снял про это фильм «Колокола из глубины».
«Советское невероятное» начало складываться почти сразу после Великой Отечественной войны, широко распространилось во время хрущевской оттепели, стало более изощренным и разнообразным в период брежневского застоя, достигло пика популярности вместе с горбачевской перестройкой и еще какое-то время оставалось востребованным в новой России. Мы публикуем главу шестую «Многоликая криптобуржуазность».
Купить книгу можно в магазине Музея «Гараж». А еще можно послушать подкаст издательского отдела Музея «Гараж» о современном нон-фикшене вместе с Алексеем Конаковым «Йети, НЛО, Тунгусский метеорит и другие кинки советского человека». Подкаст на Apple Podcasts, Яндекс.Музыке или Spotify.
Чтобы не пропустить новые тексты Perito, подписывайтесь на наш телеграм-канал и Instagram.
Подъем интереса к траволечению соответствует двум важнейшим трендам эпохи:
В семидесятые и восьмидесятые годы экологические активисты часто действовали вместе с активистами Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры (ВООПИиК), одной из колыбелей русского национализма в СССР; символом слияния экологизма и национализма в критике советской индустриализации были популярные фотографии колокольни Никольского собора в Калязине, затопленной при строительстве Угличской ГЭС. Все это прекрасно согласовывалось с криптобуржуазностью позднесоветского общества, желающего счастливо, спокойно и долго жить в максимально комфортных условиях. Забота об окружающей среде логично следовала за заботой о собственном здоровье, родная природа понималась как кладезь целебных веществ, которые необходимо ценить и беречь превыше всего: «Самые физиологические, самые полезные для человека лекарства находятся вокруг нас. Это сияющее на небе солнце, чистый воздух, прохладная вода, это растения — бескорыстные друзья человека, которые очень многое дают ему, практически ничего не получая взамен».
В отличие от аристократического монархизма и пролетарского социализма, национализм исторически был идеологией именно буржуазной; соответственно, обращение к национализму становилось для советского обывателя (давно списавшего в утиль романтическую риторику интернационального долга) одним из немногих способов выразить и одержимость условиями своего проживания в своей стране, и решительное безразличие к проблемам всего остального мира.
Русский национализм и «советское невероятное» имели много точек соприкосновения. Писатель-националист Леонид Леонов интересовался «летающими тарелками», художник-националист Илья Глазунов был одним из первых адептов «фолк-хистори» (идеологизированных нарративов о том, что русские — древнейший народ мира). Националистических сантиментов не чужды и две «невероятные» исторические теории, созданные в «длинные семидесятые»: полумистическая концепция Льва Гумилёва о приходящих из космоса «пассионарных толчках» и рождении великорусского «суперэтноса» и ревизионистская «новая хронология» математика Анатолия Фоменко, радикально удлиняющая русскую историю и объявляющая Россию фактической ровесницей Древнего Египта и Древней Греции. Однако лучше всего буржуазная природа русского национализма видна благодаря его тесным связям с дискурсом о «невероятном здоровье» — обеспокоенность «вымиранием русского народа» и проекты оздоровления нации были общим местом в рассуждениях многих приверженцев «русской идеи».
Выразительным примером можно считать «движение трезвенников», инициатором которого в начале восьмидесятых стал Фёдор Углов, известный ленинградский хирург, убежденный, что государство намеренно спаивает русских людей. (В частности, Углов боролся за исключение кефира из рациона питания в детских садах, полагая, что содержащийся в кефире алкоголь с младых ногтей приучает детей к пьянству.) В 1983 году идеи Углова были подхвачены в Новосибирске, где образовалось первое в СССР Добровольное общество трезвости (ДОТ) (показательно, что именно члены ДОТ составили чуть позднее костяк новосибирского отделения националистического общества «Память»), а после выхода в 1985 году влиятельной книги Углова «В плену иллюзий» концепция радикального отказа от алкоголя распространилась по всей стране.
В качестве каналов циркуляции националистических идей функционировали и книги о траволечении. Так, Свиридонов в «Родниках здоровья» чередует номенклатуру лечебных растений с гимнами красоте родного края («Как приятно после работы отдохнуть в тени раскидистого дерева, присесть или прилечь на теплую мягкую траву, вдохнуть неповторимый аромат земли, хвои, листьев и благоухающего вокруг разнотравья»), горько сетует на жителей больших городов, варварски выкапывающих из земли зверобой, и обильно цитирует тексты Леонида Леонова, Владимира Солоухина и Владимира Чивилихина. Вместе с описанием целебных свойств барвинка и омелы адепты «травного ренессанса» проводят идею необходимости возврата к корням и истокам; панацеей оказывается уже не отдельное вещество, но весь (находящийся под угрозой) мир русской природы: нужно «научиться на сто процентов использовать целительные силы природы для того, чтобы жить дольше и не болеть…»
Эта тяга к экологически и национально чистой России, где только и возможна здоровая жизнь, при соединении с вопросами медицины порождает самые неожиданные теории. Александр Микулин объясняет, что здоровье предков связано с их хождением босиком, позволявшим получать от земли недостающий отрицательный электрозаряд; современным же людям, изолированным от почвы, необходимо специально «заземляться»: «Лучшим средством заземления является любой голый или изолированный металлический провод, одним концом припаянный к крану, к трубе водопровода или батарее отопления, а другим, голым, концом через нержавеющую пластинку прижатый к телу человека (лучше всего к ступням). Во время умственного труда полезно держать металлический заземленный проводом шарик или другой металлический предмет в левой руке, а во время сна конец заземленного мягкого тонкого голого провода может лежать, например, поверх простыни, охватывая тюфяк». Эколог Фаттей Шипунов доказывает, что звон церковных колоколов убивает вирус гриппа (и потому на Руси почти не болели: «Ставились эксперименты. Во время колокольного звона вокруг Елоховской церкви были расставлены чашки Петри с вирусами гриппа (sic!). Прослушав колокольный звон, вирусы гибли!»), а биолог Борис Токин считает, что все дело в обилии хвойных лесов, выделяющих «целебные яды»: «Один гектар можжевелового леса может за сутки выделить в воздух 30 килограммов летучих фитонцидов! Этим количеством в точных лабораторных опытах можно уничтожить микробов, которые находятся во всех закоулках большого города».
Именно специфическое сочетание интереса позднесоветского общества к «невероятному здоровью», целебным силам природы и буколическому образу жизни становится причиной огромной популярности Порфирия Иванова, придумавшего «систему природного оздоровления».
Уроженец Луганщины, Порфирий Иванов еще в тридцатые годы приходит к идее обретения здоровья через единение с природой. На протяжении десятилетий он обливается ледяной водой, в любую погоду ходит босиком и с голым торсом, практикует голодание и самовнушение. Подобный образ жизни несколько раз приводит его к заключению в психиатрические больницы и в итоге к статусу духовного учителя, быстро обрастающего учениками. На хуторе Верхний Кондрючий ученики строят «Дом здоровья», где с 1976 года Иванов живет и принимает посетителей.
В конце семидесятых исследовать опыт Порфирия Иванова начнет Алексей Катков; пример Иванова в качестве человека, раскрывающего внутренние резервы организма, будет крайне интересовать Иосифа Гольдина; с Юрием Николаевым Иванов будет обсуждать вопросы целебного голодания, а Леонида Красова он вдохновит на закаливание ледяной водой. Одним из главных последователей Иванова станет писатель Владимир Черкасов, изобразивший Иванова в романе 1980 года «Сотвори добро» и активно пропагандирующий ивановские методы оздоровления. В 1982 году от Черкасова о Порфирии Иванове узнает журналист «Огонька» Сергей Власов, чья восторженная статья «Эксперимент длиною в полвека» сделает Иванова известным на весь Советский Союз (показательно, что в этом же году Власов напишет об офтальмологе Святославе Фёдорове — лазерная микрохирургия глаза и лечение болезней ледяной водой кажутся советским читателям равно невероятными).
Власов с благоговением описывает Иванова, который «настолько приучил себя к холоду, что часами может в одних шортах — и босиком! — находиться зимой на улице. Ему пошел 85-й год, за полвека, что он дружит с морозом, ни разу не простужался, не болел ни ангиной, ни гриппом. А раньше хворал, как и все…» — и в СССР начинается повальная мода на обливание холодной водой. Сам Власов признается, что после обливаний у него прошла простуда. Катков публикует еще одну статью об Иванове в газете «Неделя», а «известный энтузиаст и пропагандист здорового образа жизни Владимир Георгиевич Черкасов утверждает, что он [Черкасов] бегает босиком по снегу, испытывая чувство „высокой радости“, а вовсе не страдания». Публика покупает книги «Целебный холод воды» и «Тайна русского закала», многократно увеличивается число моржей, появляются семейные клубы закаливания: «В 1981 году в Ленинграде инженер В. Н. Лужбин создает первый большой семейный клуб „Невские моржата“. <…> В 1983 году в Москве, сначала в Перовском районе, затем в ЦПКиО им. Горького, усилиями инженера А. С. Гуревич, физика А. Б. Соловьёва и экономиста А. 3. Циркина родился клуб „Здоровая семья“, который вошел в состав столичной федерации закаливания и зимнего плавания. <…> Теперь такие же клубы существуют в Днепропетровске, Таллине и других городах». Для некоторых граждан белобородый старец Порфирий Иванов становится объектом религиозного поклонения, однако большая часть населения воспринимает купание в ледяной воде как еще одну эффективную оздоровительную практику («простудой моржи болеют в шесть-восемь раз реже, а другими болезнями — в два-три раза»), а Иванова — как доказательство того, что люди действительно располагают огромными внутренними резервами.
Впрочем, сама идея внутренних резервов начинает совершенно иначе звучать во второй половине восьмидесятых годов. Призванная когда-то вдохновлять на подвиги социалистического строительства, теперь она работает на воспитание крайнего индивидуализма, на веру в самодостаточность и автономность человека, на утверждение независимости субъекта от государства и общества. Эрозия советского коллективизма шла уже давно, но повальное увлечение здоровым образом жизни значительно ускоряет процесс. «Самостоятельность» — ключевое слово позднесоветского ЗОЖ, апологеты которого все чаще побуждают людей не доверять официальной медицине, но полагаться на собственные силы: «Медики, активно пользуясь медикаментами, недооценивают роль такого фактора, как самостоятельность живых клеток, когда для их оздоровления, развития и перестройки человек сумеет создать соответствующие условия внешней среды», — указывает Микулин. «Бойтесь попасть в плен к врачам! <…> Чтобы быть здоровым, нужны собственные усилия, постоянные и значительные», — призывает Амосов.
Проблема в том, что воспитываемый таким образом здоровый советский человек уже не готов расходовать свое здоровье и свои внутренние резервы на благо страны и общества, его давно не влекут ни космос, ни океан, ни тайга, ни целина. Если раньше «советское невероятное» было практически бездомным и легким на подъем, запросто едущим с рюкзаком в обсерваторию для наблюдения Марса, с палаткой в горы на поиски йети, то теперь оно комфортно располагается в двухкомнатной квартире, ужимается до размеров кухни и спальни, приспосабливается к нуждам сугубо городского человека. Недаром Порфирий Иванов в своем тексте «Детка» (написанном в ответ на вопросы читателей «Огонька» в 1982-м, за год до смерти) советует ходить босиком по земле именно «в 12 часов дня воскресенья», то есть в выходной день, когда горожанину удобно выбраться на природу. Недаром Николай Амосов отмечает, что для оздоровительного бега «нужно слишком рано вставать, пока людей мало и автомобили воздух не испортили». Недаром брошюра Лазаря Сухаребского «Жить не старея» имеет подзаголовок «Советы занятому человеку», а книга Виктора Верещагина о йоге рассматривает асаны прежде всего как средство борьбы с гипокинезией.
Мечта о «невероятном здоровье» цветет в основном в головах образованных горожан, идеологией которых окончательно стала криптобуржуазность и отношение которых к социуму все чаще напоминает тэтчеровское «нет никакого общества, но только отдельные мужчины и женщины» (живущие в отдельных удобных квартирах). К периметру такой квартиры сводится теперь весь некогда широкий мир советского человека: вместо Индии в нем две-три йоговские позы, вместо космоса — чудесный экстракт элеутерококка (и гиподинамия), вместо лесов и полей — сбор из ромашки и зверобоя, вместо озер — обливание холодной водой под душем. Можно даже не бегать трусцой, ведь Микулин изобрел виброгимнастику, а по телевизору идет передача «Ритмическая гимнастика» (удобно заниматься прямо перед экраном!).
Фитотерапия и закаливание совмещаются в новой моде на русскую баню, но и ради нее вовсе необязательно выходить из дома: «[Тем], кто не имеет возможности посещать русскую баню или сауну, можно порекомендовать сделать домашнюю парильную камеру, которая вполне может уместиться в рюкзаке. Такая баня в рюкзаке состоит из паровой камеры, сделанной из полиэтиленовой пленки. <…> Парообразователем служит бытовая скороварка, в которую можно залить настои лечебных или ароматических трав», — советует один автор; «Я устраиваю парную на кухне. Горячий воздух подаю с помощью пылесоса от духовки газовой плиты. <…> Из толстого полиэтилена я сшил своеобразный „скафандр“, оставив лишь отверстия для головы и шланга», — предлагает решение другой; ворошиловградец Григорий Фахрутдинов изобретает баню в шкафу, ленинградец Александр Массарский — портативную баню в чемодане.
Попарившись в полиэтиленовой бане, или выпив травяного чая, или съев мумиё (считавшееся когда-то копченой шерстью снежного человека, а теперь ставшее очередной метонимией здоровья), или подышав верхушками легких, или попрыгав на пятках, или полежав в шавасане, советский криптобуржуа садится перед телевизором, транслирующим фильмы о достижении силы и долголетия: «Мумиё — легенды и действительность» (1986), «Друзья и враги доктора Бутейко» (1988), «Пирамида» (о Валентине Дикуле, 1985), «Низко кланяюсь и прошу вас, люди» (о Порфирии Иванове, 1987), «Эта парадоксальная гимнастика» (о Стрельниковых, 1986). Мир этого человека самодостаточен и самодоволен, уютен внутри и плотно закрыт снаружи, все его [человека] стремления и идеалы помещаются теперь на нескольких десятках квадратных метров. Это максимально, удивительно, невероятно сузившийся мир.
Купить книгу Алексея Конакова «Убывающий мир: история „невероятного“ в позднем СССР можно в магазине Музея «Гараж».