После более чем вековой зависимости от нефти американские санкции вынудили президента страны Николаса Мадуро переключиться на другие возможности заработка, а именно на добычу золота, алмазов, колтана и других редких полезных ископаемых на юге страны. В условиях диктатуры, коррупции и засилья вооруженных группировок новая «перспективная экономическая зона» превратилась практически в горячую точку. Как это произошло и почему ресурсное проклятие Венесуэлы может не спасти страну, а только усугубить тяжелейший политический и экономический кризис, разбирается Елена Срапян.
Perito запустило авторскую рассылку для читателей — в каждом выпуске редакторки выбирают одну из публикаций и предлагают углублённый контекст и размышления по теме. Мы также открываем книжный клуб, где будем читать современную незападную литературу, обсуждать вопросы истории, идентичности и постколониального опыта.
«Лови, лови его!» На главной площади Каракаса шумно: страна празднует карнавал, и одно из главных развлечений для детей в это время — нарядиться в красивые платья или костюмы героев мультиков и поливать друг друга пеной из баллончика и мыльными пузырями. Здесь Каракас похож на все остальные латиноамериканские города, и мало что говорит о его столичности — площадь Боливара с центральным парком и кафедральным собором совсем небольшая. Здания по периметру площади выкрашены в яркие цвета. Над парком летают сине-желтые попугаи ара — визитная карточка Каракаса. Согласно городской легенде, сине-желтые ара появились в Каракасе благодаря итальянскому эмигранту Витторио Поджи, который в 1970-х годах выпустил на волю несколько десятков этих птиц. Ловить их запрещено, а вот угощать — нет, поэтому жители ставят у себя на балконах кормушки. Когда на закате низко над головой пролетает стая огромных ара, чувствуешь себя героем «Парка юрского периода».
За памятником освободителю Южной Америки Симону Боливару, стоящим в центре площади, — мурал с императрицей Екатериной от «Русского дома». На мурале — лозунг: «Россия и Венесуэла — дружба в веках». За углом — другая группа муралов, на этот раз посвященная иранским и иракским политикам, во главе которых идут Иисус Христос и шиитский мессия имам Махди. На одной из «иранских» стен нарисованы военные самолеты и грузовик с подписью «Дрон и ракета — символы власти и технологии».
«Я всегда хотел съездить в Россию. Но теперь я старый, поэтому, наверное, уже не получится, — говорит седой пожилой мужчина, у которого мы покупаем меренги размером с кулак. Платим за каждую по доллару. После пандемии коронавируса Венесуэла долларизировалась, и теперь здесь в качестве повседневной валюты ходят мелкие доллары. — Путин — сильный президент, мощь», — продолжает продавец.
Обычное дело: во всей Латинской Америке, когда слышат о России, хвалят президента. Его ценят как человека, который борется с Западом. Каким станет отношение к Владимиру Путину теперь, когда Россия и США пошли на сближение, непонятно, да и само сближение пока кажется довольно эфемерным. О Николасе Мадуро, нынешнем президенте Венесуэлы, так восторженно не говорят.
Каракас выглядит так, будто восстанавливается после войны, даже некогда статусные офисные здания обветшали и покрылись плесенью. В богатых районах жилые дома окружены трехметровой высоты заборами, увенчанными колючей проволокой или электрическим ограждением. За национальным пантеоном к северу от площади в 2012 году построили мавзолей для останков Симона Боливара. Модернистское здание в форме гигантского паруса обошлось правительству в 140 миллионов долларов. Со смотровой площадки открывается вид на центр города, в том числе и на одну из многочисленных трущоб-баррио, которая начинается под мостом Авенида Норте — 1 и простирается на несколько километров на север. Под мостом овраг, в котором свален мусор, а на склонах ютятся типичные самостройные дома из красного кирпича.
Это город радикального неравенства. Трущобы в центре постепенно джентрифицируются. Мы жили в одном из таких районов. Наш жилой комплекс построили на месте снесенной части баррио Чапельин, одного из старейших в городе — ему больше 80 лет. Стена с колючей проволокой отделяла вход в наш подъезд от построек из красного кирпича, а чтобы подъехать к зданию, нужно было преодолеть два КПП. Как-то в попытках дойти домой пешком мы, миновав виллы посольств и поле для гольфа, нашли на карте дорогу через два элитных здания, но совершенно забыли, что у нас под окном баррио. Переулок шириной в метр закончился буквально в другом мире, шумном, полном уличной еды и сидящих у мусорки любителей крэка.
Когда живешь в Латинской Америке, начинаешь по сторонним признакам понимать, в насколько криминальном районе ты находишься. Косые взгляды, специфическая самостройная архитектура из красного кирпича, отсутствие детей и женщин — только некоторые из этих деталей. Но баррио Чапельин не показалось мне очень опасным. Преступность в Каракасе, который все еще, по разным показателям, считается одним из самых опасных городов мира, за последние годы существенно снизилась. Как минимум по ощущениям его жителей: нас никто не предостерегал даже от ночных прогулок, а в первый же вечер я в час ночи уезжала на мототакси после встречи с подругой. Но так было не всегда — несколько лет назад Венесуэла по числу убийств превосходила страны, ведущие войну.
В первый раз я попала в Венесуэлу в августе 2017 года. Это был пик гуманитарного и политического кризиса, страну сотрясали протесты, вызванные фальсификацией выборов в Конституционную ассамблею. В беспорядках погибли больше 100 человек. Преступность зашкаливала. В стране, которая не вела никакой войны, за год были убиты больше 26 тысяч человек. Для сравнения: за год жестокой войны в секторе Газа погибли 45 тысяч.
В это же время усилились перебои с электричеством и продуктами, а инфляция взлетела до небес и по итогам года составила больше 2 600 процентов. В 2018 году эта цифра превратилась в 65 тысяч процентов, а по оценке Международного валютного фонда — в 1,7 миллиона процентов. Девять из десяти венесуэльцев не зарабатывали достаточно, чтобы купить еды. Дефицит продуктов привел к тому, что люди ехали в соседние страны за базовыми товарами, например за туалетной бумагой. Страну покинули почти восемь миллионов человек — при общей численности населения в 30 миллионов.
Тогда, в 2017 году, на вокзале ближайшего к колумбийской границе города из окна автобуса мы видели, как один мужчина угрожал другому ножом. Это был наш первый венесуэльский город — Сан-Кристобаль, штат Тачира. Один из друзей еще в Колумбии дал нам контакт журналиста Хорхе, который работал с международным агентством AFP, и так мы оказались у него дома. В квартире Хорхе не было света и воды, холодильник служил шкафом для продуктов, в том числе для макарон, которых на месячную зарплату городского журналиста (если не считать опасных из-за оппозиции режиму зарубежных подработок) можно было купить всего 20 пачек. Ночью в городе не работал ни один фонарь, и передвигаться по нему из-за множества вооруженных уличных бандитов можно было только на машине. Сан-Кристобаль несколько месяцев сотрясали настолько жесткие протесты против Мадуро, что один из районов города прозвали Ucrania, то есть Украина, в честь столкновений на Майдане.
Когда мы спустя пару дней купили на рынке в городе Пуэрто-Аякучо рис, нас останавливали на улице люди и спрашивали, где мы его достали. Инфляция была настолько внушительной, что в обмен на 100 долларов в лавке мобильных телефонов (в стране действовали только черные, нелегальные обменники) нам выдали наличные в коробке из-под микроволновой печи. Для транспортировки денег пришлось купить отдельный рюкзак. В индейских поселках в верховьях Ориноко мы встретили голод, отсутствие топлива, дефицит медикаментов, вспышки малярии и туберкулеза. Венесуэла как никогда была близка к состоянию failed state — государства, неспособного эффективно управлять территорией, обеспечивать безопасность и базовые услуги населению.
К такому глубокому кризису страну привела пусть и непоследовательная, но неизменно разрушительная для экономики политика всех ее лидеров XX века вне зависимости от политического курса и взглядов.
Венесуэла — первая в мире по объему ископаемой нефти: 302,3 миллиарда баррелей, или 17 процентов мировых запасов. Ее промышленная добыча началась в 1917 году с разработки месторождений в районе озера Маракайбо. Именно эти залежи позволили стране к концу 1930-х годов занять третье место в мире по объему добываемой нефти, уступив только США и СССР, и стать крупнейшим ее экспортером. Нефть контролировали иностранные компании — сначала британские, а потом американские. Финансово Венесуэла была государством-рантье. И хотя пошлины и налоги были крайне низкими, ВВП страны тем не менее стремительно рос. С 1930-х по 1970-е годы показатели Венесуэлы были стабильно высокими, сопоставимыми с лидирующими европейскими экономиками. Нефтяной сектор составлял больше 90 процентов экспортных доходов Венесуэлы и 60 процентов доходов государственного бюджета, а также почти четверть ВВП.
При этом социальное неравенство в стране росло. В поисках работы люди уезжали из провинции в крупные города, но далеко не всем удавалось устроиться на промышленные предприятия или в нефтяной отрасли. Мигранты оседали в городе в прекрасных условиях и строили для себя дома на незанятых участках земли, обходясь без света, воды и канализации. К 1998 году в трущобах Каракаса жили больше двух миллионов человек, что составляло почти половину населения города. Такая социальная почва не могла не породить восстание против коррумпированных властей страны, которые не распределяли нефтяную ренту на нужды людей.
Впервые подполковник венесуэльской армии Уго Чавес предпринял попытку военного переворота в 1992 году. Избранный президент Карлос Андрес Перес сократил расходы на социальные нужды и отдал приказ о жестоком подавлении массовых протестов и мародерства, чем вызвал недовольство народа и армии. Переворот провалился, и Чавеса арестовали, но преследование вызвало рост его популярности в среде простых венесуэльцев. В 1994 году Уго Чавес создал свою политическую партию, а в 1998 году выиграл президентские выборы.
В президентскую программу Чавеса входило: конституционная реформа, национализация зарубежных компаний, борьба с олигархией и коррупцией и перераспределение нефтяных доходов в пользу народа. Многие получили работу с достойной зарплатой, социальное жилье, доступ к образованию и здравоохранению. Правительство Чавеса защищало интересы коренных народов, которых в Венесуэле насчитывается больше сорокá, в том числе поддерживало демаркацию земель. Многие территории были объявлены национальными парками. Сотрудничество с Россией, Кубой и другими странами бывшего советского блока позволяло проводить программы обменов специалистами, поэтому венесуэльских нефтяников и военных обучали российские, а в самых отдаленных регионах страны работали кубинские врачи.
Но экономика Венесуэлы оставалась нефтезависимой. Также велика была роль государственного регулирования, цены на многие продукты и курс обмена иностранных валют определялись не рынком, а властями. Реформы Чавеса привели политическую систему страны к авторитаризму, лояльная ему учредительная ассамблея разработала новый основной закон, который увеличивал полномочия президента, облегчал введение цензуры и позволял ликвидировать государственные органы. Конституция 1999 года, поддержанная на референдуме большинством, расширила президентские полномочия, позволив Чавесу распускать конгресс и контролировать экономику, а также увеличив срок его пребывания на посту. Важным изменением стало учреждение Национальной ассамблеи, которая получила возможность перестроить судебную систему и установить контроль над всеми ветвями власти, включая создание верховного трибунала. Эти изменения вызвали критику со стороны оппозиции, которая обвиняла Чавеса в стремлении к диктатуре и подражанию кубинскому режиму.
Чавес увеличил влияние вооруженных сил на государственные дела и реформировал армию. Он обеспечил закупки современного оружия, включая самолеты и танки, у России и других стран. Президент Венесуэлы создал специальные подразделения, такие как национальная гвардия и гражданская милиция, которые были лояльны ему и использовались для подавления протестов и борьбы с оппозицией. Он назначал офицеров на высокие посты, что усилило влияние армии в правительстве. В 2002 году, после попытки переворота, Чавес восстановил свою власть благодаря поддержке военных, что укрепило их роль в политической жизни страны.
Экспорт Венесуэлы существенно пострадал от кризиса 2008 года. Хотя около двух миллионов баррелей нефти было отправлено в США, цены на нефть упали с 140 долларов за баррель до 40–45 долларов, что резко сократило доходы страны. Росла инфляция. С 2008 года правительство США постепенно вводило санкции против Венесуэлы, и многие влекли за собой ограничения или полное эмбарго на закупку нефти.
Экономика уже была в тяжелом состоянии, когда в 2013 году Уго Чавес скончался от онкологического заболевания, а к власти пришел нынешний президент Николас Мадуро, правая рука Чавеса, бывший министр иностранных дел, а с 2012-го — вице-президент Венесуэлы. Но в 2014-м произошло очередное падение цен на нефть до 55 долларов за баррель. Экономический кризис происходил на фоне существенного ужесточения политики властей — авторитарная Венесуэла окончательно превратилась в диктатуру. Мадуро проводил выборы с беспрецедентными фальсификациями, жестоко подавлял протесты, ограничивал свободу прессы и усилил репрессии против политических оппонентов, что привело к еще большей международной изоляции страны и санкциям.
В 2022 году положение дел временно изменилось, что позволило стабилизировать экономику. При администрации Джо Байдена американская компания Chevron получила лицензию на работу в Венесуэле. После начала полномасштабной войны в Украине Западу нужна была легитимная замена закупкам нефти в России (кстати, после отмены эмбарго в Венесуэлу поставлялась и российская нефть, по официальной версии — для разбавления венесуэльской). Активы Венесуэлы в зарубежных банках также были разблокированы. И хотя публично Chevron было запрещено платить налоги в казну страны, за закрытыми дверями этот вопрос решился иначе, и правительство Мадуро получило сотни миллионов долларов. Часть этих денег, вопреки коррупции, все же пошла на кризисные области, что привело к восстановлению социальной сферы.
В 2023 году в Венесуэле прошли очередные президентские выборы. Венесуэлка Сильвия, моя соседка по лестничной клетке в Буэнос-Айресе, тогда сказала: «Мы ждем, что наш сеньор скоро уйдет. Надеюсь, и ваш тоже». Хотя Сильвия и живет в Аргентине уже семь лет, она до сих пор отказывается продавать свою квартиру в Каракасе: надеется на падение диктатуры и возвращение в родную страну. Но в конечном счете, хотя и выборы, и инаугурация победившего благодаря фальсификациям Николаса Мадуро сопровождалась массовыми протестами, все закончилось как в 2019 году. Основная конкурентка нынешнего президента Мария Мачадо после задержания в Каракасе в январе 2025 года не появляется на публике (находится ли она в стране — неизвестно), а избранный, по мнению оппозиции, президент Эдмундо Гонсалес Уррутия был вынужден уехать в Испанию. Больше 300 участников протестов оказались в тюрьме. Единственным существенным последствием фальсификации выборов для страны стали очередные санкции со стороны США, а именно отзыв лицензии у компании Chevron и других компаний-партнеров из разных стран.
Пока последствия этого решения незаметны, тем более что в конце марта Белый дом ненадолго продлил действие лицензии, но позиция Дональда Трампа по поводу Мадуро однозначна: он считает венесуэльского президента нелегитимным и готов принимать меры для дальнейшего ослабления режима. Продолжающееся обнищание населения и вероятность новой гуманитарной катастрофы в результате санкций мало кого волнует.
Проблема венесуэльской нефти в том, что национальные компании не могут разрабатывать большую часть месторождений самостоятельно: у них нет необходимых технологий. Кроме того, даже ту нефть, которая доступна властям страны, после введения санкций продавать практически некому. Поэтому Николас Мадуро перешел к поиску других источников финансирования, и его взгляд не был обращен на промышленность или информационные технологии. Курс диктатуры взят на продажу полезных ископаемых. Так, в 2016 году начался проект «Горнорудная арка» в нижнем течении реки Ориноко. Его развитие ставит под удар экологию всей страны и жизни сотен тысяч человек.
«Золото, золото! Покупаем золото!» — на углах квартала в районе вокзала города Сьюдад-Боливар стоят мужчины, зазывающие в обменники. Меняют там все: золото, доллары, боливары, криптовалюту. Вокруг ходят мрачные ребята в резиновых сапогах — именно они работают на золотых приисках. Мы пытаемся поменять 200 долларов на боливары: обменник, в котором мы договорились о курсе накануне, оказывается опечатан полицией. Парень-зазывала ведет нас в магазин напротив. За витриной с пивом и сигаретами — закуток со столом, на нем стоят весы и машинка для счета денег. На стене листы А4 с напечатанными надписями: «Все золото должно быть выпарено» и «Тут не одалживают денег». Нам показывают золото россыпью, шесть граммов. Один грамм — 80 долларов. Столько же стоит канистра бензина, правда размер зависит от степени знакомства. Чаще всего нам попадались цены около двух долларов за литр. Официально бензин в стране почти бесплатный, но у населения этих регионов к нему нет доступа. Заправки работают пару дней в неделю, бензин — по баку на машину. Все остальное время топливо контрабандой продают военные.
Шестого июня 2019 года президент Венесуэлы Николас Мадуро заявил, что страна располагает 1,2 триллиона евро в минералах, включая золото, алмазы, никель, бокситы, полевой шпат, фосфаты и железо. Мадуро поручил вице-президенту Венесуэлы Делси Родригес и министру по экологическому горному развитию Виктору Каро монетизировать эти ресурсы. На практике они активно монетизируются с середины XX века. Даже одиозная американская писательница Жан Ледлофф, авторка книги «Принцип преемственности» о воспитании детей в племени екуана с критикой всей западной педагогической системы, приехала в Венесуэлу в поисках алмазов.
Основная часть ресурсных залежей находится на территории Гвианского нагорья — горной системы на юге Венесуэлы. Гвианское нагорье возникло еще до распада Гондваны, в докембрийский период, около двух миллиардов лет назад. Столовые горы-тепуи (это местное название) с отвесными стенами образовались не так, как большинство гор в мире. Чаще всего горные системы появляются в результате столкновения тектонических плит, а возвышенности Гвианского нагорья — элемент настолько древнего плато, что большую часть его поверхности сточили до уровня моря вода и ветер. Известные горы системы — Рорайма, куда легко подняться обычному туристу, и Ауян-Тепуй, где находится Анхель, самый высокий водопад в мире. Плоские вершины тепуев — территория уникальных экосистем, а у подножия гор, которые занимают территорию от восточной Колумбии до западной Гайаны, живут десятки коренных народов. И хотя Гвианское нагорье не признано официально объектом Всемирного наследия ЮНЕСКО, отдельные его участки входят в этот список, в частности национальный парк Канайма.
В 2016 году Николас Мадуро, нарушив несколько статей конституции, объявил о создании зоны национального стратегического развития «Горнорудная арка Ориноко» в нижнем течении этой реки. Арка — это форма территории, отведенной правительством под добычу ископаемых. Площадь арки — почти 111 тысяч квадратных километров, что составляет примерно 12 процентов национальной территории. В этом регионе находятся значительные запасы полезных ископаемых, включая золото, бокситы, алмазы и даже колтан. Для управления добычей организовано государственное предприятие Corporación Venezolana de Minería (CVM), а правительство Венесуэлы создало ряд совместных предприятий и заключило стратегические альянсы с частными компаниями для разработки месторождений. Но на практике большая часть приисков существует в сером или черном поле, и это — на фоне беспрецедентной ценности ресурсов — порождает жестокую борьбу за доступ к богатству.
О том, что решение правительства приведет к трагическим последствиям, правозащитные организации заявили сразу, но их вывод не был принят во внимание. В регион зашли иностранные компании: дочерняя компания канадской Barrick Gold Corporation, канадская MPE International Inc., итальянская Bedeschi, конголезская Afridiam и китайская Yankuang Group. Партнеры такого уровня платят налоги венесуэльскому правительству, но значительная часть добычи происходит нелегально и часто кустарным способом. В кризисные годы этим воспользовались венесуэльские преступные синдикаты. В штате Боливар началась вооруженная дележка, в которой страдали мирные жители городов и коренное население деревень в джунглях.
С 2016 года, то есть с момента подписания мирного договора и начала программы разоружения в Колумбии, в Венесуэлу начали активно мигрировать герильерос из группировок ELN и FARC, которые присоединились к борьбе за контроль золотых приисков. Они не просто занимались контрабандой и наркоторговлей — группы герильи выступали как парамилитарес на стороне правительства Мадуро. В записях, сделанных в начале 2020 года и опубликованных венесуэльским журналистским агентством ArmandoInfo в 2021 году, командир ELN объясняет цели партизан в регионе собранию коренных народов: «Есть ли обязательства перед венесуэльским государством? Да, есть. Эта страна сталкивается с угрозой вторжения. Стране нужны друзья, союзники, сотрудники, слуги и соседи. Вот почему здесь ELN и FARC».
Журнал Semana сообщал о существовании официальных документов, подтверждающих, что командование стратегических операций вооруженных сил Венесуэлы оказывает поддержку ELN и FARC. Эта поддержка включала предоставление оружия, продовольствия, защиты и обучения. В одном из приказов командующим предписывается избегать конфликтов с «красными группами» и обеспечивать им логистическую помощь.
Гражданская война в Колумбии и герилья
Гражданская война в Колумбии началась в 1960-х годах из-за глубокой социальной несправедливости, неравного распределения земли и политической маргинализации крестьян. Корни конфликта лежат в периоде Ла Виоленсия (1948–1958) — десятилетии насилия между либералами и консерваторами после убийства популярного политика Хорхе Эльесера Гайтана. Это противостояние унесло жизни почти 200 тысяч человек. В результате в стране появились леворадикальные группировки, или герилья. Самые известные из них — это FARC («Революционные вооруженные силы Колумбии»), ELN («Армия национального освобождения») и позже M-19 («Движение 19 апреля»).
В 1980-х годах эти группы начали заниматься производством и продажей кокаина, что где-то привело к вооруженным столкновениям с наркокартелями, а где-то — к сотрудничеству с ними. В ответ на действия герильи правительство создало праворадикальные парамилитарные формирования, которые также участвовали в наркобизнесе и массовом насилии. За 60 лет конфликта погибло больше 200 тысяч человек, миллионы подверглись грабежам, похищениям, пыткам и сексуализированному насилию. В 2016 году было подписано частичное мирное соглашение, а в 2022-м бывший партизан М-19 Густаво Петро стал первым левым президентом страны. И хотя ELN остается активной, а наркогруппировки и бывшие парамилитарес контролируют некоторые сельские районы, за девять лет ситуация в стране существенно улучшилась.
Все это происходит в условиях фантастической коррупции. Так, известная венесуэльская преступная группировка «Лас-Кларитас» с 2010 года напрямую получала оружие от губернатора штата Боливар Франсиско Ранхеля Гомеса. Власти штата передали банде контроль над самыми большими шахтами на юге от Эльдорадо до Лас-Кларитас. Между 2015 и 2017 годом к группировке примкнул Йохан Хосе Ромеро, один из основателей самой большой венесуэльской банды «Трен де Арагуа». Штаб-квартиру «Трен де Арагуа» в тюрьме «Токорон» разгромили только в 2023 году, что не остановило деятельность группировки по всему миру. Один из самых громких случаев преступного сотрудничества правительства, армии и ОПГ — «Картель де лос Солес», который существует с девяностых годов прошлого века. В 2023 году элита и ее союзники присвоили больше 2,17 миллиарда долларов от добычи золота в Венесуэле, используя непрозрачные «стратегические альянсы», что привело к минимальным поступлениям в государственную казну.
В 2024 году — видимо, в преддверии президентских выборов — порядок в ведение золотоносных делах вмешалась начала наводить армия. Будучи не менее коррумпированными, чем региональные власти, военные получили от федерального правительства указание навести порядок в регионе. В частности, в долине реки Каура армия, наконец, поддержала борьбу ассоциации коренного населения екуана «Куюхани» против золотодобытчиков. Это не значит, что серая добыча золота прекратилась — это значит, что оставшиеся рудники теперь контролируют екуана и военные.
Но ситуация в регионе изменилась кардинально, и убийства практически прекратились. Помимо изгнания и задержания членов синдикатов, армия в 2024-м занялась ужесточением контроля за черной, кустарной золотодобычей. «Сейчас у нас совершенно безопасно, могут приезжать туристы, правда их не было уже почти 10 лет», — говорит Камилло, глава общины Бока де Ничаре в долине реки Каура. Мы общаемся в Марипе, городском центре региона Кауры, расположенном в муниципалитете Сукре штата Боливар. Национальная организация индейцев екуана «Куюхани» отстаивает интересы всех поселений коренных жителей долины реки Каура, в том числе санема и хоти. Руководитель «Куюхани» Вильям Кастро, его коллеги и коллективы екуана из других штатов активно занимаются решением юридических вопросов сообщества, в первую очередь демаркации земель. Но вопрос золотодобычи часто раскалывает общество екуана. Так, в верховьях реки Вентуари образовались две индейские ассоциации. Одна из них хочет управлять золотодобычей, а вторая выступает против индустрии, которая нанесет вред экологии.
В конце 2024 года Генеральная Ассамблея ООН выразила глубокую обеспокоенность правами человека и окружающей средой в регионе и призвала венесуэльские власти расследовать все нарушения и ущемления прав человека в регионе арки Ориноко, включая те, что касаются трудовой эксплуатации горняков, эксплуатации детского труда, исчезновений, торговли людьми, современных форм рабства, а также нарушений и ущемлений прав коренных народов.
Для добычи золота используется ртуть: она образует амальгаму, то есть «прилипает» к мельчайшим частицам золота в иле, песке или породе. Золото с ртутью отделяют, и затем ртуть выпаривают. Вредоносный металл не только попадает в почву и водоемы у самого прииска, но и конденсируется в атмосфере и таким образом распространяется по всем региону.
Кроме того, ртуть накапливается в телах живых существ. Община Арипао на реке Каура на своей странице Somos Caura для жителей долины приводит список рыб, которые питаются растениями и поэтому содержат меньше ртути. Если беременная женщина употребляет зараженную воду или рыбу, ртуть может проникнуть через плаценту и повредить развивающийся плод, вызывая тяжелые пороки развития головного мозга, сердца и других органов. Часто встречается болезнь Минамата — тяжелое хроническое отравление метилртутью.
Режиссерка Александра Энао в фильме «Отравленная куюхани» показывает, что загрязнение региона началось до 2016 года. Исследователи считают такое использование ртути нарушением базовых прав человека. Кроме того, при добыче полезных ископаемых используются кислоты и цианиды.
Журналист Фритц Санчес постоянно отслеживает появление новых пунктов золотодобычи и выкладывает информацию о них в своем блоге. Двадцать второго марта 2025 года он рассказал о пятнадцати таких точках на реке Карро в национальном парке Канайма. ЮНЕСКО считает Канайму природным наследием человечества. Экстракция может полностью разрушать уникальные экосистемы. Согласно проекту мониторинга Амазонии Андского региона (MAAP), с 2016 по 2020 год в Венесуэле было вырублено больше 140 тысяч гектаров первичного леса. Золотодобыча, несмотря на переход контроля в те или иные руки, постоянно растет и уже давно вышла за пределы специальной зоны, созданной правительством.
Антрополог Айме Тиллет в разговоре с Perito объяснил, что исследователи постоянно обнаруживают новые вырубки вокруг почти всех столовых гор Гвианского нагорья. «Чтобы доставить туда рабочих, используют вертолеты и самолеты, если рядом в деревне того или иного коренного народа находится взлетно-посадочная полоса», — рассказал ученый.
Набирают рабочих и на месте, в деревнях, нередко их принуждают к труду. Современное рабство и торговля людьми — еще одна крупнейшая проблема нелегальной добычи ценных ресурсов. По данным организации CERLAS, в 2020 году Венесуэла занимала первое место в Латинской Америке по числу эксплуатируемых рабов, их было больше 160 тысяч человек.
Но в рабстве на приисках оказываются не только рабочие. Часто это женщины, дети и трансперсоны, вовлеченные в проституцию. Трансперсонам, которым часто не хватает ресурсов на переход и гормональную терапию, обещают оплату всех счетов, пластических операций и даже фотосессий для модельных агентств, однако сложно представить себе что-то более далекое от моделинга, чем сексуализированное рабство на руднике. Сети трафика давно стали международными: детей, которых похитили в Венесуэле, позднее находят во время полицейских операций в Гайане и на Карибских островах.
Настоящей катастрофой для лесных районов Венесуэлы стало распространение инфекционных болезней. Для коренного населения они оборачиваются смертельными: доступ к лечению ограничен или отсутствует, как и из-за ограниченного или отсутствующего доступа к лечению и отсутствия иммунитета. В регионе постоянно бушует малярия. Лужи стоячей воды, образующиеся в результате добычи золота, становятся очагами размножения комаров — переносчиков болезни. Вовремя не пролеченная малярия приводит к тому, что малярийные плазмодии остаются в печени человека и болезнь постоянно рецидивирует. Также были зарегистрированы вспышки диареи и кори. В 2018 году эпидемия кори затронула народ яномами и привела к высокой заболеваемости и смертности. Туберкулез — еще одна болезнь, которая стала бедствием для венесуэльской Амазонии.
В Венесуэле до сих пор фиксируются смертельные паразитарные заболевания онхоцеркоз и лейшманиоз, которые почти побеждены в Латинской Америке. Они относятся к группе так называемых забытых болезней — инфекций, которые можно лечить или даже искоренить, но из-за социальной незащищенности большинства зараженных этим занимаются редко. Венесуэльские врачи стараются делать все возможное для спасения людей, но и сейчас их ресурсы ограничены, а в 2017–2018 годах у них просто не было людей, медикаментов и расходных материалов.
Лейшманиоз обнаружился у Хорхе, сына управляющего отелем в городе Марипа, где мы пробыли неделю. На его ноге была язва длиной сантиметров пятнадцать. Вылечить болезнь сложно, но накануне Хорхе съездил в соседний штат и все же достал лекарство. Лейшманиоз передается через укусы москитов, так что мы тоже могли заразиться.
С 2010 года на севере венесуэльского штата Амазонас начали разрабатывать ценный и редкий минерал колтан, который используют в электронных устройствах, авиации, космонавтике, медицине и энергетике. В январе 2025 года Бельгия (видимо, из желания замолить прошлые грехи перед Африкой) совместно с правительством Демократической Республики Конго обвинила Apple в использовании «кровавых» минералов, которые добывают с нарушениями прав человека в Конго и Руанде. Колтан считается одним из минералов, борьба за контроль над добычей которого приводит к постоянным вооруженным конфликтам. Уже почти три десятилетия северо-восток Демократической Республики Конго охвачен войной, где больше сотни вооруженных групп сражаются друг с другом или против армии. За это время погибли больше шести миллионов человек. На шахтах широко используется детский труд, а туман войны позволяет незаконно вывозить минералы в Руанду и легально продавать транснациональным корпорациям.
В 2009 году Уго Чавес заявил, что залежи колтана в Венесуэле оцениваются в миллиарды долларов. Но прошло 16 лет, а масштабная разработка так и не началась, в первую очередь из-за ситуации в стране. В 2018 году была торжественно открыта первая в стране обогатительная фабрика по переработке колтана в Сьюдад-Пиар. Но бывший президент государственной компании Ferrominera Orinoco утверждал, что это всего лишь пробная установка по переработке железной руды, строительство которой началось больше 14 лет назад. Позднее была открыта вторая установка — Las Bendiciones. Ее объявили источником 7,7 миллиона евро ежемесячно. Она тоже не заработала.
В 2018 году Венесуэла провела первую и единственную публичную экспортную операцию: пять тонн колтана было отправлено в Италию, но итальянцы конфисковали груз из-за наличия радиоактивных элементов и подозрения в контрабанде. Год спустя правительство объявило об открытии завода по добыче колтана Las Bendiciones, но на текущий момент нет информации, работает он или нет. Концессии, выданные различным компаниям, пока не привели к разработке. Говорят, что в регионе закончился «легкий» колтан, добыча которого не требовала технологий.
Зато, по данным организаций SOS Orinoco и Transparencia Venezuela, добыча колтана превратилась в успешный нелегальный бизнес. Разработка происходит кустарно, без регулирования уровней радиации. Колтан часто содержит примеси радиоактивных элементов урана и тория, и его добыча без защиты может приводить к лучевой болезни. Контролируют трафик руды военные и колумбийская герилья. Чаще всего колтан увозят в Колумбию и продают там, в основном китайским компаниям. Массы грузов исчисляются в тоннах. Старатели получают от посредников от 30 до 50 долларов за килограмм, это достаточно высокая цена, чтобы люди продолжали рисковать своим здоровьем и безопасностью.
Южные территории Венесуэлы — это зоны расселения коренных народов, для которых окружающая среда расценивается как право человека. Большинство деревень живет натуральным хозяйством: люди выращивают маниок, ловят рыбу и охотятся на диких животных. Экстракция ресурсов приводит к полному разрушению и среды, и здоровья, и самих сообществ, влечет за собой голод, эпидемии и рабство.
Страна только начала восстанавливаться после кризиса: появилась свежая краска на домах, вернулось электричество, связь и проточная вода (правда, далеко не везде — баки с канистрами-черпачками стояли повсюду вплоть до нашей квартиры в Каракасе), люди перестали бояться выходить на улицы. Потихоньку восстанавливается туризм, а у Венесуэлы безграничный туристический потенциал: столовые горы, водопады, тропические леса, саванны, есть даже немецкая колония, где кормят сосисками и штруделем, и, наконец, Карибское море, в том числе любимый российскими туристами остров Маргарита. Но начиная с декабря 2024 года из-за предвыборных протестов и новых санкций США российские туроператоры сократили свое присутствие в регионе.
Страна перестала быть опасной, но об этом мало кто знает, поэтому зарубежных туристов редко встретишь за пределами национального парка Канайма и островов Маргарита и Лас-Рокес. Вдоль Карибского побережья в районе города Валенсия — заброшенные небольшие отели и кокосовые лавки. На середине пути от города до национального парка Морокой с белоснежными пляжами — нефтеперерабатывающий завод, где и выходит половина автобуса, в котором я еду. По дороге в нацпарк успеваю познакомиться c Легнис, молодой женщиной из Валенсии, которая везет дочку отдохнуть в гостиницу к родственникам. Их отель закрыт, по будням постояльцев никогда не бывает. Мы заезжаем на парковку. Дети бегут в бассейн, а мы с Легнис располагаемся за пластиковым столом и разговариваем с женой ее брата, крупной женщиной в золотых аксессуарах и с длинными, украшенными стразами ногтями. «Мы бы хотели, чтобы приезжали туристы из других стран, когда-то их было очень много. Но мы рады и тому, что по выходным есть венесуэльские гости, это позволяет нам хоть как-то работать». Все сходятся на том, что в 2017–2018 годах в стране было почти невыносимо, и радуются переменам.
Пятнадцатого апреля 2025 года Николас Мадуро объявил чрезвычайное экономическое положение: из-за санкций и торговых войн Трампа инфляция начала расти еще быстрее. Несмотря на экономическую оттепель, в стране по-прежнему очень мало работы. В условиях индустрии, контролируемой коррумпированным правительством и преступными вооруженными группировками, у Венесуэлы, скорее всего, нет шансов сохранить хотя бы относительное благополучие, учитывая, что в стране добывается существенно меньше процента от установленных запасов. Как быстро жители страны, многие из которых потеряли надежду попасть, например, в США, и опальный президент окончательно сойдутся в стремлении добыть и продать побольше золота? Мы не знаем, но если ситуация на нефтяном рынке не изменится, временной передышке венесуэльцев придет конец.