Литераторы приезжали в СССР с разными целями: одни погружались в исследование советского социализма и исторических контекстов, другие занимались искусствоведением и наблюдали за обычными людьми. Уезжали тоже в разных чувствах: кто-то с бесконечной симпатией, кто-то с разочарованием.
Как зарубежные писатели попадали в СССР, в чем их мнение совпадало, а также истории про нелепую лесть и сюрреалистические лимоны читайте в первой части этого материала.
В 1957 году еще никому не известный 30-летний журналист Габриэль Гарсиа Маркес прибился к колумбийскому фольклорному ансамблю, чтобы побывать на Московском фестивале молодежи и студентов. Впоследствии он написал эссе «СССР: 22 400 квадратных километров без единой рекламы кока-колы». Путешествие Маркеса началось с приграничной украинской деревни, которая вызвала у писателя ассоциации с родной Колумбией:
Это словно подтверждало, что земной шар на самом деле еще более круглый, чем мы предполагаем, и достаточно проехать лишь 15 тысяч километров от Боготы к востоку, чтобы вновь оказаться в поселках Толимы.
Затем был долгий путь по железной дороге до Москвы через Киев, тут Маркес отмечает великолепные условия в вагонах. Советские поезда хвалили и некоторые другие иностранцы (боковушка в плацкарте, видимо, оставалась уделом только советских граждан). По пути писатель с трудом пытался осознать невообразимые масштабы страны. В Киеве и украинских селах иностранцев встречали толпы гостеприимных местных жителей, которые всегда стремились чем-то одарить гостей. Одна девушка даже захотела подарить немецкому делегату велосипед, а когда тот отказался, забросила его прямо в вагон, разбив при этом бедолаге голову. Такое же гостеприимство ждало делегацию и в Москве. Маркес приходит к выводу:
Это народ, который отчаянно жаждет иметь друзей.
Другая важная часть эссе писателя — разговоры о Сталине. В стране полным ходом шло развенчание культа личности, и некоторые люди, с которыми Маркесу довелось пообщаться, высказывали резко негативное мнение об ушедшем отце народов. Однако сам он считал, что этот вопрос довольно неоднозначен и советскому народу еще предстоит с ним разобраться. Тело Сталина в то время находилось в мавзолее, куда Маркесу после нескольких неудачных попыток все же удалось попасть. По его словам, человек, которого он там увидел, не имел ничего общего с человеком на плакатах.
В отличие от части коллег, Маркес не просто констатировал отсталость СССР во многих аспектах жизни, но и анализировал увиденное. Он пришел к выводу, что у этой отсталости, в общем-то, были вполне объективные причины. Его текст наполнен искренней симпатией к советскому народу, отчего его особенно приятно читать.
В первой половине 1960-х годов прогрессивная европейская молодежь все сильнее склонялась к левым идеям, так что ее главный кумир Жан-Поль Сартр особенно интересовал советские власти как потенциальный рупор их идей на Западе. Интересна им была и его спутница Симона де Бовуар: главной иконе набиравшего обороты феминистского движения, определенно, стоило показать прогрессивное государство, в котором уже давно достигли абсолютного равенства полов. Философы неоднократно становились почетными гостями Советского Союза в те годы. Впечатления от поездок Симона впоследствии изложила в повести «Недоразумение в Москве».
Вообще-то эта книга — художественное произведение о старении, кризисе отношений и принятии себя, но оно носит отчетливые автобиографические черты, и советским реалиям в нем уделено большое внимание. Главные герои — стареющая пара учителей (нетрудно догадаться, кто послужил их прототипами), совершающая очередное путешествие по России в 1960-х. Героиня Симоны восхищается красотами Ленинграда и величием старинных церквей Владимира, но при этом обращает внимание и на бытовые неудобства, сильно выросшие за последние годы цены, а также повсеместные бюрократические сложности:
— Я все-таки хотел бы понять, почему иностранцам запрещено ехать во Владимир на машине…
— Дорога хорошая; деревни вокруг процветают. Это бюрократический абсурд, наложенный на давнее опасливое отношение к иностранцам.
Что касается политики, то тут писательница в диалогах персонажей четко определяет непреодолимые противоречия между советскими и европейскими взглядами на социализм. Постепенно страна, к которой главные герои изначально относились с большой симпатией, вызывает у них усталость и скуку:
Да, его настроение имело название, и оно ему не нравилось, но пришлось его признать: разочарование.
Действие повести заканчивается в 1966 году, но логический итог ее политической линии наступил двумя годами позже, в 1968-м, когда танки стран Варшавского договора размазали по пражским мостовым надежды западной интеллигенции на советскую модель социализма. С тех пор ни де Бовуар, ни Сартр особых симпатий к политике СССР не высказывали.
Американская военная корреспондентка Марта Геллхорн включила главу One Look at Mother Russia в книгу «Travels with Myself and Another» (сочинения Геллхорн до сих пор не переведены на русский). Она рассказывает о самых ужасных путешествиях в жизни писательницы, которая приехала в Москву в 1972 году как частное лицо, чтобы навестить известную писательницу «миссис М.», то есть Надежду Мандельштам. По просьбе последней американка захватила с собой пачку бульварных детективов, несколько записей Иегуди Менухина, апельсиновый джем, лекарства и еще множество вещей, которые в брежневском СССР были дефицитом (Мандельштам, кстати, также просила привезти немного порнографии).
Поездка Геллхорн не задалась сразу. Для начала вместо центра Москвы ее отвезли за город в некую гостиницу «на дороге в Минск». В текстах иностранцев о России часто встречаются такие географические откровения; в данном случае Марта, скорее всего, увидела знакомое слово на дорожном указателе. После скандала ей удалось перебраться в сам город, а заодно избавиться от опеки «Интуриста»: вместо государственных гидов ее компанией стали диссиденты из окружения Мандельштам, которые в красках описали ей прелести советского режима.
Геллхорн поразили бытовые условия, в которых жила писательница, а город ужаснул ее еще сильнее. Везде ей встречались серые каменные лица, везде она сталкивалась с холодным бюрократическим приемом, а самым популярным словом, которое она слышала от обслуживающего персонала, было «nyet». В метро она увидела пьяного в усмерть человека и пришла к выводу, что в такой атмосфере и сама последовала бы его примеру, если бы не жара. После всего этого достопримечательности столицы интересовали Марту в последнюю очередь.
Не удалось ей найти общий язык и с диссидентами: когда разговоры касались политики, американка обнаруживала, что их взгляды радикально расходятся. Советские интеллигенты, например, были полностью на стороне США в вопросе Вьетнамской войны и оправдывали массовую гибель мирного населения: «если бы к власти пришли коммунисты, они убили бы еще больше людей». Геллхорн, которая уже успела своими глазами посмотреть на ужасы этой войны, пришла от таких слов в ярость. А когда собеседник спросил Марту, почему ее бывший супруг Эрнест Хемингуэй так никогда и не побывал в СССР, где его очень любят, та резко ответила:
Если бы он был русским, вы бы его убили. Вы убили Бабеля, а он был вашим Хемингуэем!
Вообще, реакция Геллхорн на первый взгляд кажется странной: за свою долгую жизнь она успела побывать действительно в худших местах Земли, и после этого мирная Москва начала 1970-х представляется ей адом (в ответ на это Мандельштам усмехается, что по сравнению с былыми временами сейчас здесь настоящий рай). Марта не находит в России вообще никаких положительных черт. Возможно, разгадка в том, что главным критерием плохого путешествия писательница считала скуку, а в брежневское время действительно происходило мало интересного. Как бы то ни было, проведя в Москве неделю, Марта с облегчением села в самолет, твердо намереваясь больше никогда не возвращаться в СССР.
Британский писатель и журналист Брюс Чатвин также побывал в гостях у Надежды Мандельштам, захватив с собой бульварные детективы и апельсиновый джем.
Было совершенно ясно, что передо мною — одна из самых могущественных женщин в мире и что ей это известно.
Чатвин — профессиональный искусствовед — глубоко интересовался русским авангардом и в своих путешествиях по СССР старался встретиться с еще живыми его последователями или близкими им людьми. В Москве он побывал в гостях у дочери Александра Родченко Варвары, в квартире которой раньше располагалась редакция «ЛЕФа» и оставалось много вещей и работ как самого Родченко, так и Владимира Маяковского. Но больше всего Брюса вдохновила встреча с престарелым архитектором Константином Мельниковым — одним из авторов нереализованного проекта Дворца Советов. Вообще в работах Чатвина упоминается много малоизвестных, но интересных деятелей искусств.
Помимо искусствоведческих экспедиций, Чатвин совершал и обычные туристические поездки. Одной из них стал круиз по Волге в 1982 году. Его попутчиками были немцы — они хотели увидеть места, где их предки когда-то потерпели сокрушительное военное поражение. В отличие от своих коллег, писатель практически не касается темы политики: гораздо больше его интересует культура и история, и вместо традиционных рассуждений о строительстве коммунизма он изучает судьбу Максима Горького. По ходу путешествия Чатвин все сильнее отдаляется от Европы и чувствует мощь дикой азиатской стихии. Кульминационным стало посещение Мамаева кургана:
Я никак не мог отделаться от ощущения, что «Родина-мать» — символ Азии, предупреждение Западу, чтобы и не пытался пересечь Волгу, чтобы не смел и ногой ступить в самое сердце страны.
Чатвин любил жанр тревелогов, книгами «В Патагонии» и «Тропы песен» он перевел его в разряд серьезной литературы. Его рассказы об СССР можно найти в сборнике «„Утц“ и другие истории из мира искусств» (Ad Marginem, 2016).
Немецкая писательница Криста Вольф жила в ГДР, верила в социалистические идеалы, состояла в партии и даже какое-то время сотрудничала со Штази. Правда, она не занималась доносами и давала людям, которыми интересовались спецслужбы, только положительные характеристики. Социалистическая реальность была хорошо ей знакома, и тем интереснее кажется ее взгляд на СССР. Вольф неоднократно ездила в Советский Союз в течение нескольких десятилетий по работе и в отпуск. Она видела многие города и поселки, но чаще всего бывала в Москве. По книге «Московские дневники», которая включает дневниковые записи и письма писательницы из этих путешествий, можно проследить, как постепенно менялось ее отношение к советскому и в целом социалистическому строю.
Россия конца 1950-х вызывает у молодой писательницы восторг — такой, что она называет Москву своим любимым городом и принимает решение учить русский язык. Криста не устает любоваться местными красотами и отмечать успехи, которых достигли партия и народ:
Жизнь здесь, на мой взгляд, живее, непосредственнее, чем у нас. В ней отсутствует ужасный обывательский снобизм, который — как раз оттого, что сидит и во мне, — не позволяет мне открыто сказать: я люблю свой народ. Народ здесь действительно «народ»: рабочие и крестьяне, трудящиеся определяют облик улиц.
Однако видит она и разницу в уровне жизни. И в этом случае сравниваются два государства социалистического блока:
В огромных новостройках на окраинах обычно тоже дают на семью одну комнату — пять квадратных метров на человека. <…> Как же хорошо живется нам!
Стоит отметить, что, несмотря на свой статус, Вольф терпеть не могла бюрократов и аппаратчиков. Она высоко ценила свободу личности и право на самовыражение. Очевидные проблемы в этих областях стали причиной, по которой отношение писательницы к советскому строю с годами менялось на все более критическое.
Так, поездка в Москву в 1981 году запомнилась ей лишь многочасовой задержкой рейса, во время которой она наблюдала полное пренебрежение к людям со стороны местного персонала. Постепенно ее заметки становились все более мрачными. В конце 1980-х она увидела в СССР напуганных и растерянных людей. Они опустошали магазины, чтобы сделать запасы продуктов на черный день, и старались не выходить лишний раз на улицу из соображений безопасности. Национализм и преступность расцветали. Во всем этом чувствовалось приближение краха.
Он не заставил себя ждать. Именно во время своей последней поездки в СССР Криста узнала о падении Берлинской стены. Вскоре ГДР прекратила существование, а через два года за ней последовал Советский Союз. Вера писательницы в прекрасное справедливое будущее была разрушена. В середине 1990-х Криста с горечью листала свое дело, которое Штази вело долгие годы. Как оказалось, писательница тоже значилась в списке неблагонадежных. Теперь ей, как и многим миллионам других людей, предстояло искать себе место в новой реальности. Что же касается рухнувшей советской империи, то о ней незадолго до смерти Вольф написала простую короткую фразу: «Мы любили эту страну».
Еще несколько интересных книг зарубежных писателей об СССР:
- Роберт Хайнлайн. «„Интурист“ изнутри»
- Джон Рид. «Десять дней, которые потрясли мир»
- Бертран Рассел. «Практика и теория большевизма»
- Теодор Драйзер. «Русский дневник»
- Мэри Маколи. «Пятьдесят лет на окне в Петербурге»
- Вальтер Беньямин. «Московский дневник»