На протяжении веков одежда выполняет не только свою основную функцию — защищать и обогревать тело, но и выступает как способ невербальной коммуникации или инструмент угнетения. Колонизаторы контролировали внешний вид коренных народов и запрещали им носить традиционные костюмы. Европейская мода и сегодня остается глобальным стандартом и показателем прогресса, с чем многие не согласны. Как народный костюм превратился в политическое высказывание, рассказывает лингвист Ара Чалым.
Чтобы не пропустить новые тексты Perito, подписывайтесь на наш телеграм-канал и инстаграм.
Привлекательность той или иной одежды тесно связана с мировоззрением, философией, политикой и социальным устройством общества. Производство вещей тоже неотделимо от исторических процессов: без колониализма не было бы джинсов, без капитализма — массмаркета.
Материя, которую мы на себя надеваем, порой становится единственным барьером между телом и внешним миром. С ее помощью мы разделяем личное и публичное. Условный «доспех» из одежды, украшений, татуировок, прически представляет человека в обществе. Через образ мы осознанно или неосознанно транслируем сообщения окружающим. Иногда прохожие успешно их расшифровывают — вот незнакомец в футболке с логотипом любимой рок-группы или девушка в метро с особенным значком. Из такой невербальной коммуникации рождается общность или дифференциация.
Но часто одежда и индустрия моды становятся инструментом угнетения. Контролируя «оболочку», легко управлять идентичностью и психологическим состоянием человека.
Один из самых ярких примеров угнетения с помощью одежды — это запрет женщинам носить брюки, который держался в Европе и Северной Америке почти до середины XX века. Для европейского и американского феминистского движения XIX–XX веков брюки во многом символизировали независимость и возможности, доступные лишь мужчинам. Женщинам приходилось переодеваться, чтобы получить «мужскую» работу или более высокую зарплату. Британка Маргарет Энн Баркли всю жизнь носила мужскую одежду и прическу, чтобы иметь возможность работать хирургом — иначе в XIX веке она не могла бы попасть в эту профессию.
В странах Азии был гендерный разрыв, связанный с западным костюмом. До 1930-х годов мужчины одевались по-европейски, чтобы показать колонизаторам свою современность и открытость новым ценностям. Женщин в то время воспринимали как хранительниц очага и традиций, поэтому им не позволяли носить платья западной моды. Так прогресс закреплялся за мужчинами, а женщинам отводилась лишь пассивная роль в новой социальной и политической жизни страны.
Другой пример угнетения через элемент одежды — «Закон о тийоне», изданный в 1786 году губернатором американского штата Луизиана (на тот момент территория находилась под патронажем Испании). Тийоне — это головной убор, который носили рабыни из Западной Африки. В конце XVIII века в Луизиане начали появляться свободные африканские женщины. Многих освободили прежние хозяева, кто-то выкупил себя сам, некоторые были дочерьми владельцев. Свободные женщины могли позволить себе одеваться так же, как и белые дамы. Испанское правительство не могло допустить, чтобы они были равными в социальном и финансовом статусе с белыми женщинами, поэтому для визуального обособления губернатор велел им в обязательном порядке носить тийоне. Бывшие рабыни не растерялись: свойственные типичному тийоне дешевые ситец и хлопок они заменили дорогими шелком и атласом. Женщины украшали сложные конструкции лентами, перьями, бусами и драгоценными камнями.
В каждой части света народный костюм формировался на протяжении веков. Глядя на наряд, можно узнать о местной флоре и фауне, климатических особенностях региона, мировоззрении, быте, столкновениях с другими культурами. Декоративно-прикладное искусство создает в обществе прочные связи.
Из-за глобализации западный стиль одежды доминирует во всем мире. Но европейская мода охватила континенты не сразу. В России первые попытки искоренить традиционный костюм предпринял Петр I. Его указы 1701 и 1705 годов регламентировали внешний вид дворян. От них требовалось одеваться на западноевропейский манер и брить бороды. Крестьяне продолжали использовать в быту народный костюм вплоть до XX века.
В Японии перемены в одежде пришлись на эпоху Мэйдзи (1868–1912) и окончательно закрепились в послевоенное время, в 1950-х. Кимоно превратилось в парадное одеяние для большинства населения.
Особую роль переход на западную моду сыграл в становлении Турецкой Республики. Вместе с устаревшей одеждой первый президент Мустафа Кемаль Ататюрк призывал сбросить оковы прошлого. Такой переход нес для страны колоссальную смысловую нагрузку: республика поворачивалась в сторону светского лаицизма. Поэтому в первую очередь отменялись элементы костюма с религиозной символикой — паранджа, чадра, хиджаб, феска.
В начале XX века в европейской индустрии моды начал зарождаться этнический стиль. Отправной точкой стала коллекция «Казань», выпущенная парижским модельером Полем Пуаре в 1912 году. После поездки в Россию он решил познакомить весь мир с формами, техниками и орнаментами русского народного костюма. Вслед за Пуаре другие дизайнеры начали использовать декоративные элементы народного костюма. Затейливые этнические мотивы можно увидеть, например, в коллекциях Коко Шанель 1923–1924 годов.
В канун Второй мировой войны германский тоталитарный режим начал использовать моду на народный стиль в политических целях. После прошедшей в стране Олимпиады 1936 года не только немецкие, но и французские модельеры обратились к тирольским и баварским фольклорным мотивам. Тренд на этот стиль способствовал тому, что европейцы не так резко принимали новую внутреннюю политику Германии.
Мода на этнический стиль достигла своего пика во второй половине 1960-х годов благодаря движению хиппи. С помощью одежды хиппи выражали протест ценностям старшего поколения. Государственные границы для них не имели значения, поэтому участники движения наряжались в яркие цвета и смешивали без разбора орнаменты и прочие элементы народных костюмов со всего света.
Одной из проблем этномоды до сих пор остается экзотизация. Как правило, дизайнеры поверхностно изучают культурные источники, а потребители не всегда задумываются, что именно они носят.
В XXI веке народный костюм стал полноценным политическим высказыванием. Многие угнетенные группы нашли поддержку и опору в одежде, которую они выбирают. Национальные ткацкие традиции восстанавливаются, заново осмысляются, сливаются с новыми веяниями и технологиями и актуализируются.
Один из самых ярких примеров — украинская вышиванка, которая после февраля 2022 года превратилась в важное высказывание. В День независимости Украины в 2022 году президент страны Владимир Зеленский выступил в вышиванке защитного цвета с узором из черных танков. Над орнаментом работала белоруская мастерица Руфина Базлова, которая известна своими вышивками и коллективными проектами с летописью белорусских протестов и судеб политзаключенных.
В Тибете, оккупированном Китаем, местное население придумало необычный способ мирного протеста — Лхакар. С 1940-х годов в регионе происходила китаизация культуры. Это сыграло немалую роль в установлении контроля КНР над тибетским самоопределением. «Освобождение», которое принесла культурная революция, вылилось в запрет на ношение национальной одежды. Несогласных тибетцев проводили по улицам с табличками на шее, на которых описывались их преступления. С приходом Дэн Сяопина, фактического руководителя КНР в 1970–1980-х годах, культурная политика по отношению к тибетцам немного смягчилась и им позволили вернуться к традициям.
Согласно антропологу Джеймсу Скотту и его концепции «оружие слабых», рутинные формы сопротивления — самые доступные для граждан, живущих при авторитарных системах, где открытый протест невозможен и даже опасен для жизни. Лхакар относится к этому виду неповиновения. Начиная с 2008 года участники движения каждую среду надевают традиционные костюмы чупа, говорят на тибетском языке, едят тибетскую пищу и бойкотируют китайские магазины. Так местные жители проводят условную границу с китайским государством и возвращают себе некоторую автономность. Благодаря социальным сетям практика распространилась в самых разных регионах Тибета. Как говорят сторонники движения, они не придерживаются националистических взглядов, в первую очередь их интересует свобода выражения своей идентичности и признание их культурных ценностей.
Возвращая стертые в процессе колонизации традиции, человек находит для себя нечто большее. Сейчас на Аляске существует движение, возрождающее татуировки Yidįįłtoo. Этому обычаю почти 10 тысяч лет! Коренные жители полуострова, гвичины, наносили эти татуировки на лица девушкам 12–14 лет, как правило после первой менструации. Современные гвичины говорят, что татуировки помогают им чувствовать себя стойкими и обновленными.
Лицевые татуировки коренных народов пытались запретить на протяжении многих лет. Происходило это в разных частях света. Из-за традиционной татуировки та-моко в свое время на маори началась настоящая охота, европейцы вывозили татуированные головы на продажу. Тайваньская татуировка попала под запрет во время японской оккупации, и эти гонения продолжились во время китайского правления.
Другой пример политического высказывания через внешний вид — это куфия, клетчатый мужской головной платок, распространенный среди курдов, арабов, иракских туркменов. Ранее куфия ассоциировалась именно с курдами, из-за чего ношение этого убора запрещено в Турции. С 1936 года платок часто носят в знак поддержки Палестины.
Помимо куфии, новые смыслы получило и женское платье тобе, украшенное региональными орнаментами. В 2019 году конгрессменка США палестинского происхождения Рашида Тлаиб пришла на церемонию присяги в тобе. Политик говорила, что для нее это способ поддержать свою культуру. Тлаиб поддержали в соцсетях: палестинки выкладывали фотографии своих тобе. Как замечает куратор и искусствовед Рейчел Дедман, тобе трансформировалось в такой сильный политический символ солидарности как раз из-за своей изначальной неполитичности: прежде всего это отсылка к истории и культуре Палестины до периода военных конфликтов.
Народное платье как способ объединения использовали и афганские женщины. Онлайн-акция #AfghanistanCulture появилась в сентябре 2021 года после того, как талибы запретили женщинам посещать университет без бурки. Активистка Бахар Джалали первой выложила фотографию в ярком народном костюме и отметила, что новые регламенты противоречат афганской национальной традиции, бурка и никаб — не свойственная региону одежда. Вслед за ней афганки поделились своими фотографиями в пестрых платьях. По хештегам #AfghanistanCulture, #AfganWomen, #WomenofAfghanistan можно посмотреть, как различаются цвета и вышивки в разных провинциях Афганистана.
This is Afghan culture. I am wearing a traditional Afghan dress. #AfghanistanCulture pic.twitter.com/DrRzgyXPvm
— Bahar Jalali بهار جلالی (@RoxanaBahar1) September 12, 2021
Националистические течения в равной мере используют элементы народного костюма. В Венгрии набирает популярность политический пантуранизм. Его приверженцы используют реконструированные наряды и оружие кочевых народов. В ход идут меховые шапки, сапоги, лук и стрелы, длинные утепленные халаты.
Что такое пантуранизм?
Эта идеология, основанная на псевдонаучной теории, ассоциирует венгров и их историю с историей урало-алтайских народов. Согласно пантуранизму, финнам, японцам, корейцам, саамам, венграм, туркам, монголам, маньчжурам и другим этническим группам надо сотрудничать, чтобы противостоять давлению Европы.
Пантуранизм достигает своего апогея во время «великого съезда» — Курултая. Это ежегодное мероприятие в Венгрии, в котором участвуют представители тюркоязычных стран. Съезд помогает венгерскому премьеру Виктору Орбану выстраивать новую национальную идентичность, которая отделена от европейской.
У народного костюма нет строгих правил, свойственных полицейской, военной и другой форме и офисной одежде. В последние годы сообщества возвращаются к национальной одежде, несмотря на ее маргинализацию и господство «быстрой моды», и находят в народном костюме не только способ мирного протеста, но и пространство для самовыражения.