Современная Турция последовательно формирует себя как наследницу великой Османской империи: снимает сериалы про султанов, строит мечети, повышает уровень исламского образования и ограничивает залоговые финансовые операции, пресекая ростовщичество. Нынешний лидер Реджеп Тайип Эрдоган находится в постоянном конфликте с наследием лидера начала века Мустафы Кемаля Ататюрка, который превратил Турцию в светскую страну. Как политические лидеры страны весь XX век шли к новой политической идее, построенной на ресентименте, разбирается востоковед и автор телеграм-канала о Ближнем Востоке Руслан Сулейманов.
Чтобы не пропустить новые тексты Perito, подписывайтесь на наш телеграм-канал и инстаграм.
Чтобы понять основные механизмы современной турецкой политики, нужно разобраться в понятии неоосманизма, которое пришло из второй половины XIX века. Османская империя в то время переживала системный политический и экономический кризис. В крупных городах начали появляться политические кружки, представители которых выступали за большую либерализацию страны и ориентацию на Запад. В 1865 году появилась секретная организация «Новые османы», которая требовала введения конституции и парламентской формы правления. Пытаясь предотвратить рост регионального национализма и сепаратизма на окраинах империи, «Новые османы», или неоосманы, выступали за формирование новой национальной идентичности. Турецкий историк Хакан Онгур отмечает, что неоосманы декламировали единство культуры, традиций и истории.
Популяризация идей свободы личности и равенства всех подданных перед законом достигла цели: султан Абдулхамид II в 1876 году согласился на принятие первой имперской конституции (неоосманы составляли текст по европейским образцам) и созыв первого в истории турецкого правления парламента.
Эта конституция и парламент прожили недолго — они были отменены уже через два года на фоне поражения Турции в войне с Россией. После этого Абдулхамид II сделал во внутренней политике ставку на исламскую идентичность, пытаясь сдержать зарождавшийся национализм среди арабских и других мусульманских народов Османской империи. (Забегая вперед, скажем, что при Реджепе Эрдогане в Турции существует культ Абдулхамида II как правителя, который пытался удержать империю от распада).
К концу XIX — началу XX века в Османской империи набрало силу движение младотурок, которое ратовало за модернизацию исламских догматов и даже ликвидацию монархии. После череды поражений в Балканских войнах и Первой мировой империя потеряла автономность и почти 90 % территории, и младотурки свели концепцию построения единой нации исключительно к тюркской идентичности (türkçülük). Очень популярными в этом движении были идеи мыслителя Зии Гёкальпа, который — в противовес панисламизму — продвигал идею сплочения тюркской нации с опорой на достижения европейской цивилизации. Младотурки развили мысль Гёкальпа до пантюркизма — объединения всех тюркоязычных народов, ненасильственного отуречивания или естественной ассимиляции национальных меньшинств империи.
Владения Османской империи были поделены между странами Антанты: Францией, Италией и Великобританией. Туркам остались только небольшие территории в европейской части страны и Малая Азия — центральная территория нынешней Турции. Одним из кровавых эпизодов того времени стало массовое убийство представителей национальных меньшинств империи в 1915–1923 годах: от рук младотурок погибло не менее 1,5 миллиона армян. Более 30 стран мира, включая Россию, расценивают эти события как геноцид. В Турции этот термин отрицают и утверждают, что ситуация была раздута странами Антанты для дискредитации Османской империи.
В 1919 году Мустафа Кемаль Ататюрк начал освободительную войну против иностранной интервенции. Два столпа османской риторики, ислам и османизм, начали деформироваться. «Постепенно, особенно после возвращения контроля над Измиром [в сентябре 1922 года. — Прим. Р. С.], на первый план выходит националистическая риторика, а упоминание таких понятий, как „ислам“, „султанат“ и „халифат“, довольно стремительно сходит на нет», — пишет турецкий историк Шабан Чалыш.
В 1923 году миссия Ататюрка завершилась победой. На территории бывшей империи было провозглашено создание Турецкой Республики, первые годы которой ознаменовались утверждением принципиально новой идеологии с полным отходом от имперских методов. Так появился кемализм — идеология, название которой образовано от имени Мустафы Кемаля Ататюрка.
В классическом виде кемализм как идеология турецкого национализма состоит из шести пунктов, «шести стрел Ататюрка»:
Последняя категория, которую русскоязычные исследователи называют лаицизмом (или светскостью), представляет собой заимствование из французского (laïcité) и означает отделение светской власти от духовной. Такое отношение Ататюрка к религии привело к самым революционным преобразованиям в истории Турции. В 1924 году был упразднен халифат и закрыто министерство по делам религии. В 1926-м по европейскому образцу был составлен и принят гражданский кодекс. Согласно новым статьям, семейная жизнь и гражданское право в целом должны были основываться исключительно на светских законах, а не на шариате (мусульманском праве). Двумя годами позже из турецкой конституции исключили положение об исламе как государственной религии.
Параллельно осуществлялась крупная языковая реформа, переход на латиницу и замена слов арабского и персидского происхождения на их аналоги, как правило французские. Реформа была настолько значительной, что, как подчеркивал британский лингвист Джеффри Льюис, спустя десятилетия первые речи Ататюрка уже требовали перевода на современный турецкий язык. Кроме того, с 1 января 1926 года был осуществлен переход с мусульманского календаря на григорианский. «Создатели нового режима с целью продвижения вестернизации и цивилизаторской политики нарекли османскую эпоху „темным временем“, отдалившим турок от их основ», — отмечает турецкий политолог Йылмаз Чолак.
После смерти Ататюрка в 1938 году в Турции начался постепенный пересмотр отношения к османскому прошлому и революционным преобразованиям в первые годы республики. Поворотным моментом стали парламентские выборы 14 мая 1950 года, в результате которых закончилась 27-летняя гегемония кемалистской Республиканской народной партии (РНП). Победившая Демократическая партия в ходе предвыборной кампании использовала лозунг «Хватит! Слово принадлежит народу!». «После прихода <Демократической партии> с таким популистским слоганом происходит формирование альтернативной национальной идентичности в противовес той, что была при республиканцах», — отмечает турецкая писательница и политологиня Нурай Мерт.
Возвращается интерес к исламу. В период правления Демократической партии в Турции открываются школы имамов-хатибов, в Анкарском университете создается теологический факультет, а в начальной школе вводятся уроки религиоведения по выбору. Снова широко отмечается праздник окончания поста в месяц Рамадан, открываются места религиозного культа и поклонения — гробницы тюрбе и мавзолеи. «Лаицизм в масштабах государства и общественно-политической жизни продолжал функционировать, но испытывал давление, подвергался критике, новым трактовкам», — подчеркивает историк Эсмеральда Гасанова.
Как утверждает турецкая политологиня Нагехан Токдоган в книге «Неоосманизм: жажда мести, ностальгия, нарциссизм», в 1960–1980-х годах в Турции на фоне борьбы с коммунистической угрозой произошло «возвращение к турецкой национальной культуре». Началось становление политического ислама, и главную роль играло движение «Милли гёрюш» («Национальное видение»), в рядах которого начнет свою стремительную карьеру будущий многолетний премьер-министр и президент Турции Реджеп Эрдоган.
Сторонники «Милли гёрюш» занимали жесткую позицию по отношению к наследию Ататюрка. Лидер движения Неджметтин Эрбакан неоднократно говорил, что кемалисты «возглавили движение по искоренению национального духа». Лаицизм же, по его мнению, — это слово, которое не имеет никакого смысла для турецкого народа и которое использовалось «исключительно для враждебности по отношению к исламу» в Турции. Так в стране утверждается абсолютно новый синтезированный нарратив, который историк Этьенн Копо называет «полуофициальной идеологией, именуемой туркоисламом».
Основатель правой националистической Партии отчизны Тургут Озал, будучи сначала премьер-министром (1983–1989), а затем президентом (1989–1993), стал одним из ключевых проводников туркоислама. Именно при нем произошла переоценка османского наследия и роли ислама в жизни Турции, в частности началось активное издательство газет и журналов исламистского характера. По данным Нагехан Токдоган, в 1980 году доля таких печатных изданий в стране составляла 7 %, а к 1996 году — уже 47 %.
Своего пика туркоислам достигает с победой на парламентских выборах 1995 года партии «Рефах» (Партия благоденствия), основанной последователями «Милли гёрюш». С 1987 года, после окончания запрета на политическую деятельность, партию возглавлял Неджметтин Эрбакан. Всю вторую половину 1990-х годов штабы «Рефаха» занимаются ревизией культурной сферы, постепенно интегрируя в общественное пространство образцы османского искусства, архитектуры, а также практики коллективного приема пищи. Впервые официальным мероприятиям республиканцев противостоят мероприятия, призванные воспевать османско-исламское наследие.
В 1994 году Реджеп Эрдоган победил на выборах мэра Стамбула от партии «Рефах». Харизматичный политик часто говорил о роли Стамбула во времена Османской империи. В городе стали широко отмечать годовщину взятия османами Константинополя в 1453 году. В частности, 29 мая 1996 года на стадионе «Инёню» прошло массовое чтение намаза с участием имама.
Сформированное Эрбаканом правительство стало уделять большое внимание исламской солидарности во внешней политике. Оно предлагало такие объединения, как «Исламская НАТО», «Исламская ООН», а в июне 1997 года учредило организацию «Исламская восьмерка» (D-8), в которую вошли Турция, Иран, Пакистан, Бангладеш, Малайзия, Индонезия, Египет и Нигерия.
Но такое открытое противостояние светским идеям Ататюрка не могло продолжаться бесконечно. 28 февраля 1997 года военные элиты в составе Совета национальной безопасности озвучили настойчивые рекомендации об отстранении от власти правительства Эрбакана. В июне 1997 года он подал в отставку, а его партия «Рефах» была ликвидирована в начале 1998-го.
В сентябре 1998 года Эрдоган был приговорен к нескольким месяцам тюрьмы за чтение стихов на митинге консерваторов в турецком городе Сиирт 6 декабря 1997 года. «Мечети — наши казармы, их купола — наши каски, минареты — наши штыки, и вера — наши солдаты». За цитирование нескольких строк идеолога пантюркизма Зии Гёкальпа будущий премьер-министр страны провел за решеткой четыре месяца. Этот эпизод стал поворотным моментом в карьере молодого политика — и для всей Турции.
В 1997 году накануне ликвидации партии «Рефах» исламисты спешно создают новую политическую силу, «Фазилет» (Партию добродетели), которая в 2001 году также была ликвидирована. «Фазилет» распалась на два лагеря: традиционалистов (партию «Саадет» (Партия счастья)) и «обновителей» — во главе с Эрдоганом (партию «Адалет ве калкынма» (Партия справедливости и развития, ПСР)).
На пути к власти в ходе предвыборной кампании 2002 года Эрдоган и его сторонники всячески отгораживались от исламистского прошлого, называя себя консервативными демократами. «Мы сняли рубашку „Милли гёрюш“. Люди возложили на нас миссию осуществления демократии», — любил повторять лидер ПСР. Так Эрдоган успокаивал военные элиты, чтобы не спровоцировать новый переворот. Спустя годы, укрепив личную власть, Эрдоган будет говорить иначе: «Я остаюсь таким же, каким и был вчера. Не изменился и не изменюсь».
Так или иначе, в первые годы правления ПСР придерживалась стратегии консервативного популизма, который, по словам тюрколога Вячеслава Шлыкова, основывался на балансировании между «молчаливым мусульманским большинством» и «непропорционально активным и влиятельным западническим меньшинством».
Идеологию ПСР с апелляцией к османскому наследию разработал профессор международных отношений Ахмет Давутоглу в книге «Стратегическая глубина» (2001). Давутоглу писал, что Турция — «мусульманская сверхдержава», преемница Османской империи, некогда владевшей почти всем арабским миром. По его мнению, у Анкары нет другого выхода, кроме как «играть связующую роль между такими регионами, как Центральная Азия, Балканы, Северная Африка и Черноморский бассейн».
Профессор полагал, что Турция может стать лидером в региональной иерархии. Поэтому неоосманская риторика времен ПСР прежде всего была направлена вовне и нашла свое отражение в разработанной Давутоглу концепции «ноль проблем с соседями». Для начала было необходимо наладить отношения с ближайшим окружением: Арменией, Грецией, Болгарией, Ираном, Сирией и так далее.
Параллельно новая внешняя политика подразумевала активное вовлечение Анкары в решение вопросов, затрагивающих интересы мусульман по всему миру. В ноябре 2009 года Давутоглу, уже будучи министром иностранных дел Турции, сказал: «Да, мы неоосманы. Мы должны интересоваться происходящим в странах региона и даже идем в Северную Африку».
Настоящим триумфом для турецкой внешней политики стали события так называемой «арабской весны», захлестнувшей большинство стран Ближневосточного региона в начале 2011 года. Ливийскому, тунисскому, египетскому и другим обществам, уставшим от авторитаризма, Турция времен ПСР казалась образцом сочетания демократии и исламских ценностей.
В сентябре 2011 года Эрдоган, будучи премьер-министром Турции, триумфально посетил Египет, Тунис и Ливию, где был встречен почти что лидером арабской улицы, много выступал перед местным населением, объясняя специфику турецкой модели. «Я не считаю, что лаицизм значит отсутствие религиозности или антирелигиозность. В программе моей партии есть определение лаицизма. Человек не может быть светским, светским может быть государство. Лидер, будучи мусульманином и управляя светским государством, сохраняет равноудаленность от всех религиозных групп, и все конфессиональные группы находятся под защитой государства», — рассказывал турецкий премьер в ливийском Триполи. Говоря о войне в Сирии, Эрдоган подчеркивал, что «сирийский вопрос — это внутреннее дело Турции», и обещал, что вскоре будет читать намаз в Дамаске со своими собратьями, подразумевая возможное свержение режима Башара Асада.
При этом в Анкаре подчеркивали, что внешняя политика страны не носит характер экспансии. «Понятие „неоосманизм“ представляет в большей степени риторику, чем повод для чьего-либо переживания или беспокойства. Народ Турции еще не является той массой, которая с точки зрения уровня жизни мечтает об империи», — писал на страницах провластной газеты «Миллиет» историк Ильбер Ортайлы.
Турецкий публицист Дженк Сарачоглу полагает, что «для осуществления внешней политики, основанной на воспевании османского прошлого, требовался человеческий фактор», то есть популяризация этих идей среди жителей страны. Постепенно апелляция к внешнеполитическим достижениям Турции стала частью внутриполитического дискурса. После победы ПСР на очередных парламентских выборах в 2011 году Эрдоган сказал:
«Сегодня Сараево выиграло в той же степени, в которой победил Стамбул. Бейрут победил в той же степени, в которой победил Измир. Дамаск победил в той же степени, в которой победила Анкара. <…> Сегодня Ближний Восток, Кавказ, Балканы и Европа победили не меньше, чем сама Турция».
По мнению Нагехан Токдоган, развитие идей неоосманизма внутри Турции происходило во многом «за счет апелляции к общему величественному прошлому» и стало важным инструментом так называемой «политики чувств» (duygu siyaseti). Токдоган считает, что ПСР и ее лидеры постоянно обращались к нарциссизму, ностальгии и жажде мести. Так при Эрдогане начался пересмотр (а в отдельных случаях и отмена) наследия Ататюрка.
Действующий президент республики критически относится к Лозаннскому мирному соглашению 1923 года между Турцией, рядом европейских государств и Японией, которым юридически был оформлен распад Османской империи и установлены новые границы страны. «Некоторые пытались преподнести Лозаннское соглашение как победу. <…> Из-за этого соглашения из трех миллионов квадратных километров наших земель были выцарапаны некоторые территории, а нам остались лишь 780 тысяч квадратных километров. <…> Лозаннское соглашение — это не священный текст, и мы будем его оспаривать», — заявил Эрдоган в сентябре 2016 года.
Имя Мустафы Кемаля Ататюрка стали исключать из поминальных молитв имамов в такие памятные даты, как 19 мая — День памяти Ататюрка, молодежи и спорта. Пересев в 2014 году из премьерского кресла в президентское, Эрдоган перестал посещать мавзолей Ататюрка 23 апреля, в День национального суверенитета и детей Турции. С 2013 года портрет Ататюрка перестал использоваться на государственных наградах, а в начальных и средних учебных заведениях была отменена традиционная утренняя клятва школьника, которую дети читали с 1933 года.
В 2017 году вышли новые учебники истории, в которых главы, посвященные Ататюрку и основам республиканизма, были сокращены. Во всех государственных школах, наравне с портретами Ататюрка, появились изображения Абдулхамида II и покорителя Константинополя султана Мехмеда II. Имя Ататюрка было убрано из названий турецких стадионов, а в апреле 2019 года — формально после открытия нового международного аэропорта в октябре 2018-го — закрылся стамбульский аэропорт имени Ататюрка. «В течение 20 лет правления ПСР антикемализм почти что стал официальной идеологией», — так оценил эту политику колумнист оппозиционной газеты «Джумхуриет» Синан Мейдан.
Эрдоган часто критикует языковую реформу времен Ататюрка, замену слов арабского или персидского происхождения тюркскими эквивалентами или заимствованиями из европейских языков. «Под видом языковой реформы посредством совершенно безвкусных, бездушных и бесцветных слов наш турецкий язык пытались ослабить или даже разорвать связь между нашим народом и его древней культурой. Наши вены, по сути, были перерезаны. Наши связи с историей были разорваны», — негодовал турецкий президент в марте 2018 года.
В другом своем выступлении, в декабре 2014 года, Эрдоган с сожалением отметил, что в Турции многие не желают изучать староосманский язык. «Это большая угроза. Хотят или не хотят, но староосманский язык в этой стране будут изучать и будут преподавать», — заявил президент. По данным Министерства национального образования Турции, только с 2014 по 2018 год число изучающих староосманский язык в республике увеличилось в 21 раз, с 5,6 тысячи до 118 тысяч.
С приходом к власти Эрдогана в Турции выросла роль массовой культуры, особенно сериалов. Лицензии на их показ продают за рубеж, в том числе как элемент «мягкой силы». Если в 2004 году республика экспортировала мыльные оперы на 10 тысяч долларов, то в 2022 году — уже на 600 миллионов долларов. Сейчас около 100 турецких сериалов показывают в 150 странах мира.
В самой Турции телевидение также играет большую роль. Согласно данным анкетирования, проведенного в 2021 году компанией TİAK, среднестатистический турок проводит за просмотром телевизора 4,5 часа в день, что почти в два раза превышает средний мировой показатель 2 часа 54 минуты (в России — 3 часа 57 минут). Республиканские власти внимательно следят за содержанием исторических сериалов. «Нередко политический курс страны завуалировано проявляется в сюжетах тех или иных сериалов», — указывает тюрколог Екатерина Чулковская.
Одним из самых популярных в стране стал сериал 2014 года «Возрождение: Эртугрул» (Diriliş: Ertuğrul), посвященный жизни Эртугрула, отца Османа I, основателя династии Османов. В фильме показана борьба главного героя за интересы своего народа против внешних сил. «Дискурс Эрдогана переносится в античные времена. Если он сейчас ведет борьбу, то же самое мы видим в вымышленном османском контексте», — рассказывает антрополог Айсе Кавдар.
Среди других наиболее популярных фильмов и сериалов, воспевающих османское величие и поддержанных государством, можно выделить «Однажды в Османской империи» (Bir Zamanlar Osmanlı), «Османская пощечина» (Osmanlı Tokadı), «Великий сыщик Филинта» (Filinta), «Завоевание 1453» (Fetih 1453) и «Столица — Абдулхамид» (Payitaht Abdülhamid).
Российскому зрителю лучше всего знаком «Великолепный век» (Muhteşem Yüzyıl, 2011–2014). Кстати, Эрдоган довольно критически отнесся к этому сериалу, считая, что султан Сулейман в нем слишком погружен в любовные интриги вместо того, чтобы заниматься государственными делами. «У нас не было таких предков. Мы не признаем такого султана Сулеймана. Происходящее во дворце, показанное в сериале, не происходило на самом деле», — негодовал президент в ноябре 2012 года.
Многочисленные группы и страницы в социальных сетях, посвященные турецкой истории, главным образом периоду Османской империи, тоже вносят вклад в поддержание государственной идеологии. На коллажах с использованием скриншотов из исторических сериалов сравнивают османские времена с сегодняшней Турцией, а Эрдоган предстает в образе нового султана. Чаще всего действующего президента сравнивают с Абдулхамидом II, который, как любит повторять сам Эрдоган, пытался удержать Османскую империю от распада и «не потерял ни грамма земли». Особой популярностью пользуются видеоролики, в которых Эрдоган демонстрируется под торжественную музыку из исторических сериалов.
Под негласным лозунгом «реставрации величественного прошлого» («Görkemli geçmişin restorasyonu») в Турции строят и восстанавливают архитектурные сооружения османского наследия. В Стамбуле с нуля построены мечети Мимара Синана (2012), Чамлыджа (2019) и Таксим (2021), полностью отреставрированы мечети Сулеймание (2010), Фатих (2010) и Баезид (2020). Обширная реставрация была проведена во дворце Топкапы (2023), а по состоянию на август 2023 года, по-прежнему продолжается восстановление османских дворцов Долмабахче и Бейлербейи. В 2014 году для Эрдогана был построен в Анкаре огромный, на 1 000 комнат, дворец Аксарай в османском стиле, в который президент переехал из своей прежней резиденции Чанкаи. По приблизительным подсчетам, Аксарай по размерам в 50 раз превосходит Белый дом в Вашингтоне.
Эти стройки символизируют преемство от могущественной Османской империи к современной Турции в лице Эрдогана и его партии. Среди подобных проектов и подводный железнодорожный тоннель «Мармарай», соединяющий европейскую и азиатскую части Стамбула, и автомобильный подводный тоннель «Евразия» под проливом Босфор. «Будучи внуками того поколения, которое сдвигало корабли с суши, мы водим транспортные средства под водой», — гласит подпись к фотоколлажу на одной из популярных страниц в фейсбуке [принадлежите Meta, запрещенной в России] в поддержку Эрдогана.
В январе 2009 года в Стамбуле открылся исторический музей-панорама «1453». «Сегодня мы прокладываем путь нашей культуры, нашего мира с помощью таких проектов, которые возрождают историческую идентичность и исторические места Стамбула», — заявил Эрдоган на церемонии открытия музейного комплекса.
Османское прошлое прослеживается и в названиях новых турецких вузов: Университеты Фатиха Султана Мехмета и Безмиалем в Стамбуле (оба — 2010), Университет Йылдырыма Беязыта в Анкаре (2010), Университет Кануни в Адане (2013, закрыт в 2016-м).
В целом при ПСР Стамбулу отводится особая роль как бывшему центру Османской империи в противовес Анкаре, являющейся не только столицей республики, но и оплотом республиканства и республиканских ценностей. В 1990-х годах Эрдоган, будучи мэром Стамбула, сделал День взятия Константинополя (29 мая) крупным праздником, чем существенно потеснил День памяти Ататюрка, молодежи и спорта (19 мая).
Ностальгия по былому османскому величию всегда наполняла Стамбул после провозглашения республики. «Тоска по этой умершей культуре, по затонувшей империи была повсеместной. <…> Печаль Стамбула — это и настроение его музыки, и главное понятие его поэзии, и определенный взгляд на жизнь, и состояние души, и некая субстанция, без которой Стамбул не был бы Стамбулом», — вспоминает турецкий писатель, лауреат Нобелевской премии Орхан Памук.
Когда Эрдоган говорит о покорении Стамбула (İstanbul’un fethi), он нередко преподносит себя и своих сторонников как правопреемников и реализаторов «нового покорения Стамбула» (İstanbul’un yeniden fethi), то есть возвращения городу былого величия. В июле 2020 года Айя-София (для христиан — собор Святой Софии), которая с 1934 года была открыта как музей, снова получила статус мечети. Турецкий лидер лично принял участие в первом за 86 лет пятничном намазе.
Лаицизм (светскость) — все еще один из столпов современного турецкого государства, но представители движения политического ислама начали ревизию одной из «шести стрел Ататюрка». В 1994 году Эрдоган сказал: «Лаицизм уходит. И после того, как народ об этом попросит, он точно уйдет! Это неотвратимо! Этот народ невозможно насильно держать в своих руках… Невозможно быть одновременно светским человеком и мусульманином. Ты либо мусульманин, либо светский человек».
После прихода к власти в 2002 году Эрдоган и его сторонники были крайне осторожны в продвижении исламской повестки, но, по мере укрепления власти ПСР и принижения роли армии, исламские методы постепенно вошли в турецкое общественно-политическое пространство. Уже в апреле 2007 года турецкий Генштаб распространил сообщение, в котором военные высказывали недовольство подрывом светскости: «В качестве альтернативы национальным праздникам, символизирующим независимость государства и единство нации, проводятся другие празднества… эксплуатируются святые религиозные чувства нашего народа, а подлинные цели маскируются под религиозные». В качестве иллюстрации происходящего в письме говорилось, что в некоторых городах в неурочное время, «когда детям следует быть в постели», их наряжают в «неподобающие возрасту одежды и предлагают исполнять религиозные песнопения», пытаясь при этом снять портреты Ататюрка и убрать турецкие флаги.
Несмотря на недовольство военных, спикеры ПСР все чаще и настойчивее продвигали дискуссию, например, о допустимости ношения женщинами чаршафа (турецкий вариант хиджаба) в учебных и административных учреждениях. 2 мая 1999 года впервые в истории турецкого парламента женщина — депутатка от исламистской партии «Фазилет» Мерве Кавакчи — появилась на заседании законодательного органа с покрытой головой. Ее освистали и выгнали из парламента. Спустя 14 лет запрет на ношение головного платка в административных и учебных заведениях был снят. 31 октября 2013 года сразу четыре женщины появились на заседании парламента в чаршафах — и это было воспринято как норма.
В 2012 году правительство ПСР без широкого общественного обсуждения провело реформу образования. Власти значительно расширили права выпускников религиозных школ имам-хатибов, а в программах светских учебных заведений появились курсы корановедения и арабского языка. Эрдоган объявил, что задачей системы образования является «воспитание набожного поколения» (dindar nesil). С 2002 по 2022 год число мечетей увеличилось на 18 %, с 76 до 90 тысяч.
Апелляция к исламу в риторике Эрдогана часто проходит по дихотомии «мы-они». «Мы» — это те, кто терпел несправедливость и угнетение, в том числе при Ататюрке и его последователях, но сегодня получил защиту и поддержку действующей власти. «Мы вышли из народа. Мы и есть народ», — заявил Эрдоган в июле 2014 года. Среди примеров несправедливости и угнетения народа турецкий президент вспоминает невозможность осуществлять в Турции исламские религиозные практики с провозглашением республики в 1923 году. «В 1940-е годы велась война против ценностей нации и против святынь нации. Изучение, преподавание и чтение священного Корана также было запрещено», — указал он в сентябре 2012 года.
Дихотомию «мы-они» Эрдоган использует и на международной арене. На Давосском экономическом форуме в январе 2009 года он разразился резкой критикой в адрес тогдашнего президента Израиля Шимона Переса. Говоря от имени мусульман всего мира, Эрдоган обвинил еврейское государство в убийстве палестинцев, а затем со словами: «Для меня Давос закончился» покинул зал. «Не забывайте. Все началось с выступления этого храбреца перед угнетателями» — гласит подпись к фотографии с выступления Эрдогана в Давосе на одной из страниц в инстаграме [принадлежит Meta, запрещенной в России] в поддержку турецкого президента.
Примерно тогда же, на рубеже 2000–2010-х годов, резко меняется риторика Эрдогана по отношению к Западу, с которым он изначально намеревался выстраивать тесные отношения и даже готовил Турцию к вступлению в Евросоюз. «До 2011 года он бегал с риторикой Евросоюза. Затем постепенно основным его дискурсом стали отсылки к религии, борьба с предателями и противостояние иностранным державам. Поскольку в нем эти чувства очень сильны, они имеют большое влияние на массы», — указывает колумнист оппозиционной газеты «Карар» Таха Акйол.
Показательным примером такой политики стала экономическая модель, которой придерживается Эрдоган. Вопреки международной практике, турецкий президент настаивает на понижении, а не на повышении процентной ставки, объясняя это тем, что ему так велит ислам, в котором порицается ростовщичество. «Если у них есть доллары, то у нас есть Аллах», — заявил он на митинге в августе 2018 года.
В ночь с 15 на 16 июля 2016 года состоялась попытка государственного переворота, в ходе которой погибли 248 гражданских лиц. Мирные жители, вышедшие на улицы преграждать своими телами продвижение военной техники, в официальной речи именуются не иначе как шахиды (мученики за веру), а описание событий той ночи закрепились в государственном нарративе как «сказание о 15 июля» («15 Temmuz Destanı»), когда «народ проявил свою волю». В память о тех событиях по всей стране установлены многочисленные монументы.
События 2016 года позволили Эрдогану объявить в стране режим чрезвычайного положения и продлевать его в течение двух лет. За это время множество политических оппонентов президента и оппозиционно настроенных журналистов были отправлены за решетку или вынужденно покинули страну. А после принятия на референдуме поправок в конституцию в 2017 году Эрдоган среди прочего получил контроль над судебной системой страны. Давление на оппозицию и свободные СМИ в республике продолжаются до сих пор. Так, в рейтинге свободы прессы с 2016 по 2023 год Турция опустилась с 151-го на 165-е место.
По словам Нагехан Токдоган, «сказание о 15 июля» — последняя остановка в политике ПСР, направленной в сторону культа «побед и чувства коллективного нарциссизма», облаченного в неоосманскую риторику.
Зародившиеся в Турции во второй половине XX столетия чувство ностальгии и ревизионизм по отношению к османскому наследию в начале XXI века стали государственной идеологией Партии справедливости и развития во главе с харизматичным лидером Реджепом Тайипом Эрдоганом. Параллельно с воспеванием наследия Османской империи в Турции продолжается активный пересмотр (а иногда и отмена) основ современной республики, заложенных Мустафой Кемалем Ататюрком.
Большую роль в этом процессе играет своего рода инструментализация ислама, использование религии в политических целях. При этом в повседневной жизни религиозность турок за прошедшие два десятилетия поменялась несущественно. По данным опроса, проведенного компанией KONDA, с 2008 по 2018 год число верующих в стране выросло лишь с 31 до 34 %, зато количество религиозных, то есть тех, кто соблюдает все исламские предписания, снизилось с 55 до 51 %. Число соблюдающих пост и вовсе упало с 77 до 65 %.
В самом начале правления ПСР пыталась реализовать неоосманский курс главным образом не внутри республики, а вовне. Огромной удачей стали события «арабской весны» 2011 года. Но и в Тунисе, и в Египте, и в Ливии, и в Сирии исламистские силы (в основном движение запрещенных в РФ «Братьев-мусульман»), которые активно поддерживала Анкара, потерпели крах, и теперь турецким властям приходится заново выстраивать отношения с тем же Каиром или Дамаском, по сути вновь прибегая к концепции «ноль проблем с соседями», которая провозглашалась в первые годы правления ПСР.
Турецкая идентичность во многом остается амбивалентной. Хотя географически европейская часть Турции составляет лишь 3 %, страна принимает участие, скажем, в песенном конкурсе «Евровидение» (в 2003 году даже стала победительницей) или в чемпионате Европы, а не Азии по футболу. По мнению бывшего премьер-министра и президента Турции Сулеймана Демиреля, турки — абсолютные европейцы: «Мы уже 2 700 лет европейцы. Первыми тюрками-европейцами были скифы, гунны, авары, хазары, печенеги и, наконец, турки-османы. Окончательное оформление Османского государства произошло на европейской территории, и оно господствовало в Европе пять веков. Османское государство — европейское».
Обращение же к наследию османских султанов используется в большей степени как политтехнология. «Политический ислам, или неоосманизм, для которого президент Эрдоган выбрал символику Айя-Софии, не способен улучшить экономику Турции. Однако результаты выборов показывают, что решающим фактором в стране является именно идеология: Эрдоган остается популярным, несмотря на экономическую ситуацию и катастрофическое землетрясение», — написал саудовский журналист Тарик аль-Хомаед, комментируя недавние выборы в Турции.
Землетрясение 6 февраля 2023 года, в котором погибли более 50 тысяч человек, стало самым разрушительным по числу жертв для Турции с XIII века. Природная катастрофа сильно ударила по рейтингу Эрдогана и правящей партии. Оправиться от этого удара властям удалось только непосредственно перед всеобщими выборами 14 мая за счет почти тотального контроля над СМИ, 95 % которых принадлежат ближайшему окружению Эрдогана.
Эксплуатация так называемой политики чувств (duygu siyaseti), одним из которых является ностальгия, вероятно, еще долгое время будет актуальной в турецких реалиях, даже несмотря на ухудшающееся экономическое положение в республике. В этом смысле Турция во многом близка России. Как полагает главный редактор общеарабской газеты «Аш-Шарк аль-Аусат» Гасан Шарбель, именно поэтому президенты Турции и России очень хорошо ладят друг с другом: «Стамбульский султан обвиняет мир в расчленении османского могущества, а московский царь обвиняет мир в расчленении советской империи».