В 2023 году российские власти заговорили об испытаниях ядерного оружия. Тогда же научный руководитель Всероссийского НИИ экспериментальной физики Вячеслав Соловьев подтвердил готовность одного из крупнейших ядерных полигонов страны — на Новой Земле. Его построили в 1955 году, и до объявления моратория на ядерные испытания в 1990-м бомбы применялись там как минимум 132 раза. Государство с XIX века боролось за право владеть архипелагом, сотню лет тратило ресурсы на его освоение, а потом решило взорвать.
Этим материалом мы открываем цикл Ильи Чеберина, автора подкаста «У шамана три беды» и сооснователя этнографического сообщества «Чернозем», об освоении Новой Земли — от открытия необитаемого архипелага до создания там ядерного полигона.
Чтобы не пропустить новые тексты Perito, подписывайтесь на наш телеграм-канал и инстаграм.
Три военных крейсера медленно подходили к берегу заснеженного архипелага. Офицеры толпились на палубе вместе с матросами. Вглядываясь в даль, они до самого горизонта видели лишь бескрайнюю белую пустошь. Земля впереди была непригодна для жизни, только одна небольшая избушка нарушала мертвый пейзаж. Из трубы поднимался дымок. Печь, должно быть, затопил тот дикарь, про которого рассказывали поморские рыбаки: дескать, на Новой Земле несколько лет назад поселился самоед. Пропитание для себя и семьи добывает охотой, и ничего ему больше не надо. Только порох и патроны, которые он обменивает у промысловиков на шкуры убитых зверей.
Хозяин избы тоже заметил военную эскадру. Он немного знал грамоту и прочитал на борту корабля русские буквы. Но интересовали его не они, а блестящие пуговицы на мундирах людей на судне. Последний раз он видел такие на кителе у исправника на материке. Встреча с ним сулила самоеду тюрьму — ведь не стал бы он селиться в арктической пустыне без веских причин. У него были проблемы с законом. Не успели матросы бросить якорь, как дикарь рванул из дома и скрылся в глубине острова.
Через много лет Фома Вылка (так звали ненца, которого увидели моряки) признается, что испугался, будто эскадра пришла за ним. На архипелаг он бежал от долгов и наказания за лодку и богослужебную книгу, которые украл в Пустозерске. На самом же деле солдаты сопровождали архангельского губернатора и самого великого князя Алексея Александровича, сына императора Александра II. К Фоме у них было дело государственной важности.
В 900 километрах от Архангельской области в Северном Ледовитом океане есть два крупных острова, Северный и Южный, разделенных небольшим проливом Маточкин Шар. Вокруг них множество малых островов. Вместе их называют архипелагом Новая Земля. Кто и когда открыл ее, установить трудно. Исследователи не могут определить точную дату из-за плохого состояния документов. Но, по одной из версий, Новую Землю обнаружил Улеб, новгородский посадник на Северной Двине, во время путешествия к Железным Воротам (название Карского пролива на Руси) в 1032 году.
На картах архипелаг появился в конце XVI века, к этому времени европейцы совершили к нему несколько экспедиций. Представления об этих местах сложились у них самые мрачные. Редкому мореплавателю удавалось увидеть Новую Землю и не погубить экипаж корабля.
На Новой Земле, которая лежит на 76 градусах, нельзя найти ни зелени, ни травы, равно как и травоядных животных, и есть там только плотоядные, каковы медведи и лисицы, хотя Новая Земля на четыре градуса дальше от полюса, чем Гренландия.
23 июня [1596 года], снявшись с якоря, мы вышли в открытое море и взяли курс на NW, но плыть далеко не могли, так как нам пришлось повернуть из-за льда. <…> Между тем большой белый медведь стал подплывать к кораблю и забрался бы на него, если бы мы не закричали. Мы выстрелили в него. Удаляясь от корабля, он поплыл к берегу, на котором были наши.
Описание Новой Земли из дневника голландского мореплавателя Геррита де-Фера, 22–23 июня 1596 года.
В 1553 году из Англии на поиск северо-восточного пути в Китай вышло несколько кораблей. Два из них, под руководством мореплавателя Хью Уиллоби, достигли Новой Земли. «Место было необитаемо, но нам показалось по крестам и другим признакам, что люди бывали здесь», — написал капитан в дневнике и развернул суда к Кольскому полуострову. Через несколько месяцев местные рыбаки нашли корабли пришвартованными в устье реки Варзина. Все 63 моряка были мертвы.
Как доложил о них венецианский посол Джованни Микель: «Некоторые из умерших были найдены сидящими, с пером в руках и бумагой перед ними, другие — сидя за столом с тарелками в руках и ложками во рту, третьи — открывающими шкаф, иные — в других позах, как будто статуи, которые поставили таким образом. Так же выглядели собаки». Вероятно, моряки отравились угарным газом, когда, спасаясь от жуткого холода, собрались на одном корабле и затопили все печи.
В 1596 году экспедиция голландца Виллема Баренца намеревалась вдоль побережья Новой Земли добраться до Обской губы. Но 21 августа тяжелые льды загнали корабль в бухту на северо-востоке архипелага, где он остался до следующего лета. До этого никому из европейцев не удавалось успешно перезимовать в Арктике.
Среди команды Баренца ходили мифы, что край враждебен и населен самыми свирепыми зверями. Хотя опасаться стоило не только их: уже в начале зимы моряки начали гибнуть от цинги. К недугу прибавились и погодные условия. В январе снег завалил трубу избушки, сколоченной моряками для зимовки, из-за чего они сначала едва не угорели от дыма, а потом чуть не замерзли.
Спустя 10 месяцев, 14 июня, корабль все еще был скован льдами. Выжившие не могли больше ждать и на двух шлюпках направились к Кольскому полуострову. Члены экипажа продолжали умирать; от цинги скончался и сам Баренц. Команда пыталась пришвартоваться к крупной льдине и выгрузить на нее провиант, но та треснула, и все запасы пошли ко дну. К моменту, когда лодки добрались до Междушарского острова на юге архипелага, из 17 участников экспедиции в живых осталось 12. Им повезло встретить группу зверобоев, которые подобрали голландцев и переправили их на материк.
То были поморы, народ, о происхождении которого ученые спорят до сих пор. По одной из версий, их считают потомками финно-угров, живших на берегу Белого моря, по другой — субэтносом русского народа, пришедшим на север из Великого Новгорода. Чиновники Российской империи об этом вообще не задумывались. Общее вероисповедание и схожий язык давали им повод вовсе не отделять поморов от русских и, кроме того, называть «поморами» вообще всех рыболовов и охотников Архангельской губернии.
Поморы о Новой Земле знали давно, это их следы обнаружила на островах команда англичанина Уиллоби за полвека до Баренца. Кресты, становища и заброшенные избушки попадались во время зимовки и голландскому экипажу. Поморы регулярно приплывали сюда на охоту (место было богато на моржей, нерп, касаток, морских зайцев) и даже успешно зимовали на островах, а летом возвращались на материк с пушниной. И даже с таким опытом никто из промысловиков не оставался на архипелаге дольше чем на несколько месяцев и уж тем более не собирался там жить.
Иногда, впрочем, находились авантюристы. В 1763-м на Новой Земле попыталась скрыться от гонений на старообрядцев семья Пайкачевых. Следующим же летом тела всех двенадцати переселенцев нашли архангельские промысловики. «Вдруг видит: лежат все Пайкачи бездыханные, в белых смертных саванах, а сами черные, как уголья…» — будут о них рассказывать поморы, которые бывали на архипелаге только во время промыслов. Считалось, что больше делать там было нечего. По крайней мере, так думали до XIX века, пока не вмешалось государство.
В первой половине XIX века у поморов появились конкуренты: на Новую Землю стали высаживаться экипажи норвежцев. Их шхуны шли вдоль Мурманского берега, по пути, который почти не замерзал зимой, и начинали промысел на островах уже в конце апреля. Поморы же выходили на архипелаг из горла Белого моря, большую часть года скованного льдом. Берега они достигали лишь в начале лета, когда одна половина зверей уже была перебита норвежцами, а вторая напугана и не подпускала к себе охотников. При таком неравном соперничестве поморы быстро потеряли к архипелагу интерес: если в 1835 году к островам ходило 137 поморских судов, то в 1870-м — всего восемь.
Доходы от новоземельской пушнины начали падать. Кроме того, по Архангельской губернии пошли слухи, что норвежцы не только истребляют морских животных и вывозят пух, но и ломают поморские избы и кресты. Этого испугались царские чиновники, которые решили, что Норвегия хочет взять острова под свой контроль.
В 1870 году к Новой Земле была отправлена военная эскадра. Чиновники планировали спугнуть норвежских промысловиков, предполагая, что корабли будут защищать острова от вторжения иностранцев. Вместе с военными архипелаг посетили великий князь Алексей Александрович и архангельский губернатор Николай Качалов. Последний, вернувшись на материк, написал целых два проекта решения «норвежской проблемы».
В первом Качалов хотел отправить к Новой Земле военный крейсер. По его замыслу, на борту должен был плыть судья, который бы следил за тем, как идет промысел, и при поддержке военных на месте решал конфликты между зверобоями. Во втором проекте губернатор предложил, чтобы «хороший пароход, способный для океанского плавания» каждую весну брал на борт поморов и со всем их грузом доставлял на архипелаг в марте, то есть раньше норвежцев.
Высокие чины проигнорировали оба предложения и придумали план гораздо большего масштаба: колонизировать архипелаг. В 1872 году, как писали в газетах, великий князь Алексей Александрович лично выдал 400 рублей (если сравнивать цены на муку, то сегодня это было бы примерно 215 тысяч) на постройку в проливе Костин Шар новой избушки. В ней должны были поселиться первые колонисты. Вопреки ожиданиям, ими стали не поморы, хорошо знавшие архипелаг, а другой коренной народ Севера — ненцы.
Ненцы в этой истории появились не просто так. Исследователи еще в XVI веке высказывали предположения, что на островах кто-то жил. В Германии Новую Землю называли территорией, на которой живут самоеды (под ними имели в виду сразу несколько коренных народов, говоривших на самодийских языках, и часто подразумевали самую многочисленную группу — ненцев). Их слова подтверждали французские путешественники, которые во время плавания встретили на архипелаге людей, поклонявшихся солнцу. Были это ненцы или нет, непонятно. От мореплавателей они убежали.
Первым Новой Земли достиг ненец Пыенгарка — его имя носит один из мысов острова. Первопроходец был поражен видом высоких снежных вершин, сползающих к морю ледников. «На этой земле, должно быть, боги живут», — рассказывал он, вернувшись на Большую землю. И долго называли ненцы эти острова «Норо я» — Божественная.
Из книги «Сын Новой Земли» советского географа Бориса Кошечкина
В Российской империи тоже что-то слышали о таинственных жителях Новой Земли. Их, например, подозревали в убийствах на архипелаге в губе Строгановых. Она, по одной из легенд, получила свое название в честь известного купеческого рода. Принадлежавшие Строгановым крестьяне в середине XVI века основали там промысловую станцию. Два столетия спустя моряк Федот Рахманин нашел от нее лишь остовы построек, а вокруг — множество могил и «обнаженных человеческих костей больших и малых людей». На крестах Федот прочел, что к поселенцам «приходили некоторые люди, называемые шершуты, и их обидели. В надписях представлены сии люди с железными носами и зубами, и что страшное их видение смертоносно».
Никаких сомнений в том, что на архипелаге обитали ненцы, не осталось, когда великий князь Алексей Александрович и губернатор Качалов впервые посетили Новую Землю. По прибытии они узнали, что там уже три года обитает ненец Фома Вылка с женой и ребенком. Он был лучшим доказательством, что «инородцы» способны выжить в условиях арктической пустыни. И в 1872-м на архипелаг отправился корабль с новой избой, купленной на деньги князя, и несколькими ненецкими семьями. За ними последовали и другие партии переселенцев.
Они отправлялись добровольно. Причин для этого было несколько. Встречались люди, как Фома Вылка, оказавшиеся в долговой яме у хозяев своих артелей. Другие рассчитывали заработать на промыслах при поддержке царских властей. Большинство же просто хваталось за возможность уйти подальше от казаков, купцов, промысловиков из России. Продвижение империи на север и вглубь Сибири разрушало привычный ненцам уклад жизни, леса вырубались, разрабатывались месторождения. Пастбищ для оленей становилось все меньше, и зверь уходил с родовых угодий, где на него охотились веками. Ненцы не могли найти себе место в новой реальности. Рано или поздно они попадали в зависимость либо от купцов, либо от промысловых артелей.
Бедняки-самоеды, выбитые из оленеводов в работники, мечтали о Новой Земле, как об обетованной стране, где им улыбалась еще возможность жить так, как жили самоеды в старое, доброе и для самоедов время, когда можно было еще беспечно существовать, охотясь за бродячим, вольным оленем, не думая о голоде и стуже.
Из книги «История одного самоеда» полярного исследователя Константина Носилова
Об очередной группе переселенцев один из архангельских губернаторов, Александр Энгельгардт, в 1894 году говорил: «Охотников явилось много, но из них были выбраны более привычные к морским промыслам и проживавшие по берегам океана».
Первый поселок был построен на Южном острове архипелага и получил название Малые Кармакулы. Он находился при спасательной станции, которую должны были обслуживать переселенцы. Для империи это был важный объект, позволявший морскому флоту чувствовать себя гораздо увереннее в водах Северного Ледовитого океана и тем самым укреплявший позиции государства в регионе. Станция обошлась в 25 тысяч рублей (сегодня это было бы больше 15 миллионов). Руководить строительством был назначен поручик корпуса флотских штурманов Евстафий Тягин.
Тягина отправляли на архипелаг дважды. В 1877 году на четырех поморских судах и под защитой военной шхуны «Самоед» он привез несколько деревянных домов, наемных рабочих и шесть семей новых переселенцев (24 человека). Спустя месяц поручик отслужил торжественный молебен в честь открытия станции и вернулся на материк. То, что на деле объект был недостроен, его ничуть не смутило. На следующий год Тягина вернули на архипелаг закончить начатое, и поручику вместе с семьей пришлось задержаться на острове на целый год.
В ту зиму в Малых Кармакулах находилось 42 человека: пять печорских зверобоев (четыре коми-зырянина и ненец), Фома Вылка и его семья, 25 ненцев-колонистов и поручик с семьей и прислугой. Условий для них почти не было. По сообщениям газет, колония состояла из одного жилого дома с двумя комнатами, бани, лодочного сарая и караульного помещения для наблюдения за морем. Стены зданий были двойными, пол и потолок обивались войлоком, внутри стояло несколько печей, а на окнах — металлические решетки, защищавшие от медведей. В течение года корабли навещали колонистов лишь дважды, чтобы забрать добычу и взамен привезти припасы.
В конце 1870-х Новая Земля стала одной из главных тем для обсуждения в Архангельской губернии. Местные газеты посвящали архипелагу целые номера. В «Архангельских губернских ведомостях» завели отдельную рубрику «Новая Земля и новоземельские попытки русского правительства и русских людей», в которой печатали все новости из колонии. С каждым месяцем интерес к Новой Земле увеличивался.
В архипелаге начали видеть возможность подзаработать. В 1880 году предприимчивый промышленник Макар Сидоров, сделавший состояние на золотодобыче, передал министру внутренних дел доклад, в котором писал, что колонизацию Новой Земли нужно закрепить юридически и оставить исключительное право на заселение архипелага за поморами, которых царские чиновники по-прежнему считали русскими. А еще следовало непременно увеличить размеры государственного финансирования колонистов и предоставить им льготы.
Модест Кониар, в тот момент губернатор Архангельска, идею оценил и составил масштабный план «русской колонизации», по которому расходы колонистов оплачивало государство, а сверху каждой семье выдавало не 350 рублей, как уже было принято, а по 1 900 рублей (сегодня — 145 и 792 тысячи рублей, соответственно). Правительство же посчитало идею убыточной. Началась череда долгих споров между центральными и архангельскими властями. Конфликт растянулся на десятилетия, и каждый следующий губернатор, вступая в должность, автоматически оказывался в него вовлечен.
Власти в Петербурге рассматривали колонизацию Новой Земли не с экономической, а с политической точки зрения. Они хотели, чтобы архипелаг стал частью империи и не достался Норвегии. Для этого, по их мнению, на островах должны были появиться постоянные поселения русских (под которыми имели в виду поморов). Однако архангельские чиновники не соглашались. В губернии лучше понимали условия, в которые отправляли переселенцев, и настаивали на увеличении материальной поддержки. В противном случае «русские» люди просто не соглашались добровольно отправляться на необитаемые острова. Петербург не разрешал увеличивать субсидии для поморов-колонистов, и Архангельск продолжал заселять Новую Землю ненцами. «Инородцев» считали гораздо более приспособленными к суровым условиям арктического архипелага, а значит, можно было не тратить на них большие средства.
Ненцы, привыкшие кочевать, переходить на оседлый образ жизни не собирались. Часто они отказывались жить в бараках, построенных в поселке, и уходили в собственные чумы, которые могли поставить где угодно на архипелаге. Перепись колонистов, которую вели архангельские чиновники и столичные министры, начиналась заново.
Тем не менее, пока в кабинетах никак не могли определиться, какой народ и каким способом должен осваивать Новую Землю, жизнь на островах шла своим чередом. На архипелаг потянулись поморы-промысловики, хотя и не очень многочисленные. В 1888 году они построили второе новоземельское поселение, Маточкин Шар. В 1890-х колониальные доходы от промыслов наконец-то покрыли расходы и стали приносить прибыль. В 1898 году на Новой Земле в колониях жили 102 человека.
Переселенцы столкнулись с климатом, который, как считали ученые в конце XIX века, повлиял не только на их физическое, но и на ментальное здоровье. К колонистам относились пренебрежительно, но в то же время ставили перед ними задачу государственной важности. Ненцев пытались «перевоспитать» в русских, а среди поморов отбирали лучших из лучших, чтобы остановить норвежскую интервенцию. Обитатели одной из колоний пытались жить по законам республики, но едва не погибли. А потом СССР и вовсе решил, что в стране нет места лучше Новой Земли для испытания там термоядерного оружия, и сбросил на архипелаг «Царь-бомбу». Обо всем этом мы расскажем во второй и третьей частях цикла.