Подчинение территории: как Советский Союз и его наследница Россия обращаются с ресурсами, людьми и природой
Чтобы не пропустить новые тексты Perito, подписывайтесь на наш телеграм-канал и Instagram.
В наше время покрывающий голову платок, который носят многие мусульманки, все чаще можно увидеть в мировых мегаполисах. В Коране слово «хиджаб» не появляется в значении «покрытие для головы», оно там только в значении «завеса», «преграда» для отделения жен пророка Мухаммеда от гостей. В широком смысле «хиджаб» обозначает «скромное поведение» — Коран предписывает одеваться скромно как мужчинам, так и женщинам. В так называемых строфах о хиджабе (24:30-31) используются арабские слова «химар» и «джильбаб», которые переводятся как «покров» или «головной платок» и «верхняя одежда» или «платье» соответственно. Такое разнообразие определений приводит к различному пониманию дресс-кода. Многие мусульмане считают, что женщина непременно должна покрывать голову, некоторые — что дополнительно она должна закрывать лицо. Для кого-то платок остается совершенно необязательным.
Пересказываем материал проекта JSTOR о том, как хиджаб из религиозного символа превратился в политически.
Хотя покрытие головы ассоциируется в первую очередь с исламом, платок используется в разных частях мира по целому ряду культурных, религиозных и прагматических причин. Практика покрывания головы распространена в индуистских, еврейских и некоторых христианских общинах, но в современном мире она никогда не привлекала столько внимания и не порождала столько споров, как в отношении ислама, начиная с XIX века, когда колониальные правители Ближнего Востока назначили головной платок символом мусульманских обществ.
Политические деятели, которые устанавливали полный или частичный запрет на ношение платка, делали это под знаменем современности, светскости своей политики, например Реза-шах Пехлеви в 1936 году в Иране и Мустафа Кемаль Ататюрк в Турции примерно на 10 лет раньше. Король Афганистана Аманулла в 1920–1930-х годах решительно не одобрял ношение платка. И наоборот, в образованной в 1979 году Исламской Республике Иран женщин заставили носить платок в качестве символа фундаментализма и осуждения того, что религиозные власти считали попустительством шаха.
Когда Египет был британской колонией, отношение к хиджабу было неоднозначным. Британский консул лорд Кромер во второй половине XIX века выступал за то, чтобы мусульманки не покрывали головы. По его мнению, отказ от платка улучшал их жизнь (в то же время Кромер яростно выступал против предоставления женщинам в Британии избирательного права).
В своей книге «Женщины и гендер в исламе» Лейла Ахмед объясняет, что взгляды египтянок на хиджаб были гораздо разнообразнее и сложнее. Худа Шаарави, основательница «Союза египетских феминисток», отвергала хиджаб и устраивала акции публичного снятия платка. Мелек Хифни Насиф, известная исламская феминистка, придерживалась более умеренной позиции. По ее мнению, женщины должны были сами решать, покрывать им голову или нет. Были и такие, как Зайнаб аль-Газали, одна из лидеров исламистского движения в Египте, которая считала ношение хиджаба обязательным.
Династия Пехлеви в Иране просуществовала до 1970-х годов, но правление шахов широко критиковалось. Пехлеви была не чужда коррупция, политические репрессии и расточительство в расходах и образе жизни. Хиджаб стал символом гражданского протеста. Это лишь один из многих примеров в истории, когда хиджаб становился символом сопротивления. По словам антропологини Хомы Худфар, «покрытие — это жизненный опыт, полный противоречий и смыслов». В ставшей классической феминистской книге «Хиджаб и мужская элита» социологиня Фатима Мернисси утверждает, что озабоченность ношением хиджаба в 1980-х годах инициировали мусульманские ученые-консерваторы и лидеры движений в арабских странах, которые выступали за ограничение свободы женщин и их видимости в обществе. Мернисси пришла к выводу, что публичное присутствие женщин и их свобода угрожали власти мужских элит.
Другая ученая, Фадва Эль Гуинди, отмечает, что в колониальное время принятие хиджаба помогло египетским женщинам защитить права, принесенные модернизацией: доступ к образованию и возможность работать вне дома. Стереотипы о современных женщинах как о социально безответственных и даже сексуально неразборчивых использовались именно для ограничения этих свобод.
При этом хиджаб и другие традиционные предметы одежды (абайя и джильбаб — широкие платья, закрывающие все тело от шеи до ног, и никаб, закрывающий лицо) выполняли для женщин гораздо более сложную функцию, чем только получение общественного одобрения. Для многих женщин ношение хиджаба было и остается признаком веры.
Когда в Иране произошла Исламская революция, хиджаб стал линзой, через которую внешние наблюдатели интерпретировали происходящие там события. Западные СМИ считали покрывающую голову чадру (с перс. — «покрывало») доказательством факта, что иранское общество считает женщин низшими людьми, даже несмотря на то что годом ранее женщины сами, по собственному желанию начали носить платки в знак протеста. Когда аятолла Хомейни постановил, что женщины должны носить чадру, тех, кто протестовал, изображали как иранских феминисток второй волны, которые предъявляют те же требования, что и западные феминистки.
Антиколониальный аспект их протестов, в частности критика привлечения западных держав в нефтяную промышленность Ирана, игнорировался. Сильвия Чан-Малик утверждает, что это стало началом нового противопоставления ислам-феминизм. Более того, именно с этого момента феминизм стал использоваться в качестве идеологии для того, чтобы показать войну как средство освобождения женщин от мужского угнетения. Гендерное равенство представлялось американской ценностью, которую нужно было внедрять военным путем.
С терактов 11 сентября началась новая эра. Все мусульманское общество было наказано за террор, совершенный 19 мужчинами, большинство из которых были выходцами из Саудовской Аравии, давнего союзника США. Количество преступлений на почве ненависти к мусульманам в 2001 году выросло в 17 раз по сравнению с 2000-м. Женщины, носящие хиджаб, превратились в заметные мишени. Они стали часто сталкиваться с дискриминацией на работе и проверками по расовому признаку в аэропортах. Американская пропаганда войны с терроризмом обвиняла ислам в террористических актах, и американским мусульманам пришлось выбирать между исламом и спокойствием Соединенных Штатов, чтобы выжить.
Подавляющее большинство американских мусульманок пошли против. Тысячи женщин приняли хиджаб, заявляя, таким образом, о своем праве быть американками и мусульманками одновременно. Говоря о недавно принятом хиджабе, одна из участниц интервью сказала: «Ислам прекрасен! Живите с этим!» Женщина, у которой автор текста брала интервью для проекта о ношении никаба в Америке, вспомнила, что сказала ее коллега после того, как она приняла хиджаб: «Халима, что тебе нужно сделать, так это просто обернуть старый добрый американский флаг вокруг головы, и тогда ты будешь покрыта, но ни у кого не останется сомнений, на чьей ты стороне».
Тем не менее представление ислама как религии, изначально чуждой американцам, стирает также опыт и голоса мусульманок-афроамериканок. Их история насчитывает более 400 лет и начинается с кораблей, перевозивших в Северную Америку рабов, примерно треть которых были мусульманами. Их дискриминация основана на расистских, сексистских и антимусульманских предрассудках, иногда одновременно. Несмотря на напряженные отношения на расовой и религиозной почве между транснациональной, иммигрантской и афроамериканской мусульманской идентичностями, их способы исповедования ислама влияют друг на друга. Например, некоторые мусульманки-афроамериканки вместо характерных тюрбанов носят хиджабы по-арабски. В то же время, видя гораздо более свободное отношение к присутствию обоих полов в афроамериканских мечетях, многие мусульманки-иммигрантки часто выступают против строгого гендерного разделения в своих мечетях.
После 11 сентября поиски Усамы бен Ладена, организатора теракта, и раскрытие его террористических сетей в Афганистане представлялись как благородная война за освобождение афганских женщин, которым приходится носить паранджу — одежду, закрывающую все тело, даже глаза. Собрав отголоски дурной славы, которая сопровождала чадру в глазах Запада во время Иранской революции, паранджа в 2001 году стала символом угнетения женщин патриархальными талибами. Этот аргумент очень часто появлялся в циничных оправданиях войны с террором, озвучиваемых как правыми, так и левыми политическими деятелями по обе стороны Атлантики. Первая леди Лора Буш подтвердила это в своем радиообращении в ноябре 2001 года, когда заявила, что «борьба с терроризмом — это также борьба за права и достоинство женщин».
Однако жестокое правление талибов привлекло внимание Запада только после 11 сентября. Тот факт, что к 2001 году зверское отношение талибов к народу Афганистана продолжалось уже четыре года, в течение которых активисты безуспешно пытались привлечь поддержку Запада, остался незамеченным.
Влияние изображений женщин в парандже вышло далеко за пределы театра военных действий. В 2004 году французский запрет хиджабов в общеобразовательных учреждениях инициировал волну законодательных актов, направленных против мусульманок, носивших более скрывающий вид мусульманской одежды — никаб. За этим во Франции последовал общенациональный запрет ношения никаба. Политики, выступавшие за этот закон, утверждали, что так одеваться женщин заставляют родственники-мужчины. Они сравнивали ношение никаба с ношением паранджи, навязанным талибами в Афганистане.
Контраргументы французских мусульманок, настаивавших на том, что это их собственный выбор, в основном были проигнорированы. Обращения за пересмотром этого закона в Европейский суд по правам человека не увенчались успехом, хотя его решения широко критиковались учеными-юристами, которые считали, что толкование судом религиозной практики основано на христианской теологии. Они утверждали, что вместо этого суд мог бы согласиться с позицией женщин, носящих никаб, признать их выбор. Когда суд запрещает ношение никаба, вместо модернизации это приводит к изоляции женщин в стенах их домов и квартир.
Несколько стран, в том числе семь европейских, ввели аналогичный запрет на никаб, в последний раз в Швейцарии в 2021 году. В других странах действуют региональные или частичные запреты, например во франкоязычной провинции Квебек, где государственным служащим запрещено носить религиозные символы на работе. На эти запреты никак не повлияла пандемия COVID-19, когда страны ввели обязательное ношение масок, создав парадоксальную ситуацию, в которой мусульманка могла быть оштрафована примерно на 150 евро за ношение никаба и на 135 евро за отсутствие маски.
Несмотря на эти ограничения или, возможно, из-за них, многие мусульманки борются с негативными ассоциациями исламской одежды. Некоторые представляют ее основой «скромной моды» — мирового движения, возглавляемого верующими женщинами, выбирающими стильную одежду, лишенную сексуализированных фасонов, характерных для мейнстримной моды. На первый взгляд кажется, что «скромная мода» просто бросает вызов стереотипу, что у верующих женщин нет вкуса. Но это движение также позволяет женщинам обсуждать противоречия, лежащие в основе их интерпретаций ислама, личного выбора и капитализма, а также рефлексировать, какой онлайн-контент они потребляют (блогерки часто рекомендуют бренды или халяльные продукты).
Ношение хиджаба и никаба стало противоречивым, потому что предметы одежды превратились в политические символы, лишились какого-либо религиозного значения и эксплуатируются деятелями и движениями, которые используют отношение к исламской одежде как способ выражения политических намерений. «Стало невозможно говорить об исламе, не упоминая женщин, — утверждают ученые Голам Хиабани и Милли Уильямсон, — и невозможно говорить о мусульманках, не упоминая хиджаб». Таким образом, «дискурс о покрытии», в котором участвует кто угодно, кроме мусульманок, в значительной степени затмевает их собственное отношение к этому явлению.
