Перенаселение Земли — одна из главных тем для беспокойства в XXI веке. Научные дебаты, заявления климатологов и политиков соседствуют с цитатами злодеев из голливудских фильмов и десятками вариаций конспирологических идей о «золотом миллиарде», контролирующем распределение ресурсов. Этот разговор восходит к идеям английского экономиста Томаса Мальтуса, жившего на рубеже XVIII–XIX веков. Маркс и Ленин критиковали его теорию как бесчеловечную, но международные организации и правительства многих стран подхватили мальтузианские идеи. Антрополог Никита Шевченко разбирается, действительно ли мы растем быстрее, чем можем себя прокормить, есть ли выход из «мальтузианской ловушки», на какие преступления готовы идти государства, чтобы контролировать рождаемость, и как неомальтузианство стало допустимой даже сегодня формой евгеники.
Чтобы не пропустить новые тексты Perito, подписывайтесь на наш телеграм-канал и Instagram.
Томас Роберт Мальтус (1766–1834) — английский экономист и демограф. Мальтус родился в семье потомков королевских аптекарей, получил степень магистра в Колледже Иисуса в Кембридже и остался в нем преподавать. Спустя восемь лет после получения степени, в 1798 году, он публикует свой самый известный труд «Эссе о принципе народонаселения» («An Essay on the Principle of Population»), в котором отвечает на излишний оптимизм идей эпохи Просвещения о развитии общества. Эту работу он будет дополнять в течение всей жизни, уточняя аргументацию и включая ответы на критику. Последнее, шестое полное издание «Эссе» вышло в 1826 году.
Основная идея работы Мальтуса звучит так: рост населения всегда опережает рост производства продовольствия, что неизбежно приводит общество к кризису. Увеличение числа рабочей силы ведет к снижению ее стоимости и росту бедности.
Уже при жизни Мальтуса его взгляды повлияли на государственную политику. «Эссе» способствовало принятию «Закона о переписи» 1800 года, после которого в Англии стали каждые десять лет проводить национальную перепись населения. Мальтус неоднократно консультировал политиков по вопросам бедности, перенаселения и миграции, а перед смертью стал одним из первых членов Королевского статистического общества, существующего по сей день. Он был одним из критиков «Закона о бедных» и утверждал, что поддержка малоимущих будет приводить к инфляции и ухудшению их положения в долгосрочной перспективе. Под влиянием идей Мальтуса в 1834 году в закон были внесены поправки: теперь вместо денежной и продовольственной помощи бедных направляли в рабочие дома, принуждая к тяжелому труду. Ученый также поддерживал введение протекционистского «Закона о кукурузе», ограничившего импорт и повлекшего существенное повышение цен на еду для населения. Ограничения просуществовали с 1815 по 1846 год и были отменены только после Великого голода в Ирландии, повлекшего гибель более миллиона человек.
«Распутная жизнь, нанося вред народонаселению, очевидно, влечет к ослаблению благороднейших побуждений сердца и к искажению характера. Притом всякая незаконная связь содействует не менее, чем брак, возрастанию населения (если при этой связи не прибегают к средствам, противным нравственности) и представляет несравненно большую вероятность, что родившиеся дети попадут на попечение того общества, членами которого они будут.
Эти соображения доказывают, что целомудрие не есть, как это многие предполагают, насильственная добродетель, установленная искусственным устройством общества, но что она имеет действительное и прочное основание в законах природы и требованиях разума. И действительно, эта добродетель представляет единственное законное средство для устранения пороков и бедствий, сопровождающих закон возрастания населения».
Опыт о законе народонаселения.
Томас Роберт Мальтус
Были ли оправданы опасения Мальтуса? С его точки зрения, численность населения растет геометрически, а производство продовольствия — арифметически, неизбежно отставая. Это отставание обусловлено естественными ограничениями традиционного сельского хозяйства: размером пахотных земель и плодородностью почв. Когда резкий рост населения не удается компенсировать увеличением объема добываемой пищи, общество попадает в так называемую «мальтузианскую ловушку».
Мальтус видел два решения этой проблемы, оба связаны с регулированием численности населения. Первое — профилактический контроль, подразумевающий сокращение рождаемости. Этот способ включает как моральные ограничения и распространение в обществе определенных представлений и идей, способствующих отказу от рождения детей или вступления в брак, так и медицинские средства: контрацепцию и аборты (хотя сам Мальтус, как ярый христианин, был против подобного). Второй способ — это позитивный контроль, то есть направленные действия или факторы, повышающие смертность: войны, эпидемии, голод.
Мальтус считал, что оба эти способа позволяют восстановить баланс населения и ресурсов, увеличить количество продовольствия на одного человека, а значит, и улучшить благосостояние общества. Критики нередко отмечали этот парадокс его теории: из нее следует, что природные и социальные бедствия увеличивают благосостояние людей, а сокращение смертности, то есть доступная медицина, безопасность, полноценное питание, его ухудшают.
Хотя к Мальтусу прислушивались политики, ученые восприняли его работу неоднозначно. У него было много последователей (его идеи вдохновили Чарльза Дарвина на создание теории естественного отбора и антрополога Альфреда Уоллеса — теории эволюционизма) и немало критиков. Американский экономист Генри Джордж считал, что Мальтус пренебрегает существенным отличием людей от других живых видов — разумом, который позволяет контролировать репродукцию. За это же его критиковали Маркс и Энгельс, равно как и вся социалистическая традиция, для которой обвинения бедных были неприемлемы, так как корень бедности рабочих, по их теории, — в капиталистической эксплуатации, а не чрезмерной рождаемости.
Однако главными критиками идей Мальтуса стали технический прогресс и индустриальная революция XIX века, повлекшие колоссальный рост производства продовольствия и промышленных товаров в Европе и Америке. Экономист не смог предсказать и последовавший за ними демографический переход, когда меньшая часть населения обеспечивает остальных едой и доходы населения растут, несмотря на рост численности. Демографический взрыв, случившийся в XIX веке в Европе, а в XX — в большинстве развивающихся стран, показал преодолимость установленного в мальтузианской теории предела.
При этом теория Мальтуса довольно точно описывает ситуацию, в которой находилась Европа начиная со Средних веков и до начала XIX века, когда высокую рождаемость компенсировала высокая детская смертность, голод и эпидемии. Более того, современные страны третьего мира, в первую очередь в тропических регионах Африки, сталкиваются с мальтусовской проблемой: снижение смертности вследствие распространения современных медицинских средств в них сочетается с сохранением высокой рождаемости и слабым экономическим развитием, что приводит к перенаселению, голоду и бедности. Американский антрополог Джаред Даймонд предлагает посмотреть на массовые убийства в Руанде как на последствия современного мальтузианского кризиса.
Массовые убийства представителей народа тутси в Руанде происходили с 6 апреля по 18 июля 1994 года. Геноцид унес, по разным оценкам, от 500 тысяч до одного миллиона жизней, почти 11 % от всего населения страны и три четверти народа тутси. Он стал частью начавшейся в 1990 году гражданской войны между правительством хуту и Руандским патриотическим фронтом, состоявшим в основном из беженцев-тутси. Хуту — народ земледельцев и тутси-скотоводы составляют большую часть населения страны.
Массовые убийства начались после того, как 6 апреля 1994 года самолет президента Руанды генерала Хабьяриманы вместе с находившимся в нем временным президентом Бурунди (предыдущий был убит повстанцами тутси за год до этого) был сбит двумя ракетами при посадке в столичном аэропорту. Начавшийся после этого геноцид проходил в основном под руководством правительства хуту. В нем участвовали военные и полиция, Но активно привлекались и простые граждане, ненависть которых подогревали медиа, в первую очередь «Радио тысячи холмов», призывавшее убивать «тараканов».
К середине июля 1994 г. войскам тутси удалось захватить столицу в результате удачного наступления. Жертвами ответных репрессий стали от 25 до 60 тысяч человек, но после этого резня закончилась.
Почему это произошло? Сегодня геноцид в Руанде часто становится примером работы пропаганды, используемой политиками и подогревающей ненависть между народами. В Руанде, как и в соседней Бурунди, межнациональный конфликт и нетерпимость вспыхнули в постколониальный период, когда хуту в обеих странах стали вести борьбу за свержение тутси, которые стали править благодаря бельгийцам, которые сочли тутси более «европейскими» и светлокожими.
В Бурунди в ходе волнений было убито много хуту, но правительство тутси сохранилось. В Руанде же хуту удалось взять верх, убив несколько десятков тутси в 1963 году. Однако конфликт не исчерпывался взаимной ненавистью двух народов. Даймонд отмечает, что на северо-западе Руанды хуту также массово убивали других хуту. За время резни было уничтожено много пигмеев, они составляли 1 % населения страны. Не принижая значимость межнациональной ненависти и преступных действий политического руководства Руанды, Даймонд предлагает поискать корни случившегося в демографии и географии региона.
Тропическая Африка — регион с наиболее быстро растущим населением (в Уганде, например, население растет на 3 % в год). Случившийся в странах региона во второй половине XX века демографический взрыв связан с распространением сельскохозяйственных культур из Нового Света (кукуруза, бобы, маниок), вакцинацией и повышением уровня гигиены, а также установлением государственных границ. Проблему роста населения в этих странах часто характеризуют как «мальтузианскую», так как рост населения в них опережает рост производства продовольствия. Все это относится и к Руанде.
Руанда и соседняя Бурунди — самые густонаселенные страны в Африке и одни из самых в мире. Плотность населения в Руанде в 10 раз больше, чем в соседней Танзании, и в три раза больше, чем в Нигерии. Даже после геноцида плотность населения в Руанде к 1999 году составляла 760 человек на квадратную милю при общей численности населения восемь миллионов. Показатель находится между Великобританией (610) и Нидерландами (950), странами с несоизмеримо более производительным сельским хозяйством, где небольшой процент населения может обеспечивать остальных пищей. В Руанде сельское хозяйство не механизировано, вместо комбайнов и тракторов используются ручные мотыги и вилы. Благодаря активной вырубке леса под пахотные земли и расширению пахотных угодий производство пищи на душу населения росло с 1966 по 1981 год, но потом опустилось до уровня начала 1960-х. Сработала «мальтузианская ловушка»: численность населения росла, а производство продовольствия нет. Такая стратегия сельского хозяйства спровоцировала эрозию почв и последовавшую засуху, которая привела к голоду в 1989 году.
Община Канама на северо-западе Руанды — район с наибольшей плотностью населения в стране. Здесь показатель достигал рекордных 2 040 человек на квадратную милю в 1993 году. Это обусловлено плодородными вулканическими почвами. А еще здесь довольно гомогенное население. Преимущественно в районе живет народ хуту, что не помешало его представителям убить около 5 % местного населения в 1994 году. Почему это случилось?
В Канаме в 1988 и 1993 годах проводила исследование бельгийская экономистка Катрин Андре и ее учитель Жан-Филипп Плато. Андре беседовала с представителями местных больших семейств и узнала, что из-за бурного роста населения в регионе земельные наделы постоянно уменьшались: к 1993 году на одного фермера приходилось 0,07 акра (283 квадратных метра) земли. Этого совершенно недостаточно, чтобы прокормиться. К тому же из-за отсутствия доступной работы все больше молодых людей и девушек оставались жить с родителями, что увеличивало социальную напряженность.
Однако были и владельцы относительно крупных участков, и пропасть между ними и малоимущими фермерами со временем росла. Но даже обладателям больших наделов часто не хватало ресурсов. Как сказал в беседе с французским исследователем Жераром Прюньером учитель-тутси, чудом выживший, но потерявший в ходе событий 1994 года жену и четверых детей: «Люди, чьи дети вынуждены были ходить в школу босиком, убивали тех, кто мог купить своим детям обувь».
Земельные споры становились поводом для многочисленных конфликтов, а обострившиеся вопросы наследования привели к кризису семейных отношений. До 1994 года планомерно рос уровень преступности, в Канаме и других регионах он коррелировал с плотностью населения и количеством калорий на человека. Все это создало предпосылки для массовых убийств. Узнав о судьбах жителей Канамы после геноцида, Катрин Андре пришла к выводу, что преимущественно пострадали крупные землевладельцы, люди, участвующие в многочисленных судебных тяжбах, молодежь из обнищавших семей, активно вступавшая в ополчение. В то время как одни люди сводили старые счеты, беднейшие жители региона умирали от голода, потеряв последние средства среди хаоса и убийств.
Основной противник «мальтузианской ловушки» — глобальный демографический переход: снижение темпов роста населения, связанное с более поздним вступлением в брак, откладыванием рождения первого ребенка, увеличением интервалов между родами, увеличением доли людей, у которых нет партнеров и детей. В Уганде, Кении, Руанде и других странах Африки темпы роста снижаются на доли процента каждый год, но пока население продолжает расти: в Руанде живет уже 13,5 миллиона человек.
Экономические и демографические причины, способствовавшие вовлечению жителей Руанды в резню 1994 года, отмечает Даймонд, никоим образом не снимают ответственности с политического руководства, участвовавшего в разжигании розни. Но знание этих причин можно использовать для предупреждения ситуаций, чреватых подобными трагедиями.
Несмотря на критику современников, идеи Мальтуса находили отклик у многих ученых и политиков в XX веке. Его наследниками можно назвать многих крупных историков, например Фернана Броделя, представителя школы «Анналов», исследовавшего зарождение капитализма. Бродель много внимания уделял демографии и предложил термин «демографическая перегрузка», означающий колебания численности населения, вызывающие социальные и экономические конфликты. Неомальтузианского подхода придерживался британский медиевист Майкл Постан, исследовавший вопросы экономического развития и демографических процессов в доиндустриальных обществах.
К Мальтусу обращались и экономисты. «Отец неолиберализма» Джон Мейнард Кейнс, один из самых влиятельных экономистов первой половины XX века, отталкивался от мальтузианских идей, рассуждая о влиянии демографического давления или перенаселения на экономику Европы. В своей книге «Экономические последствия мира» Кейнс отмечает, что Мальтус «раскрыл дьявола», развеяв оптимистические иллюзии идеологов Просвещения. Полемизировавший с ним нобелевский лауреат Ян Тинберген не только следовал за Мальтусом, связывая демографию и экономику, но и в целом соглашался с необходимостью мер контроля над рождаемостью для развития отстающих стран.
Представления о необходимости подобных мер контроля в отношении бедных стран с быстрорастущим населением получили широкое распространение в 1960–1970-е годы в период стремительного роста населения Земли и еще более стремительного увеличения международного неравенства. Тогда неомальтузианские идеи заняли место евгеники, служившей до этого обоснованием политики контроля над населением. Подогревали эти идеи и усиливающиеся опасения по поводу ограниченности ресурсов планеты и изменений климата. В 1968 году Пол Эрлих, биолог из Стэнфордского университета, опубликовал «Демографическую бомбу», сделавшую его известным книгу, в которой он описывает опасность дальнейшего роста населения и риски, связанные с парниковыми газами и истощением ресурсов. Все это происходило на фоне холодной войны, стимулировавшей интерес к глобальной биополитике и возможности влиять на социальную ситуацию в странах, которые стали объектами передела власти между США и СССР. Меньше населения — меньше бедности и потенциальных коммунистов — больше возможностей контроля со стороны США.
В 1968 году был создан «Римский клуб» — международная общественная организация, созданная итальянским промышленным магнатом Аурелио Печчеи и генеральным директором по вопросам науки ОЭСР Александром Кингом. Клуб объединил представителей мировой политической, финансовой и научной элиты, обеспокоенных экологическими проблемами и перспективами развития биосферы. Организация и сейчас выпускает доклады и освещает вопросы экономики, демографии и экологии. Первый доклад «Пределы роста» был опубликован в 1972 году. В нем утверждалось, что дальнейший рост населения планеты, индустриализация и загрязнение окружающей среды могут привести к истощению ресурсов и глобальному коллапсу в течение одного столетия. Единственный способ избежать подобного исхода — контролировать тенденции роста. Регулирование деторождения, обоснованное подобным образом, в последующие десятилетия не только обсуждалось и продвигалось международными программами, но и использовалось в политике руководством некоторых стран.
«Политика одного ребенка» в Китае продолжалась с 1979 по 2015 год. По оценкам правительства КНР, за это время удалось предотвратить около 400 миллионов родов. Китайскую программу хвалили политики из развитых западных стран, ее отметил и Генеральный секретарь ООН Хавьер Перес де Куэльяр, подчеркнув роль организации в ее осуществлении. При этом насильственные действия правительства часто игнорировались.
Как работала программа? Ее реализацией занимались чиновники отдельных поселений, рисковавшие получить вычет из заработной платы или увольнение, если в их местности не соблюдалась квота. Поэтому госслужащие всеми силами пытались достичь показателей, часто пренебрегая здоровьем и достоинством женщин. Всем женщинам детородного возраста приходилось регулярно сдавать обязательные тесты на беременность; в провинции Цзянсу их заставляли делать это в общественном месте дважды в месяц. С начала 1980-х правительство стало требовать, чтобы женщины после рождения ребенка устанавливали внутриматочные спирали (ВМС) или проходили хирургическую стерилизацию, если у них родилось больше одного ребенка. Часто эти процедуры осуществляли принудительно. Данные ООН 2019 года показывают, что 18,3 % китайских женщин в возрасте 15–49 лет были стерилизованы, а 34,1 % имели ВМС — это сотни миллионов человек.
Женщин с ВМС периодически проверяли с помощью рентгена, чтобы убедиться, что спираль на месте. При этом конструкция спиралей была модифицирована таким образом, что удалить их можно было только хирургическим путем. Нарушавшие ограничение на одного ребенка женщины были обязаны платить огромные штрафы, превышающие годовой доход семьи. Рожденные без государственного разрешения дети, которых в народе называли «хэйхаизи» или «черные дети», не могли получить официальной регистрации, а значит, учиться в школе и устраиваться на работу. Сейчас в Китае живет около 13 миллионов незарегистрированных лиц.
Другой формой репродуктивного вмешательства, помимо спиралей и стерилизации, были аборты, в том числе принудительные. За время действия «политики одного ребенка» их было сделано более 300 миллионов. При этом процедура становилась селективной и выполнялась по признаку пола. Семьи часто решали сделать аборт, когда узнавали, что мать ждет девочку, или убивали уже родившегося ребенка. Из-за этого в Китае самое несбалансированное соотношение полов в мире: на 121 мальчика, рожденного в 2004 году, приходилось только 100 девочек.
Подобные насильственные методы репродуктивного контроля продолжают использоваться после смягчения в 2015 году до «политики двух детей». До сих пор семьям, превысившим установленный лимит, приходится платить огромные штрафы, а женщинам в некоторых провинциях — проходить регулярные тесты или подвергаться насильственному аборту. Кроме того, согласно опубликованному в 2020 году исследованию Associated Press, репродуктивный контроль используется правительством КНР для притеснения уйгурского меньшинства в регионе Синьцзян. По утверждениям представителей уйгуров, в последние годы они подвергаются насильственной стерилизации и риску отправиться в исправительные лагеря в случае нарушения ограничения на рождаемость.
В июне 1975 года в качестве ответных мер на массовые забастовки и протесты индийское правительство под руководством Индиры Ганди вводит чрезвычайное положение. Оно продлится почти два года, пока в марте 1977-го партия Индиры не проиграет на выборах оппозиционной коалиции. В это время, помимо политических гонений и усиления цензуры, правительство страны будет проводить массовую стерилизацию индианок.
В середине 1970-х идеи об опасности перенаселения были на подъеме, и Индия представлялась одной из ключевых стран для реализации политики контроля рождаемости. Страна получала миллиардную помощь от США и международных организаций, таких как Фонд Форда и ЮНФПА, на осуществление гуманитарных программ, в том числе направленных на регулирование репродуктивной сферы. Президент Всемирного Банка Роберт Макнамар, вернувшись из поездки в Индию в 1976 году, в разгар чрезвычайного положения, позитивно оценил движение страны к решению своей «проблемы населения», не упомянув связанные с этим репрессивные меры. С 1975-го по 1977-й около 11 миллионов индианок были принудительно стерилизованы, и еще одному миллиону женщин были установлены внутриматочные спирали. По данным BBC, почти две тысячи женщин погибли в результате неудачных операций. Как и в Китае, реализация программы легла на низовых чиновников и учителей, которые сами должны были подвергнуться стерилизации и стать показательным примером для людей.
За последние 40 лет население Индии увеличилось на 700 миллионов человек, более чем в два раза. Однако общий коэффициент фертильности в стране снижается: в 2017 году он составлял 2,24 рождения на женщину и продолжает падать. Как и в других странах, вслед за экономическим ростом и увеличением благосостояния населения коэффициент рождаемости может снизиться до уровня воспроизводящей фертильности в 2,1 рождения на женщину без принудительных мер.
В середине XX века демографический взрыв наблюдался не только в Азии и Африке, но и в странах Латинской Америки. Так, в Перу население увеличилось более чем в 2,5 раза за 40 лет, с восьми миллионов в 1950 году до 21,5 миллиона в начале 1990-х. Однако демографическая ситуация в Перу и других странах региона стала привлекать внимание политиков и компаний, в первую очередь из США, еще раньше. Например, наследник американской компании Procter & Gamble Кларенс Гэмбл разделял евгенические идеи и поддерживал распространение контрацептивов и политику контроля рождаемости в бедных странах. В 1957 году он зарегистрировал существующий до сих пор The Pathfinder Fund, финансирующий деятельность НКО, которые специализируются на репродуктивном здоровье, в 60 странах мира.
Реализация программ контроля над рождаемостью всегда связывается в деятельности НКО и государств с репродуктивным просвещением. Первопроходцем в этой области в Перу стала Ирен Сильва де Сантолайя, первая женщина, избранная в перуанский сенат в 1956 году. Она выступила идеологом так называемого «семейного образования», включавшего подготовку кадров для распространения информации о контрацептивах и репродуктивном здоровье в школах, что позволяло охватить как детей, так и их родителей, особенно живущих в деревнях. Кроме школ, специалисты таких программ проводили занятия в открывшихся в Латинской Америке в 1960-х годах клиниках контроля рождаемости. Одновременно с провозглашенной защитой семей от болезней и бедности они активно продвигали использование гормональных контрацептивов. Их распространение воспринималось государством, медиками и представителями НКО как благо и даже обязанность женщин, однако право на нее имели не все.
Некоторые исследователи называют реализацию Программы репродуктивного здоровья и планирования семьи (Programa de Salud Reproductiva y Planificación Familiar) намеренным геноцидом. Программа стала кульминацией евгенических идей, которые были зафиксированы еще в Перуанском уголовном кодексе 1924 года, где перуанцев делили на категории «цивилизованных», «полуцивилизованных» и «дикарей». В дискуссиях об ограничении рождаемости в центре регулярно оказывались бедные люди и представители коренного населения, «дикари», размножение которых необходимо контролировать. На рубеже веков репродуктивный контроль принял форму принудительной стерилизации. Приезжавшие из городов врачи убеждали женщин из бедных сельских поселений пройти операцию. Часто они прибегали к обману, называя стерилизацию удалением опухоли и утверждая, что женщина сможет родить в будущем. Языковой барьер между испаноязычными врачами и говорящими на кечуа пациентками усугублял ситуацию. В период с 1996 по 2001 год в ходе реализации неомальтузианской политики Альберто Фухимори были стерилизованы около 300 тысяч перуанских женщин.
Международные программы развития, реализуемые глобальными корпорациями, фондами и НКО могут принимать в отдельных странах разные формы — от консервативной и неолиберальной политики до социал-демократических проектов. Сохраняющаяся глобальная система неравенства поддерживает условия, в которых многие страны и народы вынуждены вновь и вновь пытаться пройти путь модернизации и преодолеть свое бедственное положение. Однако реализация этих программ часто происходит за счет наиболее незащищенных групп населения и даже усиливает уязвимость сотен миллионов людей по всему миру. В этой повторяющейся ситуации всегда будет находиться место для идей Томаса Мальтуса, видевшего путь к социальному благополучию в жестких и часто бесчеловечных методах контроля.
Последние два столетия показали, что предел, который установил Мальтус, может быть преодолен благодаря технологическому развитию и изменению социальных институтов. В большинстве развивающихся стран за последние 50 лет произошел тот же спад рождаемости, который случился в Европе, где за демографическим взрывом XIX века, связанным с индустриальной революцией, последовала стабилизация численности населения. Кроме того, культурные и социальные изменения конца XX века — идеи индивидуализма, кризис института брака, экономическая уязвимость молодежи — повлекли, согласно гипотезе второго демографического перехода, сокращение рождаемости в большинстве развитых стран ниже уровня простой воспроизводимости.
Несмотря на эти тенденции, сохраняющийся страх перенаселения становится основой для реализации политики, которая приводит не столько к поддержке развивающихся обществ, сколько к усилению контроля. Благие проекты, созданные под влиянием неомальтузианских идей — рост благосостояния, спасение климата, экономия ресурсов, — часто оказываются рядом с усиливающейся эксплуатацией, насильственными хирургическими операциями и еле прикрытой евгеникой. Отстаивание репродуктивной свободы и телесной неприкосновенности вместе с непрекращающимся общественным недоверием к благонамеренности государств и международных организаций видится единственным способом по крайней мере не усугубить существующую дискриминацию.