Книга антрополога Фабио Маттиоли «Темные финансы» основана на многолетнем полевом исследовании в одной из строительных компаний города Скопье. Через истории рабочих, менеджеров и чиновников автор показывает, как Македония переживала экономический кризис после 2008 года. Дорогие проекты и накапливающиеся долги не только не приносили обещанного процветания, но и поддерживали авторитарные власти. Вместе с издательством «Новое литературное обозрение» мы публикуем главу, в которой автор рассказывает, как борьба с «соросоидами», феминизмом и западными грантами стала частью авторитарной политики и продвижения традиционных ценностей.
Оформить предзаказ книги «Темные финансы. Неликвидность и авторитаризм на окраинах Европы» можно на сайте издательства «Новое литературное обозрение»
В середине 2000-х организации по защите прав женщин при поддержке международных фондов, в том числе USAID и UNWOMEN, оказывали давление на правительство Македонии с тем, чтобы оно приняло меры против гендерного неравенства в македонском обществе. Радуясь возможности представить себя в образе неолиберального поборника меритократии, [правящая партия] ВМРО-ДПМНЕ приняла антидискриминационные законы и разработала государственные стратегии, которые включали в себя меры, учитывающие гендерную проблематику. Это привело к резкому росту числа женщин в политике. Доля женщин, избранных в парламент, увеличилась с менее чем 8 % в период с 1990 по 2006 год до более чем 34% в 2024 году, причем некоторые из них заняли видные посты в ближнем круге режима [премьер-министра Николы] Груевского. Постепенно все больше и больше женщин стали занимать руководящие должности в частных компаниях, и эта растущая заметность женщин сделала их вклад в общественную жизнь более очевидным и, как ни парадоксально, представляющим угрозу.
Эти позитивные изменения, совсем небольшие, чтобы быть значимыми, тем не менее послужили аргументом для идеологии режима ВМРО-ДПМНЕ. В своих речах, обращенных к обездоленным мужчинам из рабочего класса, ВМРО-ДПМНЕ преувеличивала достижения женщин, называя их «волной эмансипации, пришедшей из западных стран», которая ставит под угрозу обычаи и семьи Македонии. В речи Груевского 2015 года это столкновение приняло цивилизационные масштабы и представало эпичной борьбой между традиционными гендерными ценностями «настоящих» македонцев и квирным, феминным влиянием «маленьких македонцев» и их иностранных союзников.
Гендерная паранойя ВМРО-ДПМНЕ возлагала вину за лишения мужчин-рабочих в первую очередь на международных акторов, наглядной иллюстрацией чему служит кампания против Джорджа Сороса, венгерско-американского финансиста еврейского происхождения, известного своими масштабными проектами и филантропической деятельностью. По иронии судьбы, его критиковали и левые, и правые за финансирование «открытых» рыночных обществ и участия в демократических процессах. В пропаганде режима Сорос и «соросоид(и)» (буквально — последователи Сороса) стали оскорбительными понятиями, используемыми при описании бесправия, которое терпели рабочие-мужчины, чтобы переложить вину за ухудшение экономического и социального положения македонских рабочих на продолжающийся процесс квиризации общества. Став ярлыком для всех, кто критикует правительство, слово соросоид использовало гендерную тревогу рабочих-мужчин, чтобы заглушить голоса несогласных и выставить их угрозой македонской нации и ее патриархальному порядку.
На стройплощадках страхи перед квирным и женским влиянием находили отклик у рабочих — «синих воротничков», что подпитывалось опытом экономической маргинализации. По мере того как компания все больше наращивала финансовые долги, «синим воротничкам» становилось все труднее находить смысл в своих бессмысленных рабочих буднях, оправдывать свой труд перед менеджерами или даже перед своими семьями. Получая оплату с постоянными задержками, рабочие чувствовали, что их затягивает в экзистенциальную черную дыру и они не справляются с ролью кормильцев, мужей и отцов. Они ежедневно теряли свою репутацию, тогда как компания, казалось, смещала свои интересы в сторону отделов урбанистики или архитектурного дизайна, где большинство сотрудников составляли женщины
Тот факт, что рабочие [строительной компании] Construx ощутили этот экономический сдвиг как кризис маскулинности, легко объясним. В то время как строительные площадки стояли на месте, в офисах дизайнеров Construx кипела деятельность под ритмичный стук каблуков и женские голоса. В офисах в центре Скопье заключалось большинство новых сделок, привлекался дополнительный капитал и объявлялись новые конкурсы проектов. Там женщины- менеджеры по продажам Construx убеждали молодые пары или пенсионеров вложить свои сбережения или подождать еще несколько месяцев, прежде чем подавать на компанию в суд за срыв сроков — гигантский труд по управлению эмоциями и отношениями, которым сотрудницы административного, юридического и финансового отделов занимались, чтобы удержать компанию на плаву вопреки ошибочным решениям ее директоров-мужчин.
«Синие воротнички» Construx возмущались тем, что оказались не у дел. Но особенно их беспокоило то, как разрушение мужской иерархии компании дестабилизировало положение строительной площадки в воображаемом мужском порядке строительного мира. Если компания идет ко дну, рассуждали они, то директор как патриарх был обязан сообщить им об этом, как мужчина — мужчинам, что уже не раз случалось в их постсоциалистических приключениях. Однако с самого начала задержек зарплат директора-мужчины Construx прятались — забаррикадировались в своих кабинетах или прикрывались административными отговорками. В этих условиях «синие воротнички» сетовали, что даже уборщицы и ассистенты администрации, работавшие в офисах компании, знали о будущем больше, чем они — тот самый педерски (квирный) подход, при котором финансовый долг, казалось, подрывал гендерный фундамент их компании.
Если рабочие списывали кризис компании на влияние квира и женщин, то у Натальи и Вероники, офис-менеджера Construx, было другое объяснение. По признанию этих двух женщин, административные и управленческие должности в Construx действительно занимали больше женщин, чем раньше. Но не из-за этого компания нарушила свое обещание мужского взаимного уважения. Женщины, в том числе Наталья и Вероника, были глубоко заинтересованы в поддержании мужского начала в рабочих и в значительной степени разделяли с рабочими постсоциалистическое видение строительства как сферы, где доминируют мужчины — причем настолько, что зачастую они ограждали рабочих-мужчин от неразберихи и сложностей, вызванных экономическими неурядицами. Поэтому проблема заключалась не в том, что у женщин было больше власти, чем в прошлом, а в том,
что женщины во власти были структурно ограничены в возможности помогать рабочим. Из-за финансовых сложностей в Construx способность Натальи и Вероники принимать решения все больше ограничивались менеджерами-мужчинами. Так они оказались в тупиковой ситуации, когда, заботясь о достоинстве рабочих, они шли наперекор желаниям директоров и одновременно ставили под угрозу собственное финансовое будущее.
С ноября года круг обязанностей Вероники расширился. Она отвечала на телефонные звонки, направляла гостей и клиентов, удовлетворяла мимолетные прихоти Усатого: она приходила первой и уходила последней, вынужденная бегать между госучреждениями, клиентами и поставщиками, с которыми Усатый не хотел соприкасаться. Как и большинство женщин на руководящих должностях, Вероника имела доступ к важнейшей информации о финансовом положении компании, которую раньше она или передавала рабочим напрямую, или организуя общение с директором. Однако с усилением неликвидности ее коммуникация стала предметом пристального внимания. Подвергаясь оскорблениям, когда что-то шло не так, и опасаясь за свою работу, Вероника отстранилась от рабочих и стала козлом отпущения за молчаливую позицию директоров-мужчин.
Финансиализация требовала от женщин, таких как Вероника и Наталья, провести переоценку постсоциалистических «культурных норм и договоренностей о социальных обязательствах», которые определяли их как заведующих рабочим местом, в центре которого находятся мужчины. Их ситуация была подобна ловушке: забота о семье вынуждала меньше заботиться о рабочих—и женщин, таких как Вероника и Наталья, часто переполняло чувство вины. Наталья видела, как страдают ее рабочие, все сильнее ожесточаясь друг против друга в то время, как вокруг них рушится их мужской мир. И все же, если бы она рассказала им о том, что знает или подозревает, ее могли уволить, а этого она не могла допустить.
Большинству сотрудниц Construx, как и Наталье, приходилось заботиться о безработных мужьях или больных родственниках. Не имея возможности ни уволиться, ни формировать политику компании, они постоянно испытывали угрызения совести за свое молчание — молчание, навязанное им директорами-мужчинами именно из-за растущего влияния женщин на финансы компании. Иногда они возвращались из офиса [начальника] Усатого, где только что обсуждали новые планы по получению внешних контрактов, которые могли бы спасти другие инвестиции компании, с красными глазами и слегка смазанным макияжем — следами слез, стыда и гнева, пробившихся сквозь их стоические улыбки.