Любая война — гуманитарная катастрофа, которая затрагивает все сферы жизни. Она разрушает привычный быт, лишает людей дома и близких, травмирует тела и психику. До ХХ века историю войны за редким исключением писали мужчины. Военные события чаще всего изображали либо помпезно, прославляя подвиги героев, либо трагично, демонстрируя страдания солдат, умирающих за идеалы родины. Изображения с таким сюжетом назвали батальным жанром. Женской задачей считалось вдохновлять сражающихся на победу, оплакивать павших и заботится о раненых, а также молчать о сексуальном насилии, с которым сталкивались многие женщины во время войны. Художница и авторка канала «Безумные будни искусствоведа» Елизавета Климова рассказывает, как женщины вышли из предписанной роли и начали новый визуальный разговор о войне.
Чтобы не пропустить новые тексты Perito, подписывайтесь на наш телеграм-канал и Instagram.
В результате научно-технического прогресса к началу ХХ века изменились не только военные стратегии, но и стратегии искусства. В художественной культуре появились течения и направления, которые по-новому визуализировали войну. Реализм сражений трансформировался в условный образ, рожденный воображением или чувственным переживанием художника.
Женщины-художницы, проживая процесс эмансипации, по-разному реагировали на эти изменения: искали новый язык и революционные формы творчества, меняли угол зрения. Русская художница-авангардистка Наталья Гончарова в 1914 году создала серию патриотических литографий «Мистические образы войны», в которых показала Первую мировую войну как сакральную битву абсолютного зла с абсолютным добром.
Она обратилась к традиционным библейским архетипам и сюжетам Апокалипсиса, смешав их с реалиями своего времени. В серии было 14 листов — аллюзия на год начала войны, 1914-й. На тот момент Гончарова, охваченная страхом за своего партнера и коллегу Михаила Ларионова, призванного на фронт, находилась в России.
Английские художницы Клэр Этвуд и Нора Нейлсон Грей представили собственное видение Первой мировой войны уже после ее окончания. Они писали военный быт, но делали упор на женский героизм, заключающийся в повседневном труде: работе на фабрике, участии в добровольческих отрядах или заботе о раненых.
Особое место в военном искусстве первой половины ХХ века занимает образ материнства. В военной пропаганде он символизирует образ Родины. Обычно это скульптурное, плакатное или живописное изображение женщины, призывающей своих сыновей защитить ее. Нацистский режим создал вокруг немецкой матери настоящий культ, пропагандируя его в школах и организациях вроде Лиги немецких девушек (Bund deutscher Mädel). Согласно учебному пособию Йоханны Хаарер «Die deutsche Mutter und ihr erstes Kind» («Немецкая мать и ее первый ребенок»), опубликованному в 1934 году, молодые немки должны были посвятить себя исключительно роли матерей и послушных жен, а также следить за расовой чистотой своей семьи. Их призывали «на фронт рождения» [Gebärfront] или на «битву за рождение» [Geburtenschlacht].
Немецкая художница Кете Кольвиц показала образ материнства с другой стороны, акцентировав внимание на чудовищной природе войны, отнимающей жизнь молодых. Пережив три политических системы Германии — империю, Веймарскую республику и нацизм, — потеряв на фронте сына и внука, Кольвиц резко выступала против агрессии своей страны как в Первой, так и во Второй мировой войне. В работах «Семена посева не должны быть перемолоты» и «Башня матерей» она превратила тела женщин в живой щит, которым они укрывали своих детей, защищая их не только от всевозможных катастроф, но и от тлетворной идеологии.
В скульптуре «Мать с мертвым сыном» Кольвиц использовала иконографию Пьеты — традиционной библейской сцены оплакивания Христа Девой Марией, чтобы подчеркнуть вневременную боль утраты матери, пережившей свое дитя. В 1993 году увеличенную копию скульптуры установили в мемориале жертвам войны и тирании в Германии.
С развитием феминистского дискурса исследовательницы, писательницы и художницы начали задумываться не только о том, какова роль женщин в любой войне, но и как женский взгляд помогает переосмыслить этот травматический опыт с художественной точки зрения. Отстаивая свои права, женщины больше не считали войну исключительно мужским делом. Они критиковали токсичную маскулинность, подпитывающую милитаризм, и отказывались от навязанным гендерных и социальных ролей. Это совпало с открытием новых медиа, таких как фотография, видео и перформанс. Художницы быстро освоили актуальные методы, отводя центральную роль телу и стремясь разрушить его традиционное восприятие.
С появлением телевидения и рекламы трансляция военных действий превратилась в кровавое, но захватывающее зрелище, за которым можно следить с безопасного расстояния. Новые каналы средств массовой информации использовала американская пропаганда, в корне меняя восприятие войны. Французский философ Жан Бодрийяр, характеризуя общество потребления, писал: «Всякая политическая, историческая, культурная информация целиком актуализована, то есть драматизирована в форме зрелища, и вся целиком деактуализована, то есть взята на дистанции ввиду посредничества коммуникации и сведена к знакам».
Реакцией на первую «телевизионную войну» стали антивоенные перформансы и листовки, которые художники распространяли на митингах. Таким образом, зрелище и реклама стали служить не только пропаганде, но и выражению художественных идей.
Концептуалистка Йоко Оно вместе со своим мужем легендарным музыкантом Джоном Ленноном устроила в 1969 году сразу две антивоенных акции: Bed-In For Peace и War is Over. Весной пара провела свой медовый месяц в постели сначала в Амстердаме, а затем в Монреале, выражая несогласие с военными действиями США во Вьетнаме. А накануне Рождества 1969 года в Париже, Лондоне, Токио, Риме, Афинах и Берлине появились билборды, на которых было написано: «Война окончена. Если ты этого хочешь. Счастливого Рождества! Джон и Йоко».
Другая художница, Яёи Кусама, прозванная Горошинкой (Dotty), в 1968 году проводила по всему Манхэттену серию перформансов и хеппенингов под названием «Анатомический взрыв». 15 октября 1968 года она наняла четырех танцоров, которые разделись догола и танцевали прямо на оживленной улице. Обнаженные тела символизировали уязвимость и хрупкость человеческой жизни перед лицом войны. Перформанс проходил напротив Нью-Йоркской фондовой биржи. Кусама заявила: «Деньги, заработанные на этих акциях, позволяют войне продолжаться. Мы протестуем против этого жестокого, алчного орудия военного истеблишмента».
Чуть позже Кусама опубликовала «Открытое письмо моему герою», адресованное президенту США Ричарду Никсону, в котором в лучших традициях лозунгов хиппи предложила «заниматься любовью, а не войной»: «Наша Земля как маленькая горошина среди миллионов других небесных тел, одна сфера, полная ненависти и раздоров среди мирных, безмолвных сфер. Давайте мы с вами изменим все это и сделаем этот мир новым Эдемским садом. Давайте забудем себя, дражайший Ричард, и станем единым целым с Абсолютом, все вместе и воедино. Летая по небу, мы будем рисовать друг на друге горошки, утратим свое эго в вечной вечности и, наконец, откроем для себя правду: вы не можете искоренить насилие, применяя еще большее насилие. Эта истина написана в сферах, которыми я с нежностью и умиротворением украшу ваше твердое мужское тело. Нежнее! Нежнее! Дорогой Ричард. Успокойте свой мужской боевой дух!»
Другим путем шла американская художница и феминистка Марта Рослер, которая работала с остросоциальными темами, критиковала власть и гендерные стереотипы. Используя эстетику поп-арта и клишированные образы из рекламы, Рослер создала серию фотоколлажей «Домашняя красота: принеси войну домой». С помощью фотомонтажа художница соединила страшные кадры военной действительности с буржуазными интерьерами типичного американского жилища среднего класса.
Рослер тонко подметила сразу две вещи: с одной стороны, нежелание американцев думать о войне как о трагедии, несущей смерть и страдания, ведь она где-то далеко и не касается привычной жизни. С другой — неизбежность этой войны, которую принесет в себе каждый солдат, вернувшийся с поля боя, в свой уютный домик к жене-домохозяйке. Работы Марты Рослер не выставлялись в галереях, а распространялись в виде листовок на антивоенных митингах и публиковались в андерграундных изданиях.
В 2004 и 2008 годах Рослер перевыпустила серию о вооруженных конфликтах в Афганистане и Ираке. Она сделала 15 шокирующих публику работ, в которых с помощью фотомонтажа бескомпромиссно соединила несколько реальностей.
В 1991 году начался распад Югославии, который сопровождался внутренними конфликтами и продлился десять лет. Бомбардировки Боснии и Герцеговины в 1995-м и Сербии в 1999-м войсками НАТО превратили конфликт в одну из самых жестоких и кровавых войн после Второй мировой.
В 1997 году югославская художница сербского происхождения Марина Абрамович была приглашена участвовать в самом престижном форуме мирового современного искусства — Венецианской биеннале. С начала 1970-х годов Абрамович занималась организацией смелых перфомансов, направленных на исследование отношений между художником и зрителем, пределов тела, вопросов идентичности и социальных норм.
На Биеннале художница представила перформанс «Балканское барокко», который был посвящен войне на ее родине. Абрамович в белом платье сидела на груде свежих говяжьих костей и пыталась отмыть их от крови. В автобиографической книге «Пройти сквозь стены» она пояснила: «Название моей работы, „Балканское барокко“, не имело отношения к направлению барокко в искусстве. Оно скорее отсылало к барочному образу мышления на Балканах. На самом деле, понять балканский образ мышления вы можете, только если вы сами оттуда или провели там много времени. Понять его умом невозможно, эти турбулентные эмоции — сумасшедшие, они подобны вулкану. На нашей планете всегда где-то идет война, и мне хотелось создать универсальный образ войны где угодно».
Перформанс продолжался четыре дня, и все это время гниющие кости находились внутри душного павильона. Запах был жутким. Зритель был вынужден не просто наблюдать, но переживать уникальный опыт столкновения с грязью, вонью и смертью, которые несет в себе война. Абрамович рассказала: «Публика входила и, испытывая отвращение от запаха, но завороженная происходящим, пристально смотрела. Я, отскребая кости, рыдала и пела югославские песни из своего детства».
Помимо груды костей в павильоне находились экраны, два из которых транслировали беззвучные видеоинтервью с родителями Марины. На третьей записи она сначала рассказывала балканскую историю о крысоволке — жестоком способе истребления крыс, когда грызунам выкалывают глаза и заставляют поедать друг друга, — а затем сексуально танцевала под быструю сербскую народную музыку. «В этом суть „Балканского барокко“: вселяющая ужас кровавая бойня и очень неприятная история, после которой следует сексуальный танец и снова чертов ужас, — писала Марина Абрамович. — Для меня война была личным делом. Мне было стыдно за роль Сербии в этой войне». Работу признали лучшей и присудили ей высшую награду биеннале, «Золотого льва».
Американская концептуалистка Дженни Хольцер исследовала тему сексуального насилия и убийств на сексуальной почве в Югославской войне. Хольцер написала поэму, которую назвала «Lustmord» («Убийство вожделения»). Повествование ведется от лица трех участников: насильника, жертвы и свидетеля. Художница опубликовала текст в немецком издании Süddeutsche Zeitung, а затем проецировала его на стены галерей, использовала в инсталляциях и делала татуировки с его фрагментами.
Работа Хольцер стала одним из важнейших художественных высказываний о военных изнасилованиях в истории искусства.
Западный наблюдатель часто экзотизирует страны Ближнего Востока и представляет их как единый взрывоопасный котел, полный политических и религиозных столкновений, где женщины, как правило, исключены из актуального дискурса и лишены возможности высказывания. Но сегодня восточные художницы говорят о военных конфликтах наравне с мужчинами, затрагивая темы религиозной нетерпимости, национальной идентичности и тех страшных последствий, которые несет любая война.
В 2014 году художница из Йемена Саба Джаллас стала свидетельницей начала на ее родине гражданской войны, которая продолжается до сих пор. Пытаясь справиться с шоком, она обратилась к искусству. «Я всегда была оптимисткой и счастливым человеком, но когда началась война, она потрясла меня», — признавалась Джаллас. Вдохновившись опытом палестинских художников, превративших фотографии взрывов в Газе в послания сопротивления, Саба с помощью смартфона стала создавать из облаков пепла на фотографиях собственные образы. «Я решила попытаться исцелиться с помощью рисования, — говорит художница. — Может быть, рисунок не сильно может что-то изменить, но я очень рада, когда люди пишут мне, что мои рисунки дают им надежду».
Художница размещает работы в своем фейсбуке (часть компании Meta, запрещенной в России), чтобы разбавлять трагические новости чем-то позитивным. В отличие от жизнеутверждающих символов ее палестинских коллег-мужчин, рисунки Джаллас выглядят немного наивными и «девчачьими». Они не о сопротивлении и победе, они о любви, которая обязательно должна победить.
Турецкая журналистка и художница курдского происхождения Зехра Доган в 2012 году основала первое феминистское информационное агентство JINHA [Jin на курдском означает «женщина». — Прим. авт.], которое публиковало актуальные новости и занималось женскими проблемами. Во время войны в Ираке и Сирии Доган освещала события с обоих фронтов и была одной из первых журналисток, которая рассказала о езидках — девушках из курдского религиозного меньшинства, — порабощенных ИГИЛ (запрещены в России) в Северном Ираке.
Четыре года спустя агентство Зехры было закрыто турецким правительством, а саму Доган арестовали по обвинению в связях с Рабочей партией Курдистана, которая в Турции считается террористической организацией. Поводом послужил рисунок художницы с изображением турецких флагов на месте военных действий в курдском городе Нусайбин. Турецко-курдский конфликт продолжается с 1920-х годов и исчисляется огромным количеством жертв с обеих сторон.
Зехру Доган осудили почти на три года тюрьмы. Это событие вызвало сильный отклик в мире искусства. Против ареста художницы высказались такие известные мастера, как Ай Вейвей и Бэнкси. В марте 2018 года последний создал в Нью-Йорке фреску, на которой, помимо портрета Зехры за решеткой из карандашей, была проекция с фотографией разрушенного города и нарисованными на домах турецкими флагами. «Я действительно сочувствую ей, — объяснял Бэнкси изданию New York Times. — Я создавал вещи, гораздо более достойные тюремного заключения». Зехра Доган отбывала срок в тюрьме Диярбакыра, столицы турецкого Курдистана.
В заключении Зехра продолжила заниматься творчеством. Не имея бумаги, она использовала газеты, картон и одежду в качестве холстов и органические материалы (траву, овощи, сигаретный пепел и даже менструальную кровь) вместо красок. Серию законченных произведений соратники Доган тайно вывезли из тюрьмы под видом грязного белья.
Одновременно с этим Доган работала над графическим альбомом «Тюрьма № 5», похожим по форме высказывания на музыкальный жанр dengbêj — устное традиционное повествование в курдской культуре. Альбом представлял собой рисунки в виде комикса и включал разговоры художницы с другими политическими заключенными, связанными с турецко-курдским конфликтом.
Зехру Доган освободили в 2019 году. В 2021-м «Тюрьма № 5» почти одновременно была издана во Франции и Италии и вошла в список десяти лучших графических книг 2021 года по версии Il Manifesto. Созданные в камере работы Зехры выставлялись в нескольких десятках галерей по всему миру. В марте 2022 года Европейский суд по правам человека вынес решение по ее делу: обвинение в терроризме было неправомочным и нарушило презумпцию невиновности. За проведенные в тюрьме почти три года Зехре присудили 1 350 евро в качестве компенсации. Художница отметила, что «лучше бы Европейский суд обратил внимание на систематическое нарушение прав человека в Турции». Сейчас Доган живет в Европе и продолжает устраивать политические перформансы.
Прямо сейчас украинские художники и художницы проживают травму войны, отражая в искусстве не только свое отношение к происходящему, но и собственный страшный опыт. Летом 2022 года в американской галерее Fridman Gallery прошла выставка украинских художниц Women at War. Двенадцать женщин представили фотографии, рисунки, скульптуры, инсталляции, тексты и видеоарт, созданные с 2014 по 2022 год. Несколько работ были созданы 24 февраля, в день начала военного вторжения. Участницы выставки стремились разрушить традиционное представление о женщине на войне о как жертве и подумать о гендерных ролях военного времени в феминистском дискурсе.
Одной из участниц выставки стала художница Жанна Кадырова. С началом военных действий она была вынуждена вместе с семьей покинуть родной Киев и перебраться в Закарпатье. Именно там художница создала проект «Паляниця» — серию арт-объектов из гладких речных камней. Камни по форме напоминают ковриги, нарезанные на ломтики. «Паляниця» по-украински означает «хлеб» и одновременно является шибболетом — кодовым словом, которое помогает отличать своих от чужих. Из-за особого сочетания букв это слово сложно правильно произнести человеку, для которого украинский язык не родной.
В восточнославянской культуре хлеб — сакральный символ плодородия и гостеприимства. Окаменевший хлеб становится страшным образом опустошения и вражды. Кроме того, «Паляница» напоминает о тяжелом положении украинцев в первые месяцы оккупации, когда им пришлось прятаться по подвалам без еды и воды.
Работы Жанны Кадыровой выставлялись на Венецианской биеннале 2022 года, а после в галереях Италии, США, Японии и Германии. Все вырученные средства от продажи арт-объектов галереи направляли в помощь Украине.
Среди российского арт-сообщества именно женщины громче всего выражают протест против вторжения в Украину. Несмотря на волну жестоких репрессий, художницы участвуют в акциях на грани искусства и активизма, организовывают подпольные квартирные выставки, публикуют свои работы в социальных сетях. Для некоторых это заканчивается тюремным сроком и большими штрафами
Художницу Сашу Скочиленко, заменившую ценники в магазине на листовки с информацией о действиях российских военных в Украине, арестовали год назад по обвинению в политической вражде и до сих пор держат в заключении. Скочиленко грозит до десяти лет лишения свободы. Выставку 77-летней петербурженки Елены Осиповой, известной своими картинами и плакатами с антивоенным посылом, закрыли уже на следующий день, а ее работы отправили на экспертизу по уголовной статье о фейках против российской армии.
Тем не менее российские художницы выбирают не молчать и продолжают осмыслять происходящее. Москвичка Анна Минаева в 2023 году создала серию работ «Артефакты 22», в которую вошли вышивки на пяльцах и ковер с изображением боевых снарядов. Художница пояснила Perito, что ее работа — это попытка вернуться в детский опыт созерцания оптической иллюзии на советском ковре, который висел почти в каждой типовой квартире. Это метафора сегодняшней реальности, когда обилие страшных новостей стало рутиной, белым шумом, а потом вообще трансформировалось в привычный фрагмент интерьеров российских домов. Раньше дети, разглядывая ковер, видели там воображаемые вселенные, теперь они смотрят телевизор и видят там полные ненависти и призывов к насилию передачи. Так формируется мировоззрение будущих поколений.
Практика тафтинга для Минаевой является условным способом заговорить войну, перенеся ее в магическое пространство ковра.
Политическая пропаганда всегда использовала искусство для влияния на людей. Традиционное изображение войны в грандиозных или трогательных монументах и живописных полотнах прославляет героизм и воспевает подвиг, а за кадром остается темная сторона, связанная с сексуальным насилием и военными преступлениями. В патриархальном дискурсе мужчина-воин — защитник слабых, в первую очередь женщин и детей. Но в реальной жизни женщины и дети часто становятся жертвами солдат и во время военных конфликтов, и после, когда бывшие бойцы с поломанной психикой и посттравматическим расстройством пытаются интегрироваться в обычную жизнь. В современном искусстве подобные вещи постепенно перестают замалчиваться, в том числе благодаря работам художниц, которые не только смещают фокус с героического пафоса на повседневность войны, но и затрагивают вопросы, которые до них никто не осмеливался освещать.