Подчинение территории: как Советский Союз и его наследница Россия обращаются с ресурсами, людьми и природой
Чтобы не пропустить новые тексты Perito, подписывайтесь на наш телеграм-канал и Instagram.
Журналистка и художница Аюна Шагдурова съездила вместе с родственниками в тайгу и рассказала редакции, как проходит сбор кедровых шишек и почему это ежегодное событие важно для сотен семей в регионе.
В нашем доме в Петербурге всегда были кедровые орехи. Некоторые детские книги в домашней библиотеке помечены шелухой и скорлупой: я любила щелкать орешки за чтением. Зимой горсть орехов можно было найти в кармане папиной куртки. Килограммы орехов отправляла нам родня из Бурятии, их преподносили в качестве очень ценного подарка сибирские гости. Один раз я предложила шишки выпивающим на одной из барных улиц Петербурга и, не разбираясь в теме употребления веществ, не поняла разочарование людей, когда достала настоящую кедровую шишку. Потом мне объяснили.
Два года назад в чате моего рода появилось видео двоюродного дяди. Он снимал себя в снежном осеннем лесу, демонстрируя разбитый нос и забавно жалуясь: «Шишка упала». На тот момент я уже знала, что некоторые мужчины моей семьи ходят в лес за орехом, а после просмотра видео решила, что непременно хочу к ним присоединиться.
Первое сентября 2022 года, Бурятия. Мы едем в праворульном старом «ниссане» из деревни в лес. В окне монотонно пестрят березы, мелькает красным и пропадает шлаковый карьер. Проезжаем две фермы, дорога плавно поднимается. Навстречу, в сторону деревни, едет легковушка, забитая мешками с орехами. Это нарушители: официальный сбор кедровых орехов в Бурятии разрешен только с сегодняшней даты. Раньше нельзя, так как есть риск сбить семенные шишки — плоды с завязями, которые созреют только через два-три года. В районе, где мы находимся, ходили слухи, что пограничники и Росгвардия караулят въезды в лес и ловят нарушителей, решивших заехать раньше дозволенного срока.
За нами едут еще две машины. Когда вереница автомобилей останавливается у ворот очередной фермы (они не дают скоту выйти за территорию), мужчины выходят покурить. «Совсем по-другому теперь с нами разговаривают», — тихо комментирует беседу мой спутник и объясняет, что в одной из машин — гаишники на пенсии. Мужчины, в основном они средних лет, делятся планами и желают друг другу хорошего улова. В этом году он будет удачным почти у всех: кедр дал много шишек и в сибирских регионах, и на Дальнем Востоке.
Перекур закончен, мы садимся в машины, доезжаем до местности Дабан, останавливаемся у беседки помолиться. Открываем водку, капаем — угощаем бурханов, оставляем сигареты (я, как некурящая, — спички). Без этого никак, ведь мы входим на территорию, у которой есть свой дух-хозяин, забираем себе что-то из его владений, а не угостив бурхана, можно вызвать его гнев и, например, заболеть.
Продолжаем путь, свернув с грунтовки на просеку. «Ого, асфальт!» — удивляется дороге водитель. Она и вправду выглядит обкатанной, две уверенные колеи ведут дальше и выше в лес. Говорят, что дорога появилась благодаря местному комбинату: в советское время машины с производства ездили сюда за дровами. Комбинат был, по сути, градообразующим предприятием, обеспечивая работой значительную часть населения. Но это в прошлом.
Колея ведет вверх. Справа виднеются горы, за ними я воображаю Монголию. Тут слева замечаем палатку — натянутый меж деревьями брезент, далее по курсу стоит припаркованный у куста отечественный внедорожник, затем еще один, через несколько сот метров другой. Дядя называет фамилии местных бизнесменов, чьи машины он узнал. Одна семья владеет цветочным магазином в райцентре, другие торгуют зерном. В лесу мы еще встретим вахтовиков в отпуске, сотрудников ЧОП (которые днем в лесу, а ночью на смене), работника котельной. Со мной в машине сидят бывшие сотрудники авиалесоохраны, шахтер на пенсии, разнорабочие. В основном это жители близлежащего райцентра Закаменска и деревень.
Всю осень из Улан-Удэ, столицы Бурятии, в районы республики тянутся нити легковых и грузовых машин. Многие берут отпуск, пакуют спальные мешки, теплые вещи, запасы еды, ружья на случай охоты, буржуйки и отправляются в лес на недели и даже месяцы. Кедровый сезон довольно продолжительный — паданку, то есть упавшие шишки, можно собирать всю зиму.
Обычно сборщики приезжают компанией друзей или родственников. А одинокие бродяги, желающие «поднять» денег на орехах, могут откликнуться на одну из множеств вакансий на «Авито». Работодатели ищут крепких мужиков и обещают бесплатное питание и сдельную зарплату. За месяц минимум 100 тыс.! Нужен только спальник и теплые вещи! Опыт сбора будет преимуществом!
Но настоящим преимуществом становится знание местности и доступ к ней. Мужчины из отдаленных, окруженных тайгой улусов, уезжая в лес на несколько месяцев, могут заработать на автомобиль и даже грузовую машину.
Россия — крупнейшая база сырья кедрового ореха в мире, отмечает WWF. Основными поставщиками ореха традиционно являются регионы Урала, Сибири и Дальнего Востока. В 2020 году российские компании экспортировали кедровый орех на сумму 11 миллионов долларов. В августе 2022 года стало известно, что правительство РФ планирует внести кедровый орех в перечень стратегически важных товаров и ресурсов. Законопроект расширит статью 226.1 Уголовного кодекса о контрабанде. По данным «Ведомостей», в урожайные годы объем неконтролируемой заготовки кедровых орехов достигает 30 тысяч тонн, что в пять раз превышает установленный объем изъятия кедровых орехов. С 2019-го по август 2022 года из 42,2 тонны фактически вывезенного кедрового ореха было задекларировано лишь 18,1 тонны. Цена кедрового ореха варьируется от 2 до 25 долларов за килограмм.
Мы делаем первую остановку. Вытаскиваем вещи (мешки для сбора шишек, еду, бензопилу) и готовим перекусить. Пока пьем чай, дядя уходит глубже в лес на разведку. Скоро он возвращается и по итогам разведки компания решает искать новое место: здесь деревья стоят уже голые.
Через 10 минут останавливаемся на полянке. Двое начинают сооружать околот, или колотушку, с помощью которой бьют кедр. Для этого нужно срубить молодое деревце, очистить его от сучков и насадить на ствол бревно потяжелее. В итоге получается большой деревянный молот с ручкой высотой под два метра.
Пока мы готовимся, мимо проезжает «головастик» — «уазик» с кузовом. Это знакомые нашего водителя из соседнего района. Они говорят, что катаются по лесу уже третий день и что туда — машут наверх — лучше не ехать: там все собрали. К их словам относимся с недоверием. Впрочем, все равно мы планировали спускаться с горы, а не подниматься.
Полдень. Вдвоем с дядей уходим на разведку. Через сотню метров встречаем «уазик» и двоих человек — отца и сына. Они делятся впечатлениями: орех есть! Идем дальше, по пути дядя находит большую колотушку с двумя ногами. Такая удобнее колотушки-молота, ею легче делать замах и ударять по дереву. Спускаемся еще чуть-чуть, результатами разведки дядя доволен. Начинаем бить орех.
Дядя ставит ноги околота в нескольких сантиметрах от дерева, размахивается, шагая назад, и с громким «эх!» бьет по кедру. Шишки с ускорением падают и, шурша по траве, разлетаются вокруг дерева. Я пытаюсь смотреть одновременно вниз, чтобы запомнить, куда упали плоды, и вверх, чтобы не схватить шишкой по носу, как мой дядя из видео в семейном чате. Три-четыре удара, дядя говорит: «Зай, хүрөө [ладно, хватит], надо птицам оставить», и я иду собирать шишки в небольшой мешок из-под муки с ручками. Набралось штук двадцать.
От самого подножья горы и до вершины разносится эхо ударов колотушек по дереву. Это хорошо, думаю я, любой зверь испугается таких звуков, и можно не ждать встречи с медведем или волком. Пока у меня короткий список встреченных лесных обитателей: заяц, выхваченный фарами, когда мы вечером возвращались домой, и бурундук.
С точки зрения закона добыча ореха с помощью околотов нелегальна. Удары колотушки наносят вред коре дерева, остаются раны, от которых дерево может погибнуть.
Как по-другому собирать орехи?
Есть и технологичный способ: кедротрясы. Это часто кустарно собранное оборудование стоимостью 30–50 тысяч рублей, работающее за счет привода бензопилы. Но в лесу мы не встретили бригад с такими установками. Более того, технологичность не значит легальность. В комментариях к посту с рекламой кедротряса в одном из пабликов «ВКонтакте» мужчина пишет: «Да все хорошо, но у нас их просто изымают лесники с полицией. Еле отстоял. Выставил на продажу, потому что просто не дают им работать!!!!»
При этом предусмотренная региональным законодательством ответственность за нарушение правил сбора дикоросов не кажется серьезной. Если собирать кедровый орех запрещенными способами, нарушить сроки либо заготавливать в неразрешенных местах, то нарушителям грозит административный штраф от 500 рублей с конфискацией орудия и продукции незаконного природопользования.
Куда потом попадают орехи?
На экспорт в Китай идет 50–90 % дальневосточного и сибирского кедрового ореха из России. Китайская промышленность перерабатывает тысячи тонн российской продукции, но основную часть перепродает в другие страны. Кедровый орех используется при приготовлении китайской пищи, продукция переработки широко применяется в фармакологии, для изготовления косметических продуктов, для производства БАД, витаминов и спортивных добавок.
«Экспорт кедрового ореха», Экспорто.рф
Я собрала полную сумку орехов, то есть примерно четверть мешка, когда к нам присоединились остальные участники нашего орехового подряда. Нас пятеро. Один бьет колотушкой деревья, двое — я и самый старший мужчина, бывший шахтер — собираем шишки, двое — молодые и самые выносливые — таскают мешки к машине.
Так мы довольно быстро собрали несколько мешков орехов. Теперь эти мешки надо перетащить в гору к машине. Для справки: полипропиленовый мешок с шишками весит 20–30 килограммов. Один мешок обматывают веревками и надевают, как рюкзак, второй наваливают сверху. Итого 40–60 килограммов на спине вверх по холму. Мне повезло не участвовать в этой части сбора, но зато стало понятно, почему в объявлениях на «Авито» на сбор искали крепких мужчин.
Носить тяжелые мешки неприятно, но в остальном работать в лесу в начале сентября — большое удовольствие. Воздух в кедраче упоительный, приправленный лимонным ароматом багульника болотного. Местные говорят, что после 20 дней в таком лесу легкие значительно очищаются, да и здоровье в целом улучшается. А работа с околотом разгоняет хондроз, считает дядя.
Каждые полтора-два часа делаем перерыв на перекур и чай с молоком. Еды с собой не взяли, грызем орешки. Нахожу немного брусники и голубики, но на ягоды этот год вышел неурожайным.
Мы спускаемся с горы вдоль полосы кедра и берем восточнее, собирая шишки и оставляя по пути полные мешки. За сохранность орехов никто не волнуется. Дядя объяснил, что здесь не принято брать чужое, все с уважением относятся к труду других людей. Наши сильные товарищи, прозвавшие себя «русским конем» и «бурятским ишаком», постепенно транспортируют тюки вверх на своих спинах. Никто мешки не подписывает, каждая бригада помнит, где оставила свои, а собранные другими не возьмет.
Но не всем так везет с доброжелательным отношением в лесу. Позже улан-удэнский таксист рассказал мне, как он с друзьями заехал в лес в Селенгинском районе Бурятии. К ним в лесу подошли местные жители. Вооруженные. Они потребовали процент — пять мешков, аргументируя тем, что это их земли. В тот же день это повторилось: таксисту и его компании снова пришлось отдавать часть собранных орехов. Больше работать там мужчины не захотели и уехали из леса с соседней бригадой.
Через шесть часов работы, когда воздух в проемах деревьев начал сгущаться и темнеть, мы решили закругляться. К этому времени у меня уже рябило в глазах и болела поясница. Надо было все-таки собирать шишки в приседе, а не в наклоне.
Шесть часов работы, пять человек, 18 мешков шишек. В начале сентября заявленная в нашем районе стоимость такого мешка составляла 1700 рублей. Цена невысокая из-за хорошего урожая. Два года назад, когда в Томской и Новосибирской области кедр не уродился, цены в Бурятии доходили до 3000 рублей за мешок.
В нашем районе за мешок шишек дают 1700 рублей , в соседнем — 1900, но добираться туда часа три по разбитой дороге, тратить бензин. За один день бригада из пяти человек собрала шишек на 30 600 рублей; каждый из нас заработал 6120 рублей. Порог входа в этот бизнес не сильно высок: нужно иметь машину или лошадь, закупиться мешками и найти в лесу либо соорудить самостоятельно колотушку. При этом раньше к покупке принимался только орех в чистом виде, сейчас же в основном закупают именно шишки. Так выгоднее и дешевле для закупщиков, ведь шелуху от шишек тоже можно использовать или продать как удобрение.
Спустя месяц походов в лес мои родственники сдали весь урожай по той же цене, 1700 рублей за мешок, хотя в середине месяца цена немного колебалась, как на фондовом рынке. Продавцы шишек придерживали товар, сдавая понемногу, чтобы были деньги на бензин и еду, а покупатели поднимали и опускали цены, проверяя предложение.
Книги по теме: Анна Цзин. Гриб на краю света.
Книга американской антропологини Анны Цзин посвящена сбору грибов мацутакэ. Подзаголовок книги «О возможности жизни на руинах капитализма» отсылает одновременно и к происхождению гриба, и к личным историям его сборщиков.
Гриб мацутакэ растет преимущественно во вторичных сосновых лесах, которые появляются на месте крупных вырубок. Сбором часто занимаются люди, которые прячутся от городов в прямом или переносном смысле. В частности, Анна Цзин описывает участвующих в сборе ветеранов Вьетнама, у которых от городского шума случаются панические атаки. Собранные грибы экспортируются в Японию, где становятся статусным подарком.
В книге Цзин раскрывает сбор дикоросов как сложный социальный процесс, где гриб мацутакэ получает стоимость и ценность, а сборщики и покупатели — роли, которые возникают буквально вокруг грибницы в сосновом лесу.
Одну из глав книги можно прочитать на сайте издательства Ad Marginem.
Объявления на заборах в райцентре о скупке орехов выделяются ярким красным цветом. Это местные перекупщики, они собирают на своих складах мешки, перевозят в Улан-Удэ и продают региональным посредникам и компаниям-экспортерам. По разным данным, на экспорт уходит примерно 80 % ореха, 20 % остается в стране.
Основной покупатель — Китай. Китайские производства покупают орех в чистом виде, а еще кедровое масло и продукты переработки — скорлупу и жмых. В России из кедровых орехов также изготавливают масло, кондитерские изделия, косметику, предметы быта. Например, у нас дома есть несколько подушек с кедровой скорлупой.
«Стыдно дома сидеть в такой сезон», — говорит наш сосед по деревне. Он работает в котельной и летом — в начале осени зарабатывает на жизнь сбором черемши, ягод, орехов. Двое мужчин, которых мы встретили в лесу, не брали выходные и продолжали работать в ЧОП ночами. Спрашиваю, спят ли они. «Спят», — отвечают и тихо улыбаются. Когда они грузили мешки в свой «уазик» (18 штук), приговаривали, что в кузове у них лежит месячная зарплата. Очередной таксист лет шестидесяти рассказывал, как они втроем с супругой и внуком-девятиклассником сходили на один день в лес, продали шишки и заменили внуку стекло на телефоне.
Докупить детям одежду в школу, приобрести дрова на зиму, поменять резину — лес очень хорошо помогает населению региона, занявшего 76-е место из 85 в рейтинге материального благополучия жителей России (исследование провели аналитики РИА «Рейтинг»). В этом году орех стал спасительным и в другом смысле: ушедшие в тайгу сборщики орехов счастливо избежали первой волны мобилизации.
За три дня в лесу я увидела двух женщин. Собирать шишки — преимущественно мужское занятие. Женщины могут ходить с мужьями или братьями в лес без ночевок, но чаще остаются дома с детьми или следить за хозяйством и скотом. Вглубь тайги на недели или месяцы женщины не ездят, да и иметь в бригаде человека, который не может таскать мешки или эффективно работать околотом, не очень выгодно.
Почти все мужчины, которых я встречала в лесу, ходили за орехами еще детьми — с отцами или старшими товарищами. Тогда орехи собирали только для личного употребления. Они знают свой лес, им привычен физический труд, они, мне кажется, получают большое удовольствие от всего процесса. Утренний растворимый кофе и чай с молоком с костровым кипятком перед началом работы, неспешные разговоры и шутки, чистый воздух, очищающий сознание труд. Здесь они на своем месте. И я на своем месте тоже.
