Подчинение территории: как Советский Союз и его наследница Россия обращаются с ресурсами, людьми и природой
Perito продолжает новую рубрику совместно с антропологом Дмитрием Опариным, исследователем Университета Бордо имени Мишеля Монтеня и соавтором подкаста «Тоже Россия». Мы будем регулярно разговаривать с разными специалистами о том, как меняется их работа. Каждое интервью — рассказ об одной из граней жизни России сейчас.
Во втором выпуске мы продолжаем разговор о языке, теперь о татарском. Переводчик и религиовед Айдар Шайхин рассказал о потенциале высшего образования на татарском, разных формах борьбы за язык в республике, а также о своем мире татарского языка.
Чтобы не пропустить новые тексты Perito, подписывайтесь на наш телеграм-канал и инстаграм.
Чем вы сейчас занимаетесь?
В какой-то степени я занимался и занимаюсь языковым активизмом, хотя никогда не называл себя активистом. У нас есть научно-просветительский проект на татарском языке «Гыйлем» («Знание»), аналог «Постнауки». Мы переводили статьи на темы в области философии, физики, биологии и других наук, делали свои тексты. У нас раз в три месяца выходил печатный журнал, мы проводили лектории. В «Гыйлеме» зародился проект по переводу «Гарри Поттера» на татарский язык. Если мы видим интересное на глобальном, федеральном уровне, стараемся сделать это на татарском языке. Для нашей аудитории нормально, что какие-то вещи живут в татароязычном пространстве.
В 2015–2017 годах был бум: появлялось много небольших проектов на татарском языке [в 2017 году Владимир Путин выступил с заявлением, что школьников нельзя принуждать учить неродной язык. Эта речь стала предвестником языковой поправки 2018 года, согласно которой титульные языки в национальных регионах должны изучаться добровольно. — Прим. Д. О.]. Какие-то я принес сюда, в музей, что-то осталось за бортом, но мы работаем над сохранением и развитием языка. Хотя мы не очень любим слово «сохранение», мы любим слово «развитие».
Почему вы не любите слово «сохранение»?
Мы 27 лет занимались сохранением, и ежегодно мы теряем носителей языка. У нас есть такая поговорка: «Сохранение — это консервация, а консервируют помидоры и огурцы». Я хочу верить, что у нас не такой уровень угрозы, что нужно именно сохранять. Это надежда, что у нас относительно все хорошо и надо заниматься развитием, а не сохранением.
Вы говорите «мы», а кого вы имеете в виду? «Мы» — это кто?
Татарстан. В Татарстане иногда кажется, что все только и делают, что сохраняют татарский язык. У всех есть свой меч языка. У нас очень много организаций и мероприятий, посвященных этому: советы, комиссии, министерства, институты, форумы, конгрессы, съезды. И везде поднимается тема татарского языка, культуры, религии, семьи. Но результат не всегда прослеживается, к сожалению.
Как вы думаете, почему важно перевести «Гарри Поттера» на татарский, и будет ли это иметь успех у детей и подростков?
Перевод «Гарри Поттера» — возможность создать на татарском языке интересный контент для детей. Мы уже перевели четыре книги из семи. У нас были учителя, которые на уроках использовали татарские тексты «Гарри Поттера». Это вызывает интерес к языку, интерес к чтению. Книги на татарском языке выходят, грех жаловаться, в том числе детские книги, все хорошо, но все равно дети выбирают те книги, которые красивее упакованы: там более захватывающий сюжет.
Была еще одна дерзкая мысль, что татарские писатели на фоне перевода на наш язык «Гарри Поттера» будут писать немного по-другому. В идеале у нас должна быть такая ситуация, когда ребенок впервые читает «Гарри Поттера» именно на татарском языке.
В плане перевода мировой литературы мы уже опоздали и практически не можем исправить ситуацию. Последние 20–30 лет литература на татарский язык почти не переводится. Хотелось бы, чтобы дети, как мы когда-то, знакомились с известными книгами на татарском языке, чтобы у них сложилось бы мышление, мировоззрение на татарском языке. Я впервые читал Чехова на татарском просто потому, что у меня дома лежала эта книга — перевод Чехова на татарский. Или «Робинзон Крузо» на татарском. Когда-то у нас система такая работала, мировая литература прекрасно переводилась на татарский язык, и многие знакомились с ней на татарском. В Татарстане, по крайней мере.
Татарская литература всегда работала в том числе с переводами. Средневековая тюркская литература не особо задавалась вопросами авторского права, поэтому спокойно переводили и дополняли, был целый жанр подражаний — назира. Тукай [татарский поэт Габдулла Тукай, 1886–1913. — Прим. Д. О.] переводил Пушкина, Лермонтова. Это позитивно влияет на состояние литературы.
Ощущается нехватка литературы и контента на татарском языке, у нас даже молодые детские писатели пишут в таком советском стиле.
Что вы имеете в виду? Язык у писателей не динамичный?
Как мы должны писать, например, детский стишок? Нужно учитывать процессы, которые происходят с языком, — где-то упрощение, где-то русификация. Грустно, но этот процесс идет. Авторы же пишут литературным языком, не всегда понятным.
В этом плане перевод «Гарри Поттера», которым занимаются волонтеры, может стать импульсом к изменениям. Это же еще и проверка для языка на устойчивость: как татарский справится, например, с языком Роулинг? Или мы начали переводить Толкина. Тоже интересно, как мы сможем это передать на татарском языке. Наши переводы неофициальные, волонтерские, но они размещены в интернете. В Институте филологии и межкультурной коммуникации Казанского университета писали работы по этим переводам.
Вы собираетесь их издавать?
Когда-то мы собирались. Переводчики сами не могут, а государственное издательство не смогло договориться. Сейчас уже официально это сделать невозможно, потому что российским издательствам не дают лицензию на публикацию переводов после введения санкций. Поэтому наши переводы размещены в интернете, они волонтерские.
С другой стороны, это доступно всем, и это хорошо.
Да-да. Мы разместили такие файлы, что их можно распечатывать с версткой. Есть коллекционеры, которым вообще не важно, официально книга переведена или неофициально. Им важно иметь у себя дома переводы на миноритарные языки. Где-то десять, что ли, человек из разных стран писали, просили, чтобы мы им обязательно выслали, покупали у нас эти варианты.
Какая у вас языковая биография?
Я родился в Актанышском районе Татарстана. Это один из самых моноэтничных районов республики, 98 % населения там татары, остальные 2 % тоже знают язык. В Актаныше есть гуманитарная гимназия-интернат, в которой учатся дети из разных районов Татарстана и регионов России.
Я в детстве читал татарскую литературу, поэтому говорил на более литературном языке, чем мои родственники. До восьмого класса я все предметы учил на татарском — и математику, и физику. Иногда мы даже русский язык изучали на татарском. Нашу школу открывали как гимназию, где будут обучаться одаренные дети, будущая татарская интеллигенция, новое поколение.
Эта гимназия до сих пор работает?
Да, до сих пор работает. Она теперь стала частью системы «Адымнар» («Шаги»), это полилингвальные школы Шаймиева, которые открылись в Казани, Нижнекамске, Челнах, Альметьевске и Елабуге. Преподавание в них ведется на русском, татарском и английском языках.
Языковая поправка 2018 года ударила по состоянию татарского языка в республике? Правильно ли я говорю о 2018 годе как о вехе или все-таки мы преувеличиваем его значение и государственное давление на миноритарные языки началось раньше?
Да, это определенная веха. Многие жалуются, что ничего из уроков татарского языка не помнят, но это 11 лет в школе. Что-то остается. Ряд проектов, учреждений культуры, какие-то газеты, журналы — они были востребованы, учитель на уроке мог сказать ученику, что нужно что-то почитать.
Теперь татарский язык изучают те, кто его выбирает. У меня через час начнется урок татарского для 6-го «Г». Язык изучает только половина класса. У нас, у литературоведов, есть прогноз: поколение нынешних студентов, пишущих на татарском языке рассказы, стихи и так далее, — это последнее поколение, о котором мы можем уверенно говорить, что они могут быть писателями. Без уроков татарского языка в школе и без обучения на татарском языке трудно представить жизнь татарской литературы.
Только в некоторых городских и сельских школах ведется обучение на татарском языке до 10-го класса.
Это те школы, в которых все предметы на татарском?
Да. Официально их много, но большинство только декларирует обучение на татарском языке, а при подготовке к экзаменам они все равно переходят на русский язык.
А ЕГЭ на татарском до сих пор можно сдавать?
Никогда нельзя было сдавать на татарском. В Татарстане проводился единый республиканский экзамен, ЕРЭ. По результатам ЕРЭ можно было поступать в вузы республиканского подчинения, не федеральные. Но сейчас он существует только по татарскому языку. У нас есть, например, направление татарской филологии в Казанском федеральном университете, и ЕРЭ заменяет внутренний вступительный экзамен. В итоге в 2023 году ЕРЭ по татарскому языку сдали девять человек, а по татарской литературе — один.
После 2018 года появились новые проекты, нацеленные на развитие татарского языка. Что это за проекты?
У нас же национальных кадров много, людей, которые прошли через татарскую школу, которые учились на направлении татарской филологии. Многие люди хотели защищать язык. Что у нас появилось? Маленькие СМИ на татарском языке, сеть пабликов на татарском языке о разных предметах, в том числе религиозные, образовательные проекты.
Приняли и контрмеры со стороны республиканского правительства: создали комиссию по сохранению языка. Члены комиссии изучали опыт и университетов, и школ, детсадов, муниципальных районов. Мы продолжили печатать серию учебников татарского «Сәлам!» для детей, которые учат язык как неродной.
Если бы от вас зависела языковая политика Татарстана, как бы вы ее выстроили?
Нужно, чтобы татарский язык присутствовал в образовательном пространстве, на уровне высшей школы. Родители отказываются от татарского языка из-за того, что на нем практически нельзя получить высшее образование.
Еще я бы увеличил присутствие татарского языка в общественном пространстве — вывески, реклама, городская информация, — чтобы его можно было «пощупать», чтобы он визуально сопровождал человека. В этом плане в Уфе башкирского языка больше, чем татарского в Казани.
Как человек, связанный с литературой, я бы сделал упор на переводческую работу, пропаганду татарской литературы. У нас везде улицы, названные в честь татарских писателей, а мы даже не знаем, кто они такие.
Мне представляется, что титульный язык и политика в Татарстане очень связаны. В чем это проявляется?
В 2023 году из конституции Татарстана убрали пункт, что глава региона должен знать государственные языки республики. Раньше существовал последний довод, почему нужен татарский язык: не сможешь стать президентом. В аппарате руководителя республики работают самые разные люди, и там не все знают татарский язык, это нормально. Но самые важные обсуждения проходят в кругу, где говорят на татарском, ругаются на татарском. Татарский язык иногда является ритуальной частью политических процессов. Президент на мероприятиях может переходить на татарский язык.
Я немного о другом. У меня сложилось впечатление, что в политическом протесте в Татарстане языковая проблематика часто оказывается ключевой. Не экономические проблемы, а именно язык становится импульсом к политической активизации неравнодушного населения.
Это уже не так. Это уже давно не так, на самом деле. Есть часть общественно-политического движения, остатки национального движения 1990-х — начала 2000-х, для которых это принципиальный момент, которые обвиняют руководство Татарстана и России в том, что они притесняют язык. Среди молодых это тоже есть: когда, например, рэпер Усал поет в песне «1552», что «угробили язык».
Но я бы не сказал, что это ключевой вопрос. Если, например, будут попытки еще радикальнее сузить уровень государственной поддержки татарского языка или, например, убрать татарский язык из конституции, то, само собой, будут мощные протесты, есть опасность перейти рубеж. Но администрация, раисы Татарстана, правительство Татарстана достаточно искусно избегают таких ситуаций.
Того ядра, которое у нас было, ядра национального движения 1990-х, уже давно не существует. Формы протеста есть, почти еженедельно кто-то ходит с табличками, устраивает пикеты. Это такая ритуальная форма, для того чтобы не забывали, что есть национальное движение. Но это не главная проблема, которая волнует жителей Татарстана, на самом деле.
У нас был период, когда высшее образование было на татарском языке, сейчас этого нет. И мы думаем: надо это сделать. В проекте «Гыйлем» мы ограничились популяризацией науки. Но на Всемирном форуме татарской молодежи появилась идея «Ачык университет», на их сайте можно пройти курсы на татарском языке.
Это меркантильный интерес: все, что мне любопытно, должно быть на татарском языке. Пока этого нет на татарском, это не по-настоящему мое. На татарском все становится частью моего мира, потому что мой мир — татароязычный. Я думаю, говорю, читаю, пишу на татарском. Сны вижу на татарском.
Нам кажется, что какие-то вещи, например какие-то зарубежные, международные вещи, нужно брать без посредничества русского языка. «Гарри Поттера» мы переводили с английского, в отличие от советского периода, когда иностранную литературу переводили через русский язык. Период, когда все нужно было переводить через русский, закончился.
Мы начали переводить старотатарские учебники начала XX века, в которых используются не русские и даже не всегда европейские термины, потому что они проходили через Восток. Не то чтобы у нас стоит цель показать самодостаточность языка, но важно убедить и себя, и других в том, что наука возможна и на нашем языке. «Википедией» мы тоже занимались. И папа римский говорит в моем мире на татарском языке, и Гарри Поттер.
Я хочу сначала поговорить не о современной татарской литературе, а о классике. Я думаю, что среднестатистический россиянин нетатарского происхождения имеет представление разве что о Габдулле Тукае. Как сделать так, чтобы татарская культура в глазах россиян не ограничивалась фольклором, костюмом, исламом, кулинарией, историческими фигурами ханов, Сююмбике?
Даже в Казани мало кто из не татар знает, что у нас есть поэты помимо Тукая. У нас есть памятник Кул Гали [татарский средневековый поэт, уроженец Волжской Булгарии. — Прим. Д. О.]. Его поэма «Кысса-и Йусуф» («Сказание о Йусуфе») — бестселлер татарской литературы. До определенного периода авторы древней литературы в равной степени и татарские, и башкирские, и узбекские, и киргизские: это период общетюркской литературы. Раньше в школьной программе татарской литературы, в том числе для русскоязычных детей, изучали этих авторов.
В советский период был определен порядок популяризации национальных писателей. Тукай и Джалиль [Муса Джалиль (1906–1944) — татарский поэт и военный корреспондент. — Прим. Д. О.] издавались на русском языке. «Кысса-и Йусуф» Кул Гали начали продвигать в 1980-х годах, когда по программе ЮНЕСКО отмечали юбилей этого произведения. Древняя литература — это не те книги, которые можно ежедневно и спокойно читать. Это высокая словесность, которая создавалась во дворцах и была адресована ханам. Новая литература, времен Тукая и Камала [Шариф Камал (1884–1942) — татарский писатель и драматург. — Прим. Д. О.], — это татарский ренессанс, когда начали писать на понятном народу языке.
Был и такой период, когда некоторые наши тексты были запрещены. Ряд имен попал под запрет в 1930-е годы, хотя некоторые работы получили продвижение, например роман «Честь» Баширова [Гумер Баширов (1901–1999) — татарский писатель, его роман «Честь» посвящен татарскому колхозу в период Великой Отечественной войны. — Прим. Д. О.], который был переведен на русский, языки народов СССР и стран социалистического блока. А в 1944 году было запрещено изучение эпоса «Идегей» [эпос о распаде Золотой Орды, сформировался к началу XVI века. — Прим. Д. О.].
Репрессированная литература реабилитирована?
Да, она реабилитирована. На татарском языке она издается, изучается, иногда переводится.
А что с современной татарской литературой?
В 1990-х годах возвращаются темы, которые были под запретом: национальная проблематика, исторические романы. У нас постоянно что-то издается. Правда, молодых авторов-прозаиков намного меньше, чем поэтов.
Насколько современная литература близка читателю — это другой вопрос. При присуждении премии Тукая ежегодно разгораются интриги, скандалы, расследования: кто получит, за что получит. Обычно премию получают писатели солидного возраста за произведения, которые они писали 20 лет назад, 30 лет назад. Молодых претендентов отодвигают на задний план.
Почему авторы, пишущие на татарском, выбирают именно его?
В понедельник, когда вы писали, я был в театре. Кстати, татарский театр бурно развивается. Там был литературный вечер Рабита Батуллы [татарский общественный деятель, театральный режиссер, писатель, отец хореографа и артиста балета Нурбека Батуллы. — Прим. Д. О.], которому исполнилось 75 лет. Полтора часа длилась ода татарскому языку, поэтам, писателям, истории, читали отрывок из его романа — о том, как шакирды Кул-Шарифа [одного из руководителей обороны Казани в 1552 году, предводителя отряда шакирдов — студентов медресе. — Прим. Д. О.] защищали Казань во время завоевания. Мероприятие было выстроено в духе 1990-х годов. Сам Рабит Батулла говорил о том, что он на 33 % несчастен, потому что его счастье состоит из трех элементов: работа, семья и свобода республики.
Татарские писатели — это не только писатели, это всегда политики. Писать на татарском языке — значит участвовать в национальном процессе. Но, помимо патриотизма и мировоззрения, пробиться в пространстве русского языка и литературы на русским языке, кажется, сложнее, чем в мире татарской литературы. У нас писателей всего 300–400 человек.
Как меняется отношение к русскому языку среди татарской интеллигенции? Есть идеи о русском как языке подавления?
Для татарской интеллигенции русский язык и русский мир всегда были чужими, другими. До сих пор есть люди, которые могут встать и выйти из зала, если мероприятие в татарском учреждении ведется на русском языке. Это поколение, которое в 1992 году принимало конституцию Татарстана — а она практически полностью демонтирована. Почему за пост президента Татарстана тоже заступались? Это важные символы.
Для интеллектуальной молодежи говорить на татарском тоже своеобразный протест: рэпер Усал, рок-группа Gauga, квартет qaynar, группа «Оммаж», инди-фолк-группа Juna, целый лейбл Yummy Music.
Есть и другой уровень протеста, когда некоторые ребята отказываются использовать кириллицу и используют латиницу. Есть и радикальный вариант: отказ от латиницы и даже от арабицы, призывы к использованию тюркских рун VI–VII века. В 1990-х даже выходили газеты тенгрианцев. Это крыло национального движения, которое призывает отказаться и от ислама, и от Востока, и от Запада, вернуться к своим истокам. Я, например, использую латиницу, в особенности когда веду свои личные записи.
Почему?
Я воспринимаю ее как что-то свое. Иногда кажется, что какие-то сокровенные мысли на татарском языке нельзя, не нужно писать при помощи кириллицы. Причем понятно, что латиница появилась только в 1920-х годах. У нас в школе были учебники на двух письменностях сразу, текст мог начинаться с кириллицы и заканчиваться латиницей. В то время снова вводили латиницу и издавали пробные двуязычные учебники. Это часть детства, моего выдуманного мира, когда все было хорошо, была латиница, суверенитет.
Понятно, что такого идеального мира никогда не было. Но эта мечта о другом Татарстане есть у многих людей.
