Инаугурация Трампа и его первые решения на посту президента поколебали сложившийся миропорядок. Все произошло так быстро, что стало ясно: старый миропорядок уже давно понемногу становился фикцией. Но теперь не просто вслух, а с высоких трибун можно предлагать открытый передел ресурсов между сильными мира сего. В какой точке мы находимся на момент третьей годовщины полномасштабного вторжения в Украину, рассуждает главная редакторка Perito Елена Срапян.
Все перевернулось с ног на голову (или с головы на ноги — смотря откуда мы смотрим, справа или слева) в считанные дни. Поворот был настолько кардинальным, что мы перестали понимать, как использовать слова. «Западные ценности» — это теперь какие? «Прогресс» — это возвращение к применению грубой оружейной силы? «Демократия» — это когда новоизбранный президент игнорирует суды и говорит «Я здесь закон»? Как быть с российской пропагандистской риторикой — «Гейропой» и прочим «тлетворным влиянием Запада» — тоже до конца не понятно.
Гуманистический взгляд на мир сложился в годы после Второй мировой войны. Под его покровом быстро закрутилась холодная война, в ходе которой, говоря о демократии или справедливости, продолжали устанавливать диктатуры и убивать сотни тысяч людей по всему миру. Правда, преимущественно в странах Глобального Юга, потому что для Глобального Севера вторая половина XX века стала периодом освобождения, успешной борьбы с дискриминацией и неравенством. Многие люди, которые до этого были бесправными и уязвимыми, получили защиту общества и закона.
Холодная война временно залегла на дно после распада Советского Союза. Свободы стран Запада стали дидактическим образцом: так — хорошо, так — правильно. Мы, конечно, истинно европейскую кухню попробовать не успели, у нас в 1990-х готовили фьюжен: с одной стороны, открытое обсуждение «нормальной половой жизни» в журнале COOL и лесбийские тусовки у Воронежского драматического театра, с другой — нищета и беспочвенное насилие, когда могли убить за длинные волосы или широкие штаны. Не говоря уже о родителях, сломленных потерей почвы под ногами, ушедших в алкоголизм или выживание. Этот период многие российские либеральные политики воспринимают как свободу, в том числе потому, что в страну пришли западные деньги, которые можно было тратить на хорошие дела. Так появились многие правозащитные организации, так появился Европейский университет в Санкт-Петербурге и другие независимые образовательные проекты. Но этот культурный расцвет происходил на фоне разрухи и передела такого масштаба, что отношение к либеральным ценностям у людей сформировалось, скажем так, очень полярное.
В 2010-х годах мы получили откровенное закручивание гаек, и постепенно Россия перестала быть страной, идущей к демократии, а значит, стала менее «цивилизованной». С начала полномасштабного вторжения в Украину формула стала совсем прозрачной: есть развитый мир, а есть немытая Россия, которая «заслуживает Путина». Конечно, в первую очередь это было политической риторикой — реальные дела с россиянами охотно продолжали вести. Но роль морального камертона была прочно занята либеральными политиками из западных стран, и российские оппозиционеры приняли эту точку зрения как свою, потому что на ней выросли.
Буквально за месяц эта картина изменилась полностью. Как будто. Но на самом деле система стала лицемерной давно. Говоря о гуманизме, западные политики строили стены на границах и плавучие тюрьмы, защищаясь от беженцев, в том числе беженцев от прокси-конфликтов. Неравенство и эксплуатация не закончились, просто старые колониальные системы превратились в новые. Экстрактивизм и финансирование вооруженных группировок по всему миру разными действующими лицами из Европы и США никуда не делись. Как и дискриминация уязвимых групп внутри западных стран.
Необходимость постоянно «фильтровать базар» в отношении уязвимых групп больше всего давила на консервативные верх и низ общества. Консерваторам противостоял общественный консенсус. Появлялись свои политики: они отстаивали миноритарные интересы, принимали все больше законов, которые защищали уязвимые группы. Сейчас понятно, что людей, которых это раздражало, было намного больше, причем не только среди старшего поколения. А консенсус был скорее мнимым, данью риторике второй половины XX века.
Это в целом неудивительно — на то они и меньшинства, поэтому они и уязвимые, эти люди, что их голоса всю историю были плохо слышны. Послевоенный гуманизм дал им силы, инструменты и ресурсы для борьбы. К сожалению, законы о равенстве были каплей в море мировой нищеты и эксплуатации (это все было в странах Глобального Юга, а значит, не имело значения). Но это все же было большим достижением. Которое, увы, оказалось очень хрупким.
Сейчас меньшинства в риторике Белого дома — разменная монета, которая помогает концентрировать ненависть электората там, где власти не придется почти ничего делать. Запретить трансперсонам участвовать в соревнованиях намного дешевле, чем защищать от засухи техасских фермеров. Намного проще отрицать изменение климата и депортировать мигрантов, у которых в США почти нет прав. На потеху избирателю и элитам самый властный человек мира, Дональд Трамп, и самый богатый человек мира, Илон Маск, борются против людей, у которых нет денег на медицинскую страховку, а подчас и на еду.
Через что проходят трансперсоны? Через огромный личностный кризис, конфликт с обществом и семьей, тяжелейшую гормональную терапию, сложные и рискованные операции. И все это для того, чтобы тебя не брали на работу, не принимали ни мужчины, ни женщины, чтобы, возможно, в итоге тебе не оставалось ничего, кроме занятия проституцией. И люди готовы на это идти, только чтобы быть верными себе. Это — мужество.
Через что проходят мигранты? Они идут пешком через множество границ, тропические леса и глубокие реки, рискуют быть похищенными и проданными, получают смертельные увечья, сталкиваются с бесчисленными грабежами и вымогательствами. И все это — чтобы убежать от голода, нищеты, вооруженных банд. Конечно, это сильные люди. Видимо, настолько сильные, что их боится сам президент США.
Ну а главные враги, конечно, получали помощь по программам USAID. Почему вообще деньги американских налогоплательщиков должны идти на антиретровирусную терапию в Зимбабве? Почему они идут на оружие в Сирии? — вот в таком случае встречный вопрос.
Договаривайся с сильными, дави на слабых, получай выгоду — идеология, с которой мы имеем дело. Можно говорить, что США — это не весь мир, но, кажется, последние недели показали нам обратное. Мы даже не знали, сколько всего в мире делается на американские деньги. И неважно, кто сейчас оказывается слабым, трансперсоны в тюрьмах США или президент Украины. Людям на вершине мира надоело считаться с кем-то, кто не обладает всей полнотой власти, а общественную поддержку они набирают за счет тех, с кем едины в своей ненависти.
Лицемерие верхушки, которая одной рукой эксплуатировала людей, а другой манифестировала важность их прав, все равно давало уязвимым людям ресурсы. Тем, кто борется, тем, кто голодает, тем, кто болен ВИЧ, — да даже тем, кто делает молдавское вино. Лицемерие порождало защиту прав и приговоры, по которым государства все же выплачивали компенсации жертвам пыток и похищений. Лицемерие расширяло социальные возможности: рабочие, образовательные, семейные, миграционные.
Но для тех, кто к уязвимым группам не относился, необходимость с ними считаться была большой обузой. Даже выбирать местоимения было, видимо, невыносимо сложно. И брать в кино или на подиумы людей разной внешности. Не говоря уже о том, что большим производствам приходилось не использовать рабский труд (или скрывать его) и заботиться об экологии.
Теперь можно выдохнуть. Не только перестать делать вид, что все это важно, но и даже где-то отомстить социальному давлению. Думаю, мы все чаще будем слышать оправдания прагматикой: ничего личного, просто бизнес. Бизнес, где ответственности и разнообразию нет места. Бизнес, где Украине, страдающей три года от агрессивной войны со стороны соседа, предлагают закончить ее на кабальных условиях по эксплуатации недр. Мы уже это видели до того, как открыто обирать колонии стало делом неприличным и все ушло в «подполье».
По словам спецпредставителя Кита Келлога, Трамп смотрит на российско-украинскую войну «с точки зрения гуманности». Гуманность, видимо, — это захват ресурсов в стиле первой половины XX века. И передел с точки зрения силы. Некогда сказанные в отношении женщин слова теперь можно распространить на всю политику американского президента: «Нужно отрицать, отрицать, отрицать и жестко контратаковать этих женщин. Если признаешь хоть что-то и возьмешь на себя хоть малейшую вину, то ты погиб. Нужно быть сильным. Нужно быть агрессивным. Нужно жестко отвечать. Нужно отрицать все обвинения. Никогда не признаваться» (из книги Боба Вудворда «Страх: Трамп в Белом доме»).
Думаю, что в новом мире мы остались сами за себя. Тем, кто из России, не привыкать. Но, честно говоря, ни тогда, в детстве, ни сейчас я совершенно не могу понять, почему мир, построенный на ненависти, всегда продается намного лучше? И сможем ли мы что-то ему противопоставить?