Летом 1930 года глава Советского Казахстана и организатор расстрела царской семьи Филипп Голощекин на съезде партии заявил, что пора привести Казахстан из феодализма к социализму. Так началась жестокая коллективизация, следствием которой стал самый массовый голод в истории Казахстана. Эту трагедию называют «Ашаршылық». Егор Сенников пообщался с исследовательницей истории Сарой Кэмерон, авторкой книги «Голодная степь. Голод, насилие и создание Советского Казахстана», и узнал, как в этой теме соотносится имперское и колониальное.
Чтобы не пропустить новые тексты Perito, подписывайтесь на наш телеграм-канал и инстаграм.
Почему ваше внимание привлекла тема голода в Казахстане?
Я была аспиранткой в Йельском университете, специализировалась на советской истории. Во время учебы я начала все больше интересоваться историей Центральной Азии. В Соединенных Штатах довольно мало изучали этот регион; кроме того, большая часть работ была посвящена Узбекистану. Американские авторы использовали пример Узбекистана как ролевую модель для обобщенного разговора о Центральной Азии в целом. Но, конечно, страны региона очень разные! На примере одного Узбекистана нельзя делать обобщения о Центральной Азии.
Я заинтересовалась историей Казахстана, потому что написано о нем очень мало, а доступ к архивам был — и Государственный архив, и бывшие архивы Коммунистической партии (теперь известные как Президентский архив) открыты для исследователей.
Впервые я поехала в Казахстан, чтобы начать изучать язык. Там я полистала учебники для начальной школы и наткнулась на рассказ о голоде. Я была ошеломлена, я никогда раньше не слышала об этом. Со временем стало понятно, что это чрезвычайно важная тема, заслуживающая написания большой книги на английском языке.
Голод в Казахстане (1932–1933) стал результатом принудительной коллективизации, когда сельское хозяйство насильственно организовали в колхозы. Производство продуктов стало неэффективным, начался дефицит продовольствия. Советское правительство ввело квоты на заготовку зерна и конфисковало большую часть урожая для экспорта и городского потребления. Сельским жителям еды не осталось. По разным оценкам, от голода и связанных с ним причин в Казахстане погибло больше миллиона человек.
Почему эта тема долгое время оставалась в тени, как в академических исследованиях советского прошлого, так и в публицистических или журналистских работах?
Причин много. В Казахстане это молчание отчасти можно объяснить тесными отношениями с Россией. За исключением короткого периода открытости сразу после распада СССР, тема голода в Казахстане свободно почти не обсуждалась. Казахстанские ученые говорят, что они не могут получить государственные гранты для работы над этой темой: считается, что она слишком проблемная.
В Казахстане есть практики памяти, коммеморация этой трагедии. Но, учитывая масштабы катастрофы и ее последствия для казахстанского общества, ее на удивление мало. Когда казахстанские лидеры упоминают о голоде, то его описывают в очень жестких рамках. Наследуя официальной позиции российского правительства, политики говорят о казахском голоде как о «трагедии советского народа». Такое описание размывает этническую специфику. Выбор слова «трагедия» также неслучаен, так как подразумевает нечто неизбежное или предопределенное.
Есть причины, по которым эта тема осталась мало обсуждаемой и на Западе. Украинская диаспора, например, сыграла большую роль в привлечении внимания ученых к теме украинского голода. Но казахская диаспора на Западе невелика и не занимается проблемой голода. Кроме того, историки по советскому времени в принципе больше концентрировались на западной половине Советского Союза. История Советского Востока до сих пор остается малоизученной.
Наконец, относительное умолчание может также объясняться сохраняющимся влиянием эволюционной теории, которая утверждает, что насильственное расселение кочевых обществ — часть неизбежного движения к модерну. Когда на Западе упоминают голод, то его иногда описывают как нечто естественное, а не как событие, вызванное насильственными причинами.
Каким был Казахстан в 1920–1930-е годы? Мне было очень интересно прочитать в вашей книге описание Казахстана не таким, каким он стал в советское время, а таким, каким он был до старта советского проекта.
До коллективизации казахи были кочевым обществом. Это, пожалуй, самая важная вещь, которую нужно понять о Советском Казахстане до голода. Это была и культурная, и экономическая составляющая жизни казахов, кочевничество было важным источником идентичности. Сезонные миграции — характерные черты кочевой жизни — были способом использования скудных ресурсов степи, особенно хороших пастбищ и воды. Кочевничество было тесно переплетено с представлением о том, что значит быть казахом. Вот почему голод и принудительное расселение казахского народа нанесли такой серьезный удар по нации.
Также важно понимать, что до голода у советской власти не было прочных позиций в Казахстане. Казахстан — обширный регион (сегодня это девятая по величине страна в мире), и многие части республики не находились под жестким советским контролем. Системы связи, дороги — все это было не очень хорошо развито. На практике это означало, что многие важные решения принимались на местах, в Казахстане, а Москва сильно зависела от партнерства с местными чиновниками.
Филипп Голощекин занимал должность ответственного секретаря Казахстанского крайкома ВКП(б) с 1925 по 1933 года. Голощекин известен своей жесткой тактикой, включавшей насильственную коллективизацию сельского хозяйства и подавление инакомыслия. До работы в Казахстане Филипп Голощекин активно участвовал в русской революции и последующей Гражданской войне. Он занимал различные должности в Коммунистической партии, в том числе военного комиссара и политического руководителя Красной Армии. Во время сталинской «большой чистки» Голощекин впал в немилость, в 1939 году был арестован и в октябре 1941-го расстрелян.
Получается, один из ваших главных аргументов — что голод в Казахстане был не случайностью, а прямым следствием советской экономической политики? Такая политика была гораздо более имперской, чем советской?
Вы правы. Я утверждаю, что голод не был случайностью, а стал прямым следствием советской экономической политики в Казахстане. Ведь многие эксперты предупреждали тогда Москву, что насильственное расселение казахского народа приведет к катастрофе. Впрочем, неверно и утверждать, что Москва полностью предвидела или тем более планировала голод. У голода было много последствий, которые стали для властей большой неожиданностью: появилось множество беженцев, а среди голодающих стремительно распространялись эпидемии. Эти события противоречили целям советской политики и сделали последствия голода более серьезными. Например, из-за нехватки рабочей силы в разгар голода многие поля по всей республике остались нераспаханными.
В чем советская политика управления Казахстаном унаследовала практики Российской империи и чем от них отличалась?
Мой рассказ в книге начинается с XIX века, со времен Российской империи. И это неслучайно, потому что совпадений в методах управления немало. И российские, и советские чиновники считали кочевую жизнь отсталой. И те, и другие видели в крестьянской колонизации региона удобный способ укрепить свою власть над казахской степью и «цивилизовать» казахских кочевников. И те, и другие были озабочены превращением казахской степи в ключевой регион производства зерна.
Но были и важные различия. Например, советская политика в регионе строилась из необходимости вовлечь в процесс перемен самих казахов. Целью было не просто преобразовать сельское хозяйство, но и преобразовать общество. Например, советские администраторы стремились повысить уровень грамотности, расширить доступ к современным медицинским услугам и освободить женщин от традиционных гендерных ролей. Этот тип массовой общественной трансформации сильно отличается от того, что пыталась сделать в регионе Российская империя.
Считаете ли вы СССР империей, а поведение его руководства по отношению к республикам и народам — колониализмом (а следовательно, Москву и РСФСР в целом — метрополией)?
Думаю, что ответ полностью зависит от того, как и что мы определяем под империей. Я понимаю империю как государство, которое сознательно поддерживает иерархию народов, в имперской территории всегда есть ядро и периферия. Если взять это определение как рамку и посмотреть на Центральную Азию, то поведение Москвы в регионе временами напоминает имперское. Москва сильно зависела от Центральной Азии как источника сырья, включая хлопок и зерно.
Но можно ли считать Советский Союз империей, зависит от того, о каком регионе Советского Союза вы говорите и о каком периоде советской истории. Например, существуют явные различия между ранним советским периодом и позднесоветским. Отношения Москвы с западными приграничьями не были похожи на отношения с Центральной Азией.
Как охарактеризовать опыт отношений «центр-периферия» в Советском Союзе? Сильно ли влияли на действия власти этнические, культурные и религиозные различия?
Очень! Вторая глава моей книги называется «Можно ли доехать до социализма на верблюде?», и в ней я исследую, как большевики боролись, чтобы приспособить кочевников казахской степи к марксистско-ленинскому мировоззрению, то есть мировоззрению, принесенному с Запада. Было неясно, как вписать кочевников в идеологию, предназначенную для рабочих.
Но вот что еще важно. Вы говорите о действиях власти. Но нужно еще понять, о каких властях идет речь. В советской политике казахи активно участвовали в социалистическом преобразовании республики. Изображать коллективизацию как культурное или этническое столкновение между русскими властями и казахами неверно, хотя такие расколы действительно существовали. Но были и другие важные конфликты. Например, приглашая и поощряя казахов участвовать в выявлении «врагов» во время коллективизации, Москва обостряла местные проблемы и пыталась разрушить казахское общество изнутри.
Как СССР удавалось сочетать формальный внешний антиколониализм и внутреннее использование колониальных практик?
Советская антиколониальная риторика и политика внутренней колонизации часто прямо противоречили друг другу. Примерно в то же время, когда Советский Союз обещал продвигать казахов как этническую группу и исправлять ошибки российского имперского правления, он также поощрял крестьян с запада Советского Союза переселяться на лучшие пастбища в казахских степях, что можно посчитать одной из форм внутреннего колониализма. На такие конфликты я смотрю как на часть более широкого противоречия между советской экономической политикой и советской национальной политикой. На протяжении всего существования Советского Союза лидеры в Москве изо всех сил пытались совместить цель советской экономической модернизации с целью содействия избранным национальным группам.
Были ли среди критиков вашей работы, особенно в Казахстане, те, кто не согласен с вашим взглядом на историю страны?
Честно говоря, я думала, что моя книга встретит в Казахстане больше критики. Голод — очень деликатная тема, и я в книге освещаю многие сложные темы, включая геноцид и формирование казахской идентичности. Но я была по-настоящему впечатлена и обрадована тем, что большинство читателей в Казахстане восприняли книгу очень положительно.
Я видела несколько критических отзывов в русскоязычных СМИ. Но когда я внимательно присматривалась к таким рецензиям, мне казалось, что авторы не читали книгу. Они утверждали, что я была агентом Госдепартамента США и «пыталась вбить клин между Россией и Казахстаном».
Чтобы внести ясность: я не имею никакого отношения к Госдепартаменту США. Мои цели сугубо научные. А когда я покопалась в биографиях этих «рецензентов», мне стало ясно, что каждый из них имеет прочные связи с российскими государственными СМИ. Я считаю, что эти отзывы были частью скоординированной кампании.
Корректно ли сравнивать положение Казахстана в составе СССР и политику по отношению к нему с политикой в отношении Украины? А казахский голод и голодомор?
Конечно, казахский голод и голодомор можно сравнивать. Я уверена, что исследователям голодомора было бы очень полезно больше изучать пример Казахстана и наоборот. Между этими двумя злодеяниями так много поразительного сходства. Украинский перевод моей книги о казахском голоде выйдет в 2025 году.
Но полноценному сравнению мешают многие ограничения. Например, об украинском голоде мы знаем гораздо больше, чем о казахском. В наших знаниях о казахском голоде очень много белых пятен. Возможно, самым важным пробелом является отсутствие детального исследования количества погибших от голода с разбивкой по районам. У нас есть это для украинского случая, но не для казахского.
Повлиял ли голод на независимый Казахстан и его отношения с Россией после 1991 года
Для ответа на этот вопрос нужно хорошее исследование памяти о голоде в Казахстане. И к сожалению, у нас его нет. В отличие от ситуации на Украине видимых разногласий с Россией по вопросу голода в Казахстане было немного. Практически во всех отношениях мы видим, как бывший президент страны Нурсултан Назарбаев, а теперь и его преемник Касым-Жомарт Токаев принимают позицию российского правительства по вопросу голода.
Меняет ли война между Россией и Украиной эти отношения?
Я историк, поэтому позвольте мне ответить с точки зрения исторической дисциплины и того, как она изменилась в Казахстане в результате войны. Во время последних поездок в Казахстан я слышала, как многие казахи выражают повышенный интерес к «деколонизации» прошлого своей страны. Они считают, что лидеры Казахстана сделали слишком много уступок России (например, в вопросе голода), и хотят, чтобы эти темы обсуждались гораздо более свободно и открыто. Не случайно две книги о советских преступлениях — моя и книга Тогжан Касеновой «Атомная степь» о семипалатинской ядерной катастрофе — стали бестселлерами в регионе. Заметен огромный интерес, особенно у молодого поколения.
До войны Токаев начал работу по реабилитации жертв советских политических репрессий. Это вторая подобная попытка реабилитации, первая была предпринята вскоре после распада Советского Союза. Но я думаю, что из-за войны мы видим, как этот проект набирает обороты. Люди в регионе стремятся к большей прозрачности последствий советского правления.
Как вы думаете, справедливо ли называть эту войну имперско-колониальной? Или этот конфликт более сложный? И справедливо ли считать современную Россию империей?
Россия не называет себя национальным государством или империей. Она называет себя федерацией. По территории современная Россия значительно меньше Российской империи в 1917 году или Советского Союза в 1991 году. Россия потеряла большую часть своих «имперских владений» с распадом СССР. Сегодняшняя Россия имеет дело с имперским наследием, и я думаю, что мы можем увидеть его элементы в ее вторжении в Украину.
Но здесь действуют и более сложные элементы, в частности природа русской и украинской идентичностей. Это также помогает объяснить, почему Путин напал именно на Украину, а не на другие части бывшей Российской империи или Советского Союза.
Над чем вы работаете сейчас?
Над книгой об исчезновении Аральского моря в Центральной Азии. Исчезновение Аральского моря — одно из главных событий позднесоветской эпохи. Это одна из самых страшных экологических катастроф XX века. Но в настоящее время нет никаких основанных на архивах работ о причинах обмеления моря и последствиях этого кризиса для жителей региона.
Моя книга посвящена зоне бедствия Аральского моря, которую обычно называют Приаральем, — территории, которая охватывает части современного Казахстана, Узбекистана и Туркменистана. Исследование посвящено периоду со времен поздней Российской империи и до наших дней. Вопреки общепринятому мнению о гибели Аральского моря как об исключительно советской истории, я считаю, что в катастрофе сыграли роль многие государства и международные игроки. Я объединяю анализ высокой политики с голосами людей, живших у моря, и использую книгу, чтобы подчеркнуть безотлагательность поиска более устойчивых методов производства хлопка.
В книге будет много вопросов, связанных с войной в Украине: имперский характер советской власти и наследие этого опыта для людей в регионе, затянувшийся распад Советского Союза на советской периферии, рост русского национализма в позднюю советскую эпоху.
Каким вы видите будущее пространства, которое до сих пор называют постсоветским? Чего вы боитесь и какие тенденции считаете перспективными?
В исследовании истории слишком долго был резкий разрыв в знаниях по этому региону. Между двумя группами («Запад» и историки региона) было мало взаимодействия, а ученые из Центральной Азии были недостаточно представлены. Но эта ситуация быстро меняется. Я вижу, что гораздо больше ученых из Центральной Азии получают степени на Западе и диалог между двумя группами расширяется. Отчасти потому, что западные ученые прилагают больше усилий для изучения языков региона, а не только русского.
Как отреагируют на войну историки, специализирующиеся на истории России и Советского Союза? Я совершенно несогласна с утверждением, что эта война приведет к коллапсу российского и советского исторического поля, потому что у нас не будет больше доступа к архивам. Говорить так — значит игнорировать потрясающую работу, которая была проделана и продолжается с использованием нероссийских архивов. Кроме того, архивы — не единственный источник информации о российском и советском прошлом.
Российские ученые иногда утверждают, что некоторые регионы станут «чрезмерно изученными», поскольку западные ученые обратят свое внимание на бывшие советские страны, где еще можно проводить исследования. Но история этих стран очень недостаточно изучена, и война приведет к важной децентрализации исторической дисциплины. В то же время меня беспокоит опасность этнонационализма. Если мы критически посмотрим на категорию империи, мы должны также критически взглянуть на категорию нации и попытаться избежать опасности национализации различных историй.