Как съездить в Мозамбик и вернуться живым

В январе Рома Нестер и Соня Белле побывали в стране, входящей в топ-6 самых нищих стран мира. Они поехали в Мозамбик вдвоем за рулем арендованной машины, столкнулись с вымогательством со стороны полиции и пограничников, тотальной нищетой, улицей Ленина в столице, стихийным бедствием на дороге и побывали на местном черном рынке!

…Чернокожий мужчина в форме останавливает нашу машину прямо перед границей. Быстро забирает паспорта из открытого окна. Наполовину залезает в салон и несет что-то про «Русия! Френдс». А затем резко меняет тон и говорит: «А ну давай организуй что-нибудь» — и повторяет это несколько раз. Я не могу оторвать глаз от побитого жизнью Калашникова у него на груди, болтающегося перед моим носом. Это наш последний день в Мозамбике, и, похоже, эта страна просто так нас не отпустит.

Мозамбик стал моей 80-й, юбилейной страной. И первой, откуда я реально хотел убраться поскорее. Но я не жалею о том, что мы с моей женой Соней решили поехать туда сами за рулем из Йоханнесбурга. Потому что если Южная Африка — это суперамериканизированная Африка, то Мозамбик — самая настоящая. Прямо с границы. Здесь не говорят по-английски и используют только незнакомый португальский. Если в Свазиленде и ЮАР тебе все улыбаются, то сразу после границы Мозамбика все улыбки разом исчезают. Люди становятся мрачнейшими, дороги — просто дикими, вождение — убийственно опасным.

Мозамбик — одна из двух стран в мире, у которой на флаге изображено оружие, и единственная страна — с АК-47 на флаге. Недавно было большое голосование, чтобы убрать социалистическую звезду и автомат с флага, — это многим не по душе. Но благодаря настойчивости правящей социалистической партии флаг остался прежним.

Тот день начался трудно: мы все утро искали прокатную компанию в Йоханнесбурге, которая выпустила бы нас в Мозамбик. Удалось только с седьмой попытки в местном Thrifty. Увы, позже оказалось, что прокатчики поленились нормально оформить нам документы: наша машина была в залоге у банка, и требовалось отдельное разрешение от него на вывоз. В итоге мы проехали границу каким-то чудом, из Свазиленда нас не хотели выпускать.

Наконец выезжаем с границы Свазиленда в сторону мозамбикского погранперехода Гоба. Дождь идет с самого утра. Моя главная цель — успеть доехать до Мапуту, столицы Мозамбика, засветло. Все путеводители предостерегают от вождения ночью. До темноты еще три часа.

Сразу в глаза бросается состояние погранперехода на стороне Мозамбика. По центру громадного тусклого помещения стоят ведра, в которые уныло течет вода с потолка. Скучающие люди заняты ничем. Над стойкой для заполнения документов на временный ввоз автомобиля роятся в диком количестве комары и другие насекомые. Подходишь — сразу облепляют твои ноги. Заполнять декларацию в этих условиях —это прям как тот конкурс из «Форта Боярд», где нужно было ползать в трубах с мерзкими насекомыми.

Женщина на контроле спрашивает про бронирование, я показываю бронь на экране телефона. Она смотрит на меня как на дебила и говорит: «А бумажка-то где?» Потом разводит руками: «Ну не, у нас тут печатать негде» — и неопределенно машет рукой в сторону Свазиленда. За дверью хлещет уже настоящий плотный тропический ливень.

Бегу полкилометра, как-то уговаривая свазилендских пограничников пустить меня «на минутку» обратно в их страну, до ларька и назад. В настоящем пивном ларьке, где веселые свази допивают пиво, нахожу сотрудницу какой-то логистической конторы. Все мучительно похоже на родину. Местные веселятся, глядя на меня, и предлагают пивка из двухлитровой баклажки.

Спустя час, до нитки промокшие, мы таки начинаем получать визу. Мозамбик требует 50 баксов и чистую страницу в паспорте. В какой-то момент выходит суровый мужик, шлепает передо мной анкету. Тыкает в нее пальцем и орет на нас: «Что это такое?» Он делает это трижды, повышая тон все сильнее. Оказалось, он считал, что я обязан был вслух прочитать ему надпись про порчу бланков. Целых три часа в этой клоаке — и мы уже не верили, что нам в паспорта вклеят визы.

Внезапно трассу перерезает небольшая грязная река. В буквальном смысле — она несется прямо по асфальту среди ковра из громадных камней. Судя по всему, это свежий оползень. С ливнем не справляются дворники.

Я останавливаюсь и пытаюсь собрать мысли в кучу. Вокруг кромешная темнота, только мои фары и журчание воды. На часах восемь вечера — по африканским меркам почти ночь. Никто в это время не вылезает здесь на дорогу. Мы едем в Мапуту, столицу Мозамбика, мокрые и злые, за рулем нашего арендованного Nissan X-Trail. Я, конечно, читал, что ночью здесь ни в коем случае не стоит водить, но масштаб бедствия я себе не представлял.

Все это выглядело как компьютерная игра: я будто проходил уровень за уровнем, а сложность увеличивалась. И следующим препятствием после границы и оползня стали местные. Представьте, что вы едете на скорости 80 километров по федеральной трассе, и вдруг из темноты прямо по встречной на вас идет веселая темнокожая компания в темной одежде. Я привык к этому на второй час. Некоторые явно пытались попасть в наш автомобиль. Примерно половина пыталась куда-то уехать автостопом.

Мы въезжаем в первый крупный город — Боане. Потрясает количество людей на трассе, не спеша идущих во всех направлениях и не обращающих никакого внимания на автомобили. Улицы почти не освещены. Нищета увиденного просто поражает. Она бросается в глаза — такого мы не видели нигде в ЮАР и Намибии. «Это совершенно другая страна», — говорит мне Соня, и я отвечаю ей: «Похоже, мы видим настоящую Африку, про которую читали». Не ту, где туристы и сафари, а ту, где люди голодают и умирают. Африку из новостей. Я пытаюсь излучать уверенность, но, честно говоря, мне уже не по себе.

80 километров мы едем три часа. У меня остаются надежды, что Мапуту, трехмиллионная агломерация, окажется приличнее. Но чем дальше я еду вглубь города, тем больше он меня пугает. Дикое количество мусора повсюду, среди него бродят толпы людей. Все это практически в полутьме — столица тоже без освещения.

И тут вдруг в нашей компьютерной игре я встречаю босса уровня. Из ниоткуда выскакивает мужчина в полицейской форме и уверенно тормозит меня на обочину. Мы в центре. До отеля остается жалких триста метров. Хочется лупить в потолок кулаками и орать: «Ну за что-о-о-о сейчас-то!!»

Я за рулем уже семь часов и мечтаю только об ощущении безопасности вокруг меня, об отеле. И, конечно, я спрашиваю его: «Можем заплатить штраф сейчас?» — и он тут же оживает: «Давай-давай!» Я протягиваю десять долларов — его лицо тут же искажается злобой. Но он быстро соображает и говорит: «А ну чо еще есть? Ранды есть?» Я отдаю ему остатки южноафриканских денег, все в сумме выходит на 2000 рублей.

Вымогательство — проблема номер один в Мозамбике. Белый турист здесь — цель для полиции. Все путеводители и местные жители советуют не носить с собой паспорт и сделать заверенную нотариально копию. Если ты не носишь паспорт — тебя штрафует любой коп. Но если носишь — у тебя его заберут под предлогом проверки и дальше будут бесконечно вымогать деньги. Об этом пишут едва ли не в каждой ветке на форумах Трипадвайзера. Я почему-то сразу вспомнил, как я приезжал в Москву в нулевых автостопом и главной проблемой была милиция, требовавшая регистрацию или билеты.

Нашего молодого гида, которого я нашел в интернете, зовут как типичного бразильского легионера футбольной команды — Эднилсон. С ним его земляк, очень похожий комплекцией на футболиста Халка. Очень низкий и очень плотный. Когда мы идем по улице, они стараются идти сбоку и сзади, как бы страхуя от возможных инцидентов. Немножко чувствуешь себя политиком.

У Эднилсона удивительный нервный тик, к которому мне трудно привыкнуть. Иногда прямо посреди фразы он начинает утробно отрывисто смеяться и не может остановиться. Чем-то напоминает персонажа фильма «Джокер». Но с этими ребятами нам наконец-то более-менее комфортно и безопасно. Очень хочется, чтобы этот день получился. Утром я закрыл одну идею-фикс этого путешествия — торжественно съесть в Африке португальскую традиционную сладость Pasteis de Nata на берегу Индийского океана.

Мы стоим в центре города, совершенно пустом в воскресенье. Кругом горы мусора, которые гоняет ветер. Колониальная история Африки — больной вопрос. В шестидесятых почти все страны получили свободу, из этой части континента ушли Германия, Бельгия, Британия. Но в Мозамбике было не так. Португальцы отчаянно держались до последнего, пока не рухнул в 1974-м диктаторский режим в самой Португалии. И пока держались — отчаянно утюжили мозамбикцев самыми варварскими методами. Например, армейской тактикой «выжженной земли» против местных крестьян.

Тут другое отношение к белым и другие пропорции. В ЮАР белые фермеры поколениями жили бок о бок с темнокожим населением, строили государство, защищали его от британцев. В Мозамбике же белых очень мало. Когда рухнул колониальный режим, все португальцы, кто смог, уехали почти в один день. Это стало катастрофой для управления государством, образования и здравоохранения. Страна разом лишилась хоть сколько-нибудь квалифицированных кадров на руководящих позициях.

Мы гуляем по саду, который достался мозамбикцам в наследство от британского ландшафтного дизайнера, строившего все для богатых португальцев. Среди разрушающегося страшного Мапуту это просто озарение. Внезапно посреди городского сада мы видим больше полутысячи летучих копошащихся мышей самых разных размеров, висящих на деревьях. Это шокирует. Люди идут под ними мимо, будто это просто обычные голуби.

Это португальцы застроили центр Мапуту высотными бетонными зданиями. Тогда в Африке это выглядело нереальными дворцами. Вход в эти районы, в самый центр столицы, был настрого запрещен местному населению, включая и Эйсебио. Позже он, уже став звездой, пытался перейти из купившей его «Бенфики» в «Интер». Но диктатор Португалии запретил переход со словами: «Эйсебио — собственность португальского народа». Такая вот двусмысленность.

Африканцы — в душе веселые люди. Бывает, чувак одет так себе, кругом нищета, с виду-то радоваться ему нечему. Но услышит музыку или что-то его развеселит — обезоруживающая улыбка во все лицо и едва ли не в пляс идет. Видишь каких-то людей среди жестяных листов, без электричества, но они играют в футбол или как-то веселятся вместе — и ты чувствуешь человеческую радость. Такое впечатление остается у многих. Но оказалось, что есть все-таки какая-то граница той нищеты и неустроенности, за которой исчезает и эта улыбка. Именно таким нам показался Мозамбик.

«Мы, молодежь, ненавидим политику, но вот наши семьи и люди среднего возраста реально разделены. Мой брат на сто процентов РЕНАМО. Если я вздумаю появиться у него в гостях с девушкой за ФРЕЛИМО, то он выгонит на улицу и ее, и меня. Это не шутки. Но я реально ненавижу РЕНАМО только за то, что они творят последние пять лет», — говорит нам Эднилсон. Он становится очень словоохотливым, когда разговор касается политики.

Эти странные аббревиатуры — названия двух главных местных партий. В восьмидесятые Мозамбик впал в гражданскую войну. На самом деле это была борьба СССР и прозападных сил. Как это бывает, с одной стороны — просоветские силы с «консультантами» и техникой, с другой — то же самое. 15 лет, разрушенные инфраструктура и экономика, миллионы погибших.

Сегодня это — две партии, они правят вместе, у власти марксисты ФРЕЛИМО. Население по-настоящему расколото. Хотя улицы по-прежнему называются в честь Мао Цзэдуна и Ленина. Правда, я заметил по фотографиям других путешественников, что с улиц начали пропадать эти указатели, и осталось совсем немного табличек.

К нашей машине со всех сторон бегут мрачные люди в драной одежде. Мы — их цель. Я замечаю, что у половины из них в руках дрели и шуруповерты. Их с полтора десятка, они быстро обступают автомобиль со всех сторон. Выехать теперь невозможно. Мы с Соней на заднем сидении. С каждой стороны мозамбикцы с дрелями прижимаются к окнам и складывают ладони козырьком, чтобы разглядеть нас через тонировку. У Сони на коленях лежит дорогая зеркалка. Закрыты ли двери, проверять уже точно поздно. Мы сидим как парализованные. В этот момент у меня ощущение, что с переключениями я переборщил.

Я вижу, что наши «гости» общупывают машину, раскачивают зеркала. Наши африканские гиды не подают виду. «Дрели у них для того, чтобы быстро отремонтировать твою машину. Но это — ловушка. Тебе наделают таких работ, которые ты не заказывал, и заставят платить или отберут тачку. Наш товарищ пару недель назад так вписался без нас и встрял на неподъемную сумму. Пришлось собирать деньги на выкуп», — весело делится с нами низкорослый, похожий на футболиста Халка, напарник нашего гида.

Как в квесте, нас отправляют к одному человеку, потом к другому. Мы кружим по переулкам. Я уже не рад своей затее. Эднилсон бьет по тормозам и говорит мне: «Идём!» Я, прилично перепугавшись (тут было другое слово), иду с ним к странному типу, перед которым импровизированный стол из ящиков. Меня, не скрываясь, разглядывают какие-то бугаи, вьющиеся вокруг. Мужик хлопает на стол пачку номеров и трещит по-португальски с Эднилсоном. Я вяло торгуюсь, мечтая свалить. Вдруг один мужчина наклоняется ко мне: «Смотри! Я как ты, у меня голубые глаза. Тут во всем Мозамбике нет темнокожих с голубыми глазами!» Я, неожиданно для себя, разряжаю обстановку, снимаю очки и ору «Братаааан!» — и обнимаюсь с ним, немного пугая его. Все наконец начинают хохотать — и напряжение проходит. «Я вам говорил, что в Мапуту спокойнее, чем в нашей родной Бейре и других местах страны. Но те районы в центре, где мы были, — я и сам их обхожу. Это единственное место, где я лишился мобильного телефона посреди дня», — продолжая белозубо улыбаться, рассказывает Эденилсон, вывозя нас из района. Мы сидим, вжавшись в кресло, и нам хочется облить себя антисептиком с ног до головы.

Мозамбик соперничает за топ-3 среди самых бедных на всем континенте. По ВВП на душу населения в мире они на 222-м месте из 228 (!!), 196-м по рейтингу безработицы. Средний возраст в стране — 17 лет, до 55 доживает меньше пяти процентов населения. Топ-7 с конца среди всех стран мира по продолжительности жизни. Вторые в мире по количеству больных СПИДом, первые — их соседи из Свазиленда (где болеет каждый четвертый). На севере — ИГИЛ, в середине страны — политические террористы, на юге — сначала жесточайший апартеид, потом политическая ненависть.

«Все, кто чего-то стоит, стараются уехать отсюда. Пути два — Китай и Португалия. Первый — гораздо более реальный. Китайцы вкладывают в нашу экономику, и есть много программ обмена рабочей силой. Трое из пятерых моих друзей уехали в Китай», — и в словах Эднилсона эмоций практически нет.

Эднилсон при этом очень гордится тем, как улучшилась жизнь в Мапуту за последние пять лет. Ну или это ему так кажется. Из окна нашей машины я меланхолично смотрю, как рядом с церковной тачкой с едой для бездомных люди буквально ковыряются в земле, выискивая там упавшие крошки. Такого я не видел, пожалуй, нигде.

Кажется, экономика всего мира идет на подъем. Но Мозамбик лишили международной помощи в 2014 году, и с тех пор в стране все ухудшается. Ты видишь это везде: по состоянию дорог, по полнейшему отсутствию светофоров даже в столице, по опустившимся полицейским-бандитам.

Мы провели в Мозамбике всего три дня. Мы уезжаем в ЮАР. Я сижу за рулем, жмусь вплотную к одинокому грузовику и про себя считаю километры до границы. Так я пытаюсь спрятаться со своими палевными иностранными номерами от местной полиции. Местный закон требует иметь два светоотражающих жилета и два оранжевых треугольника. В нашем комплекте арендованной машины этих излишеств, конечно, нет. Копы на дороге просто охотятся на иностранцев — и им всегда есть что предъявить.

Ни в одной стране накануне отъезда я не проводил половину ночи, изучая всевозможные форумы по поводу опасностей поездок по стране. Мысленно прожил все лютые случаи с иностранцами, про которые прочитал, а их было много! Главной, по единодушному мнению, были как раз полицейские.

Я заезжаю на заправку. У нас бензиновый Nissan X-Trail. «Газолео?» — спрашивает заправщик. Я киваю и иду платить. Возвращаюсь к машине, сажусь за руль. И тут меня осеняет плохое предчувствие. Я трясущейся рукой хватаю телефон и вбиваю, что означает «Газолео» по-португальски. Вижу перевод — и у меня уходит душа в пятки.

Это значит ДИЗЕЛЬНОЕ ТОПЛИВО!!! «Don’t confuse with Gasoline», — издевательски пишет Гугл. Я представляю, как сейчас в Мозамбике, в чистом поле, буду пытаться очистить топливную систему, и скорее всего, это уже невозможно, и мы тут застряли неизвестно где, — и мне становится плохо.

…Чернокожий мужчина в форме и с автоматом останавливает нашу машину прямо перед спасительной границей, куда так хочется попасть. Быстро забирает паспорта из открытого окна. Наполовину залезает в салон и несет что-то про «Русия! Френдс». А затем резко меняет тон и говорит: «А ну давай организуй что-нибудь». А мелочь как раз закончилась на заправщике. Он сам разглядывает салон, находит сложенную купюру и требует ее.

Когда рядом с паспортным контролем нашу машину облепляют человек пять и говорят, что пройти получится только с ними, мы уже не удивляемся. Оформляю машину, получаем печати.

Казавшаяся диковатой Южная Африка на другой стороне теперь выглядит сверкающей недостижимой цивилизацией. Мы очень рады в нее опять вернуться.

Когда-нибудь мы вернемся сюда, поедем в горы и на океан. Но, пожалуй, должно пройти еще немного времени. Спасибо, Мозамбик, за колорит — в момент поездки, когда нам казалось, что колоритнее быть не может.