Уже несколько лет грузинское протестное движение приковывает международное внимание. С марта 2023-го до конца 2024 года люди выходили на улицы каждый день, несмотря на полицейское насилие и уголовные преследования. Грузины противостояли законам в духе российского законодательства, оспаривали переизбрание правящей партии «Грузинская мечта» и, наконец, протестовали против отказа от евроинтеграции. Журналистка Саша Фокина поговорила с грузинскими либертарными активистами, которые рассказали, в каком состоянии находится гражданское общество после протестов.
Perito запустило авторскую рассылку для читателей — в каждом выпуске редакторки выбирают одну из публикаций и предлагают углублённый контекст и размышления по теме. Мы также открываем книжный клуб, где будем читать современную незападную литературу, обсуждать вопросы истории, идентичности и постколониального опыта.
Масштабные протесты в Грузии начались в марте 2023 года после того, как парламент в первом чтении поддержал «Закон о прозрачности иностранного влияния» — копию российского закона об иноагентах. Тогда протесты временно сработали: принятие закона отложили. Но через год, несмотря на не менее массовые митинги, власти при поддержке Церкви все же приняли его. В сентябре 2024 года парламент одобрил и закон о запрете пропаганды ЛГБТ.
Ежедневные демонстрации проходили на фоне предвыборной кампании правящей партии «Грузинская мечта». Ее агитация запомнилась баннерами, на которых фото разрушенных войной украинских городов противопоставлялись ярким изображениям новых церквей, стадионов и школ в Грузии. Избирателям предлагали «выбрать мир» и сказать «нет войне», в которую, согласно продвигаемой властями теории, Грузию пытаются втянуть «западные силы».
Парламентские выборы в конце октября закончились победой «Мечты», несмотря на многочисленные обвинения в фальсификации. Демонстрации — при поддержке президентки Саломе Зурабишвили, а также четырех оппозиционных партий, получивших места в парламенте, но не признавших результатов выборов, — продолжились.
В конце ноября 2024 года правительство заморозило переговоры о вступлении в ЕС. Либеральная часть грузинского общества годами жила идеей о евроинтеграции, и власть активно подыгрывала этим настроениям. В 2014 году на логотипе «Грузинской мечты» появились звезды ЕС как символ стремления на Запад, а в марте 2022 года Грузия официально подала заявку на членство в Евросоюзе. После решения об отказе от евроинтеграции у офиса правящей партии и перед парламентом на проспекте Руставели вновь собрались тысячи протестующих, которых полиция разгоняла водометами и слезоточивым газом.
Летом 2025-го о масштабах протестов напоминают лишь закрашенные лозунги на стенах парламента. Эпизодически люди выходят на улицы. В мае левые группы протестовали в знак солидарности с шахтерами Чиатуры — маленького города в западной Грузии, в котором частные компании и бесконтрольная добыча марганца оставили тысячи людей без дохода и жилья. Чаще спонтанные митинги происходят в знак солидарности с политзаключенными — неслучайно в конце июня власти ограничили работу журналистов в судах.
Усиливающиеся репрессии сопровождаются затяжными социально-экономическими проблемами, не решенными с 1990-х годов. В декабре 2024-го прожиточный минимум, по официальным данным, составил всего 221 лари (около шести тысяч рублей, или 80 долларов). В это же время состояние Бидзины Иванишвили, бывшего премьер-министра и основателя партии «Грузинская мечта», оценивается в 7,6 миллиарда долларов, что эквивалентно четверти ВВП страны.
Гиги, социал-демократ, сооснователь веганского кафе
Еще в прошлом году казалось, что международное давление поспособствует надлому системы, но мировому сообществу сейчас не до Грузии. Люди почти перестали выходить на улицы. Надежды на протест у меня нет. Но когда я прихожу на заседания судов над политзаключенными, понимаю, что у меня нет права говорить, что все закончилось.
Гораздо труднее просто сидеть дома на диване и читать новости, потому что у протестов уже сформировались сообщества. Это особенно заметно в случае так называемых поддемонстраций — например, у здания Грузинского общественного вещателя (GPB/1TV) люди уже хорошо знают друг друга. Участники очень разные, хотя именно эта группа тяготеет к левым взглядам.
1TV — это единственный общественный телеканал, его работа оплачивается из налогов. К частным пропагандистским каналам у меня меньше вопросов: у них свои владельцы и своя политика. Есть и оппозиционные каналы, но они не покрывают своим вещанием всю страну.
По итогу протестов мы добились 40 минут эфирного времени, и страна наконец услышала протестующих, а не политиков. Когда мы получили доступ к вещанию, главная идея заключалась в том, чтобы дать слово не только протестующим, но и обычным людям — из сельской местности, самых разных профессий.
Но главная причина, по которой нельзя сдаваться сейчас, — это политические заключенные. Я не могу просто остановиться и спокойно жить свою благополучную жизнь, зная, что те, кто боролся рядом со мной, теперь в тюрьме — и, вероятно, надолго. Я хочу знать, что сделал все возможное, чтобы не оставить их и их семьи, с которыми познакомился на судебных заседаниях. Это огромная боль.
Гиоргий, активист социалистического движения «Хма», политический исследователь
«Хма» (груз. — «голос») — это неформальный коллектив, нас меньше десяти человек, хотя вокруг много солидарных людей и эпизодических участников. Движению четыре года, и за это время у нас было несколько крупных кампаний.
Первая стала известной в Грузии: мы требовали бесплатное питание в школах, которого на текущий момент все еще нет. Недоедание среди школьников — очень реальная проблема для большей части Грузии. До кампании даже не было публичной дискуссии, а сейчас это уже хорошо артикулированное общественное требование.
Еще мы делали кампанию против хищнического кредитования. В Грузии существует особый вид займов, который можно оплатить только из пенсии, соответственно брать их могут только пенсионеры. На мой взгляд, наживаться на них отвратительно. Есть сотни случаев, когда люди не знали, что подписывают, выплачивали займы годами, но сумма долга не уменьшалась. Пока больших перемен не случилось, но пару раз власти уже пытались реагировать на проблему. Никого, конечно, не наказали, потому что владелец ответственного банка Liberty Ираклий Рухадзе — также главный пропагандист бывшего премьер-министра и миллиардера Бидзины Иванишвили и глава одного из основных проправительственных телеканалов в стране — Imedi TV. Он, кстати, американский гражданин. С учетом того, что грузинское правительство настаивает на контроле иностранного влияния в стране, это забавно.
Мы живем в радикальном неолиберальном эксперименте. Я думаю, Егор Гайдар был бы очень горд «достижениями» Грузии даже на фоне России. Его шоковая терапия случилась почти везде, но именно в Грузии была доведена до конца: у нас новая волна приватизации каждые 10 лет.
То, что сейчас можно наблюдать на Кавказе, — это столкновение интересов разных сверхдержав: Китая, России, Европы. Россия опирается на милитаризм, а экономическая экспансия ограничена. Российский бизнес уже в Грузии, энергетический сектор во многом завязан на Москве.
На этом фоне Китай усиливает свои позиции на постсоветском пространстве, что больше всего заметно в Центральной Азии, а потом уже на Кавказе. Регион привлекает большие капиталы с надеждой превратиться в экономический коридор между Китаем и Европой. Для трансфера товаров, денег и людей нужна инфраструктура, поэтому появляются большие экономические проекты, вроде глубоководного порта Анаклия.
Европа заинтересована в энергетической безопасности. В Тбилиси планируют строить большие инфраструктурные объекты, чтобы экспортировать энергию.
Китай при этом пытается диверсифицировать пути экспорта в Европу, а значит, его присутствие на Кавказе будет расти. Ближайшие десять лет грузинского экономического прогресса определяются Пекином — через большую инфраструктуру, логистику и прямые инвестиции.
К концу ноября 2024 года, когда власти анонсировали отказ от евроинтеграции, украденные выборы уже выпали из повестки. Партия «Грузинская мечта» увидела, что люди перестали выходить на улицы, и спокойно продолжила закручивать гайки. Грузины протестуют с 2023 года, когда впервые был представлен закон об иноагентах. Сейчас мы в фазе, когда митинги сошли на нет. Люди устали, для многих протест потерял смысл, потому что ощутимых результатов за два года нет. Политические заключенные все еще сидят.
«Хма» постоянно находится в режиме выживания, а мы переживаем новую реальность, к которой нужно адаптироваться. Раньше можно было выйти к главному офису банка и начать стримить свою речь в фейсбук. Сейчас это невозможно, потому что сразу арестуют.
Может, кризис будет продолжаться пять или десять лет, правительство предложит новые законы, люди опять пойдут на улицу, протестующим надо будет бороться со спецназом — и так до бесконечности. Всем будет не до прогрессивных инициатив. Правительство искусственно создает кризис и направляет энергию людей на сдерживание своих инициатив, вместо того чтобы дать им пространство для создания своей повестки.
Несмотря на давление, я не хочу жить в другой стране, так что пока не позвонят со словами, что задержат через три дня, я не уеду. Но я не думаю, что ситуация депрессивная. Да, дела все хуже, но это не конец света. Люди живут и в гораздо более жестких режимах. Я думаю, что мы можем продолжать работу и в Грузии еще есть пространство для прогрессивных идей.
Ина, соосновательница профсоюза, активистка социалистического движения «Хма»
Большинство грузинок не считают себя феминистками. В Грузии представление о феминизме основано на медиа и соцсетях, а в них доминирует либеральная позиция. Но либеральный феминизм не репрезентативен, это направление не представляет большинство грузинских женщин, поэтому феминизм непопулярен. Мне кажется, с точки зрения экономики жизнь грузинской женщины мало кого волнует. Для меня как для социалистки это самый важный аспект, поэтому я занимаюсь защитой трудовых прав женщин.
Женщины, с которыми я работаю, принадлежат к самому бедному слою грузинского общества. У них не обязательно недостаточное образование, но точно самый низкий заработок и самый низкий уровень представленности в обществе. Это категория домашних работниц, нянь и сиделок. Профессии няни в грузинском законодательстве не существует, а значит, и права их никто не гарантирует. Но у них все равно есть профессиональная идентичность, знания, которыми они обмениваются. Более того, Грузия — большой поставщик таких работниц в Европу и США. Суммы, которые женщины присылают домой (а это в среднем 90% их дохода), конечно, выше местных зарплат.
Я делаю профсоюз для этого сектора, хотя мы еще не признаны на юридическом уровне. В инициативе больше семи тысяч участниц, в основном 40–50 лет. Важная цель — стать понятнее и доступнее для наших участниц, чтобы они узнали, как работает профсоюз и зачем он нужен. Для них актуальны представления о профсоюзе как об атрибуте советского времени. В наших кампаниях мы придерживаемся практичного и прямого подхода, говорим простым, понятным языком. Главное для нас — создавать пространство, где женщины могут свободно говорить о себе и делиться знаниями на равных.
Я заметила, что грузины стали чаще говорить о неоплачиваемом домашнем труде. Раньше эта тема едва поднималась в публичном пространстве, хотя женщины в Грузии традиционно тратят больше времени на неоплачиваемую работу по дому, чем мужчины. Но разрыв существует не из-за мужчин, а из-за государства, которое не заботится семьях и не создает институты, поддерживающие женщин.
Политика правящей партии не представляет интересы женщин. «Грузинская мечта» ориентирована на создание дальнейших барьеров для женщин и нашей общественной и политической жизни. Более того, мы не поднимаем тему, например, репродуктивных прав, чтобы не спровоцировать откат в этой сфере. У нас в этом смысле есть что терять.
Аборты в Грузии разрешены до 12 недель, доступ к контрацепции не ограничен, доступно суррогатное материнство для гетеросексуальных пар.
Проблемы женщин в грузинском обществе постоянно проявляются на бытовом уровне. Например, когда-то мое рабочее расписание не совпадало с часами работы детского сада, куда я водила сына. Пришлось уволиться. Мне еще повезло: я работала в международной компании, у меня был оплачиваемый декретный отпуск. Большинству грузинок это недоступно. Им приходится нанимать нянь или уходить с работы, не зная, будет ли когда-нибудь возможность вернуться в профессию. Материнство в Грузии не ценится по достоинству.
Мариам, ЛГБТК+-активистка, основательница Queer Initiative
Queer Initiative — низовая активистская группа. Мы занимаемся поддержкой квир-художников и активистов, проводим информационные кампании и участвуем в демонстрациях. Сейчас группа находится в режиме выживания. Наша цель — не останавливаться. Многие ЛГБТК+- организации уже прекратили работу или стали очень осторожными. Внезапно возникло ощущение, что квир-активизм в стране прекратился. У властей теперь есть все законные основания уничтожить и посадить нас.
Большая часть нашей деятельности — это волонтерская работа, но у нас все равно есть расходы. Я не регистрирую организацию как иностранного агента. Это решение, к которому пришли грузинские ЛГБТК+-организации и инициативы из принципа и соображений безопасности. Если мы зарегистрируемся как иноагент, это будет означать, что мы обязаны раскрывать правительству любую информацию о нашей деятельности, вплоть до персональных данных наших бенефициаров и участников.
Как коллектив, мы считаем, что грузинское общество сражается против авторитаризма российского правительства и за грузинскую демократию и интеграцию в ЕС.
Квир-персоны в Грузии всегда находятся на передовой любого протеста, будь то демонстрация за права рабочих, доступ детей к лекарствам или природоохрану. Обратной солидарности в наш адрес не хватает, хотя мы и выходим на улицы не за этим. Это устаревший подход и к тому же нечестный: классовые вопросы и борьба, основанная на идентичности, взаимосвязаны и одинаково важны.
Двадцать лет назад грузинские активисты начинали с нуля. Декриминализация гомосексуальных отношений произошла только в 1999 году, когда Грузия начала стремиться к членству в Совете Европы. В 2005–2006 годах мы перешли на стадию, когда грузинское государство вводило базовые механизмы защиты сообщества в трудовом и уголовном кодексах. В 2006 году была основана первая ЛГБТК+-организация «Инклюзивный фонд». Постепенно открывались безопасные пространства.
Сейчас же наше нелегитимное правительство начало двигаться в сторону ультраконсервативных правых подходов. Двадцать первый год стал черным годом в современной квир-истории Грузии. Пятого июля, когда мы пытались организовать марш достоинства, тысячи ультраправых под предводительством консервативного движения Alt Info и представителей церкви атаковали активистов, избили 53 журналистов, один из которых впоследствии умер. Полицейские просто стояли и смотрели на это насилие. Наказание все участники получили символическое.
С июля 2023 года власти начали говорить о вреде «ЛГБТ-пропаганды» для детей, и они убрали из всех документов стратегии по защите и продвижению прав человека. Квир-персоны больше не чувствуют себя в безопасности и массово уезжают из страны.
Это эффект обновленного законодательства, которое власти еще даже не начали активно применять. У нас было два кейса, когда трансперсон увольняли с работы «на всякий случай». Закон о пропаганде написан так, что его можно интерпретировать как угодно.
Мы столько боролись, чтобы выйти на свет — из тех же ночных клубов, — но все больше квир-персон снова уходит в подполье. Я сильно беспокоюсь за молодежь в регионах — у них нет сообщества и безопасных пространств. Мы пытаемся пересмотреть стратегию и найти новые способы для активизма, принять новую реальность, но противостоять такой большой волне притеснений крайне сложно. Я помню слова одного российского активиста о том, что в Грузии за два года произошло то, что в России продолжается больше 14 лет.
Я остаюсь в Грузии вместе со своей девушкой, несмотря на то, что мы неоднократно подвергались нападениям. В мае 2024 года к 50 активистам и правозащитникам пришли группы, по-видимому нанятые «Грузинской мечтой». В моем доме они вывесили плакаты с моей фотографией и именем. В них меня называли пропагандисткой, врагом Церкви, иностранным агентом. Еще разрисовали весь подъезд пенисами. Соседи тогда были шокированы, а я почувствовала огромную солидарность, когда они помогали снимать эти плакаты.
Видеоколлаж с нами показывали по пропагандистскому каналу. Они нашли старое видео, где мы с девушкой целуемся, наложили музыку — было очень драматично.
Я соврала бы, если бы сказала, что не задумываюсь о том, чтобы уехать из Грузии. Все думают об этом: гражданские активисты, представители ЛГБТК+, все, с кем я общаюсь. Но, конечно, никто не хочет этого делать. Я думаю, если в ближайшее время у нас получится добиться хотя бы нескольких маленьких побед, я останусь. Но я хочу иметь план Б в своей жизни. Мне 32 года, последние десять лет я постоянно борюсь с системой, и это изматывает. Я посвятила лучшие годы борьбе за демократию, но у меня нет ничего, даже работы нормальной, соответственно и дохода. Я лишь знаю, что хочу оставаться в стране столько, сколько смогу, пока не пригрозят сроком. Я не хочу в тюрьму и не думаю, что от меня там будет много пользы.