«Я на судне, которое может вмерзнуть во льды Антарктиды». Опасное путешествие, которое происходит прямо сейчас. Часть 1

Привет, меня зовут Миша! В путешествиях я провожу больше времени, чем дома: уже был в 106 странах и не собираюсь останавливаться. Когда владельцы парохода «Василий Головнин» позвали меня снимать экспедицию по доставке грузов в Антарктиду, я с радостью согласился. А кто бы отказался? Это возможность побывать на самом таинственном из континентов. Тем более в России была зима и хотелось пережить ее на югах, пусть и на крайних. Антарктида или нет — в Южном полушарии в самом разгаре было лето.

В начале 2019 года очередным удаленным уголком планеты для «Василия Головнина» стала Антарктида. Индия заключила договор на поставку провизии, оборудования и топлива к своим станциям с российской транспортной группой FESCO, которой принадлежит пароход. Станций всего две: Бхарати и Маитри. Прошлые годы «Василий Головнин» обслуживал аргентинские антарктические станции — тех обходили по 20 штук за 90 дней. На две индийские станции заложили 70 — с запасом.

26 января 2019 года

26 января я присоединился к экипажу «Василия Головнина». Случилось это в Кейптауне — последнем оплоте цивилизации, из которого судно отправилось прямиком в объятия холода.

26 января, два месяца назад, офицер поставил в наши паспорта выездные штампы. С тех ни в одну другую страну мира мы не въехали. За это время «Василий Головнин» не заправлялся, не пополнял запасы питания, не заходил в порты. Да и заходить было некуда. Все пять тысяч километров до первой индийской станции, которые мы прошли за 12 дней, в океане попадались лишь маленькие необитаемые островки.

Сейчас, в конце марта, мы должны идти обратно в теплый Кейптаун. Так должно было быть по графику. По факту мы выполнили только половину работы. Первая индийская станция обслужена, но грузы для второй до сих пор у нас в трюмах. До места их выгрузки оставалось 70 километров, когда кончилась чистая вода и настал лед. Десятибалльный лед — почти без просвета воды! Все непроходимые дороги, которые я встречал в жизни, ничто по сравнению с ним. Как группа «Стекловата» в сравнении с Фредди Меркьюри.

3 марта

Это случилось 3 марта. Сначала лед был битый, который не сошел с прошлого года. Он похож на карамельку, которую размололи зубами и гоняют во рту туда-сюда. Сквозь молотые карамельные льды мы шли не быстрее десяти километров в час. Скорость падала и до нуля, когда попадалась особо упрямая льдина. Тогда «Василий Головнин» отходил назад по своему следу, разгонялся и врезался в нее. Льдина ломалась с диким хрустом, и мы шли дальше. Или не ломалась — тогда маневр повторяли.

Иногда пингвинов охватывала паника. Они начинали неуклюже улепетывать. Набирали скорость, бросались на брюхо и скользили по снегу как на сноуборде, подруливая крыльями. Заканчивалось это нырком в ближайшую полынью.

Случалось, из полыньи выплывало меньше пингвинов, чем нырнуло. Тогда через несколько минут над водой появлялся довольный плавник косатки и приветливо нам подмахивал. Похоже, эти маленькие киты сильно рады присутствию «Василия Головнина».

Паниковали не все пингвины. Некоторые стояли и равнодушно наблюдали, как судно проходит в паре метров от них. Дело, видимо, в силе духа пингвина — без нее в Антарктиде не выжить. Если поддаться эмоциям, в воде может найтись смерть. Хотя на воздухе пингвинам тоже не сладко. Там за ними охотятся морские леопарды, морда которых похожа на шар для боулинга. Короче, тяжело быть пингвином: все хотят тебя сожрать!

После старого битого льда начался свежий — припай. На нем жизнь кончилась. Припай шел сплошным белым паркетом все 20 километров, что нам оставались до берега. Толщиной припай оказался до метра — это мы выяснили опытным путем, когда стали бросаться на него. Мелкие льдины при этом откалывались и переворачивались, показывая свои толстые бока. Каждый маневр с отходом и разгоном продвигал нас на 30 метров. Негусто. Таким темпом мы бы шли до берега с месяц.

Погода тем временем резко менялась. С началом марта закончилось недолгое антарктическое лето. Межсезонья в Антарктиде нет: школьники в школу не идут, листья с деревьев не опадают, сразу приходит зима. В начале февраля термометр показывал до плюс 15. Через месяц — ту же цифру, только с минусом.

Еще через месяц — в апреле — навигация в Антарктиде закончится совсем. Льды захватят океан на многие десятки километров от берега. Если вовремя не отойти, судно вмерзнет намертво и останется зимовать. Даже самолетом будет не выбраться. Они перестали летать еще в конце февраля. Позже есть вероятность примерзнуть к взлетно-посадочной полосе, которые тут все из снега. Полгода — с апреля по октябрь — Антарктида будет отрезана от мира совсем.

В прошлом году на второй индийской станции зафиксировали температуру минус 85 градусов. «Ощущается как минус 105», — писало погодное приложение, которое учитывает еще и ветер. Интересно, как ощущаются минус 105? Если мы встрянем во льды — узнаю.

Капитан и его помощники держали совет. «Василий Головнин» — судно усиленного ледового класса, но не ледокол. На такой сплошной лед ходят в сопровождении ледоколов. Нам его не пройти. Перенести миссию на следующий год тоже нельзя. На станции Маитри может случиться катастрофа.

«Василий Головнин» обслуживает индийские антарктические станции первый раз. До нас многие годы этим занималось похожее судно — «Иван Папанин» Мурманского морского пароходства. В прошлом году «Иван Папанин» потерпел крушение у первой индийской станции. Он выгрузился, но на отходе цепанул подводную скалу, распорол днище и стал медленно тонуть.

Из России тогда экстренно выписали бригаду подводных сварщиков (да, есть и такие), которые сумели заварить днище в воде отрицательной температуры. Машинное отделение «Папанина» к тому моменту пришло в негодность. Судно кое-как дошло до Кейптауна, где владелец продал его «на гвозди» — сдал распильщикам по цене металла, за шесть миллионов долларов. Ремонтировать было невыгодно.

Вторую индийскую станцию — Маитри — «Папанин» так и не обслужил. Весь 2018 год люди на Маитри ждали следующей навигации. Не сказать, что они голодали и замерзали: часть грузов доставили другими способами, да и в получасе езды российская и немецкая станции, которые готовы помочь. Но еще один год без пополнения запасов продовольствия и топлива мог бы стать для Маитри роковым. Поэтому миссия «Василия Головнина» чрезвычайно важна. На кону жизнь людей, которым раньше осени из Антарктиды не выбраться. Нужно выгрузить для них еду и топливо.

Это можно было бы сделать вертолетом, но главный груз — 27-тонные цистерны с дизелем — наш бортовой КА-32 не поднимет. Топливо можно переливать в маленькие пятитонные бочки, возить их челноком и на месте сливать у индийцев. Но на это ушел бы тот же месяц. Выхода было не видать: доставить — нельзя, не доставить — тоже нельзя.

Следующим утром снарядили вертолет в ледовую разведку. Без особой надежды. Но вертолет вернулся с неплохими новостями: в десяти километрах припай пошел трещиной почти до берега. От безысходности решили биться в нее. Это легче, чем долбить сплошной лед.

6 марта

Шло 6 марта. До берега было 18 километров. Мы начали войну со льдом. Прошли три недели. Война за 18 километров не закончена. Мы уже идем их дольше, чем прошли пять тысяч километров от Кейптауна до первой станции в начале экспедиции.

Все три недели «Василий Головнин», как отчаявшийся кит, раз за разом выбрасывается на припай, а потом съезжает назад. Каждый раз лед чуть крошится, и мы немного продвигаемся вперед.

На капитанском мостике рабочее напряжение. Драматично гудят электроприборы, накаляя атмосферу еще больше. Лица людей сосредоточенные и усталые — передышки не было давно.

— Задний ход!
— Есть задний ход!
— Разгон!
— Есть разгон!
— Полборта направо!
— Есть!

Бдыщ в льдину — маленькое землетрясение. И так все дни. Даже не дни, а круглые сутки. На берегу уже ждет караван со станции — сама она еще в сотне километров в глубине материка. В бинокль видно, что людям там прохладно. Потому капитан Иксан Хамитович не останавливает работу и после заката — «Василий Головнин» крошит лед и ночью, в полной темноте. Небольшая передышка случается только в бурю.

10 марта

В бурю в Антарктиде даже пингвины могут летать. Ветер 30 метров в секунду — норма. Снег не летит привычно — сверху. Его метет острыми иголками строго горизонтально, иногда поднимает снизу вверх. Но ни разу он еще не падал сверху, как нормальный.

В ненастные дни старпом по громкой связи объявляет: запрещено выходить на палубу в одиночку. Унесет, потом не найти. Мог бы не говорить — выходить не хочется ни одному, ни вдвоем, ни большой компанией. Кто не на вахте — сидят по каютам. В завывании ледяного ветра за окном они особенно уютны.

Активные боевые действия против льда в бурю прекращаются. Боковой ветер сносит судно к краю канала. Корпус трется об него — нормально не разогнаться и не врезаться. В ветреные дни «Василий Головнин» лишь медленно ходит по 500-метровому каналу туда-сюда, чтобы не вмерзнуть. Терпит непогоду.

После бурь приходят миражи. Горизонт становится похож на картины Сальвадора Дали. На стыке неба и льда творится полнейшая абстракция. Айсберги всплывают в воздух и танцуют там, как в кислотном трипе.

Посреди этого великолепия мы снова бьемся носом в бесконечную льдину, оставляем той на память вмятину и отходим назад. Из раза в раз. Изо дня в день. Это уже не экспедиция по доставке грузов в Антарктиду. Это дзен.

Винт взбивает океан в молочный коктейль. Трехметровые лопасти вращаются со скоростью 200 оборотов в минуту. Лед, снег и соленая вода в канале за нами становятся единым целым. Трогаемся, и эта субстанция медленно, но неотвратимо затягивает наш след. Встаем — вокруг за минуту не остается чистой воды. Но эту минуту она парит, как кипяток. Температура воды — минус полтора градуса, но в такой дубак видно, как она испаряется.

Чем дальше идем, тем толще становится лед. В спецификации «Василия Головнина» указано, что он может ходить во льдах толщиной до 0,8 метра. Сейчас вокруг судна лед с рост человека — по полтора метра. На нем еще и снеговая подушка, которую оставляет после себя непогода. Она сильно мешает работать.

«Представь, — говорит капитан. — Ударить по лбу просто кулаком или кулаком сквозь слой поролона. Будет разница?» Разница есть. Неделю назад за маневр «отход — разгон — удар» мы пробивали дорогу на 50 метров. Сейчас только на 20. Плюс несколько раз за день увязаем — выбрасываемся на снеголед, а обратно съехать не получается.

Что делать в таком случае? Ворочаться из стороны в сторону! Сначала просто рулем туда-сюда. Если не идет, капитан дает команду переливать балласт с одного борта на другой. Если и это не помогает, начинается спецоперация — краны цепляют грузы и раскачивают ими судно из стороны в сторону! Увидев такое и офигев, снег нас отпускает. Судно съезжает обратно в канал.

18 марта

Мы стали самым прожорливым транспортом в мире. Каждый день «Василий Головнин» тратит в среднем 28 тысяч литров топлива. Пересчитаю в понятное измерение — мы сжигаем два миллиона литров дизеля на 100 километров пробега. Если серьезно — только ракеты столько же едят. Ок, может, метропроходческий щит еще, но его сложно назвать транспортом. В трюмах у «Василия Головнина» осталось 600 тонн топлива — на обратно хватит. Вот только пока мы не дошли туда.

Экипаж работает с полной самоотдачей. Но любое усилие человека — ничто перед стихией. Антарктида захотела — и мы выбились из графика на три недели. Антарктида захочет — и мы останемся во льдах зимовать.

Потому к ограничениям рациона все отнеслись с пониманием. Перец кончился? Картошки меньше? Пфф, главное — выполнить работу и вернуться в Кейптаун! В Кейпе и еда, и тепло, и что там еще нужно морякам после дальнего плавания?