Современная европейская политика — пространство парадоксов. Как вышло, что традиционно левые избиратели теперь поддерживают правых? Или почему и крайне правые, и крайне левые партии в Германии выступают против поддержки Украины? Ответы на эти вопросы может дать теория подковы — мыслительная рамка, рассматривающая сближение правых и левых сил. Социологи Ульяна Иванова и Роман Тюриков объясняют для Perito, как теория подковы накладывается на современную политическую практику и причем тут популизм.
Чтобы не пропустить новые тексты Perito, подписывайтесь на наш телеграм-канал и инстаграм.
В политической науке существуют разные варианты визуализации политического спектра: диаграмма Нолана или The Political Compass — наиболее известная в интернете модель политических координат. В случае диаграммы Нолана осей у диаграммы две: личная свобода и экономическая свобода. Теория подковы — модель с одной осью, в которой крайние позиции (ультраправые и ультралевые) сближаются, визуально образуя подкову. Согласно этой теории, радикальные взгляды, даже если они расположены на разных концах спектра, идеологически ближе друг другу, чем центристам.
Левые и правые политические партии и движения противопоставляют себя друг другу по ряду ключевых вопросов. Левые выступают за государственную и общественную собственность, национализацию экономики, повышение налогов для богатых, помощь малоимущим, бесплатный доступ к образованию и медицине, интернационализм. Идеологически левые представлены социал-демократами, социалистами, коммунистами, анархистами. Правые выступают за частную собственность, дерегулирование экономики, придерживаются консервативных и националистических взглядов. Эта часть политического спектра представлена правыми либералами, консерваторами, националистическими движениями.
Впервые термин «теория подковы» появился в 2002 году в книге «Век идеологий» французского философа Жан-Пьера Фэя. Но еще в 1944 году австро-британский экономист Фридрих фон Хайек описывал схожесть коммунистов и фашистов. Основой их близости были не политические тезисы, а наличие общего идеологического врага — либерализма. Фактически они боролись за одну электоральную базу: людей, которых не устраивала либеральная доктрина и центризм. Главную роль в этом играла степень радикализма последователей, а не приверженность определенной идеологии.
Наиболее ярко теорию подковы иллюстрируют идеологии, объединяющие в себе как ультраправые, так и ультралевые идеи. Близость коммунизма и фашизма привела к появлению термина «коммунофашизм». В теории он предполагал не просто близость коммунистических и фашистских взглядов, но и возможность создания единого политического движения. Реальный пример подобного движения — национал-большевизм, синтезирующий идеи марксизма и итальянского фашизма. Состоявший в то время в Национал-большевистской партии (запрещена в России) российский писатель Захар Прилепин говорил о ней как об «абсолютно правой и бесконечно левой» одновременно.
Еще один пример совмещения разных концов политического спектра — северокорейская идеология чучхе. Взявшая за основу марксизм-ленинизм, она также продвигает радикальный национализм и идею об исключительности северокорейского народа.
С течением времени теорию подковы становилось все сложнее применять к анализу настоящих политических процессов. Вторая половина ХХ века в странах западной демократии характеризовалась политической умеренностью. После Второй мировой войны радикальные националистические движения лишились электоральной привлекательности. Формирование двухполярного мира холодной войны и распространившийся на Западе антикоммунизм и маккартизм закрепили маргинализацию крайне левых политических идей.
После поражения коммунизма и последующего распада СССР в 1991 году в Европе началось господство либеральной идеологии. О необратимости этого процесса писали многие интеллектуалы того времени.
«Триумф Запада, западной идеи очевиден прежде всего потому, что у либерализма не осталось никаких жизнеспособных альтернатив. То, чему мы, вероятно, свидетели, — не просто конец холодной войны или очередного периода послевоенной истории, но конец истории как таковой, завершение идеологической эволюции человечества и универсализации западной либеральной демократии как окончательной формы правления».
Фрэнсис ФукуямаИз книги «Конец истории»
Итогом этих процессов стало вытеснение радикалов на политическую периферию. Что левые, что правые «ультрас» больше не имели значимой электоральной поддержки и воспринимались как политические маргиналы.
В то же время кризис начали испытывать и традиционные партии. Если во второй половине ХХ века повестка условных социал-демократов сильно отличалась от повестки правых либералов или либеральных консерваторов, то к началу 2000-х годов усилилась тенденция к универсализации партий (такие партии политологи также называют «зонтичными»). Они отходили от «классоцентричной» электоральной базы и стремились охватить как можно больше избирателей, даже если их интересы противоречили друг другу. Сегодня универсальными можно назвать Республиканскую и Демократическую партии в США, «Возрождение» Эмманюэля Макрона во Франции, ХДС/ХСС и СДПГ в Германии.
Деидеологизация собственной повестки позволяет таким партиям быть более маневренными и подстраиваться к текущим запросам избирателей. С другой стороны, без четкой идеологии партии становятся менее понятными и могут потерять активных сторонников. Кроме того, в глазах общества умеренные левые и правые постепенно сливаются и воспринимаются как партии элит или бюрократов, использующих «простой народ».
Эти тенденции к концу XX века сформировали крайне благоприятную среду для радикалов. Представители крайних флангов понимают, что репутация «ультрас» политически невыгодна, но также они видят, что с радикальных позиций стало легче манипулировать избирателями.
Современные радикалы позиционируют себя как «нормальных» левых или правых и противопоставляют себя центристам и либеральным элитам. Вместе с этим радикалы используют классическую левую или правую повестку, например защиту прав рабочих или мигрантофобию. Сегодня такие партии и движения в политической науке называются популистскими.
Популизмом называют ситуацию, когда политик (или партия) позиционирует себя в качестве представителя «простого народа» и выразителя его воли, противопоставляя себя элите. Популисты широко применяют в риторике оппозицию мы-они («мы (народ) — хорошие, они (власть) — плохие»).
Популистов часто делят на левых и правых, но их различия обычно незначительны. Правые больше говорят о проблеме мигрантов и провале мультикультурализма, в то время как левые апеллируют к доступному образованию, медицине и другим интересам «народных масс». Это не мешает им синтезировать левую и правую повестку: защита «простого народа» может сочетаться с критикой миграции, а националистические тезисы — с социал-демократическим подходом к экономике.
Часто радикалы выстраивают себе образ «умеренных». Один из самых успешных примеров — французская правопопулистская партия «Национальное объединение», набравшая очки за счет антииммигрантской риторики и внимания к проблемам рабочего класса (например, партия предлагала давать приоритет в предоставлении рабочих мест и пособий французам, а не мигрантам). Акцент на движении рабочих даже привел к появлению термина «левый лепенизм», а левый электорат начал иметь все больший вес среди избирателей «Национального объединения». Оказалось, левые избиратели готовы голосовать за эти обещания, несмотря на ксенофобскую, антиисламистскую и традиционалистскую программу.
Лидер «Национального объединения» Марин Ле Пен заявляет, что стремится стать «президенткой всех французов», и пытается привлечь всех избирателей, которых не устраивает программа Эмманюэля Макрона, действующего президента-финансиста из элит.
Политическое возрождение радикалов происходит и в Германии, где популисты представлены на обеих сторонах спектра. На правом фланге действует «Альтернатива для Германии» (АдГ), которая стремительно набирает популярность и имеет на данный момент третью по численности фракцию в немецком парламенте. Центристские партии и либеральная пресса дистанцируются от сотрудничества с АдГ, ассоциируя ее с нацизмом. Дошло до того, что после скандала в январе 2024 года и массовых протестов партию хотели объявить экстремистской и запретить.
Идеологическая платформа «Альтернативы для Германии» включает в себя евроскептицизм, исламофобию, национал-консерватизм и проблематику социального неравенства (в нем, конечно же, виноваты мигранты).
Евроскептицизм — сомнения, критика, неприятие или разочарование политикой Европейского союза или его существованием. Евроскептики противопоставляют интересам Евросоюза как политической общности интересы национальных государств.
Хотя АдГ на словах выступает против элит, это партия немецкой интеллектуальной элиты. Среди ее основателей — два профессора экономики и два известных публициста. Электорат партии тоже нетрадиционно популистский: помимо бедных слоев населения, за нее голосует и определенная часть среднего класса, особенно в восточной части страны. Это объясняется существующей диспропорцией в экономическом положении Запада и Востока Германии. После воссоединения в 1990 году бывшая ГДР так и не смогла сравняться с ФРГ по уровню жизни. Именно в восточных землях популярность АдГ наиболее высока.
Левый фланг в Германии представлен недавно созданной партией «Союз Сары Вагенкнехт». Его основательница, Сара Вагенкнехт, раньше была видным функционером немецких «Левых», но в октябре 2023 года с несколькими сторонниками вышла из фракции в бундестаге и объявила о намерении основать собственную политическую силу.
Позицию Вагенкнехт исследователи характеризуют как левопопулистскую, но по факту она сочетает в себе заимствования из целого спектра идеологий. Вагенкнехт придерживается левых взглядов на экономику, поддерживая увеличение экономического участия государства и помощь бедным за счет богатых. Вагенкнехт противопоставляет себя традиционным немецким «Левым», которые, по ее мнению, слишком сосредоточены на местоимениях и восприятии расизма, но забывают о бедности. Она выступает против иммиграции и зеленой политики.
Партия Вагенкнехт, как и АдГ, придерживается евроскептических позиций и считает поддержку Украины в конфликте с Россией ошибкой. Электорат обеих платформ очень сильно пересекается. Аналитики и сама Вагенкхнехт считают, что на грядущих выборах в ландтаги (региональные парламенты) новообразованная партия имеет все шансы забрать часть голосов АдГ на востоке Германии.
На примере Германии видно, как теорию подковы можно приложить к политической реальности. «Союз» и АдГ имеют общий электорат (бедный восток страны) и оперируют рядом общих тезисов (поддержка «простых» немцев, критика миграции и культурный консерватизм). И даже, по сути, противоположные ярлыки, которые дали партиям (АдГ — «нацисты», Вагенкнехт — «сталинистка»), не мешают им бороться за голоса одних и тех же людей.
Многие исследователи полагают, что взлет правого популизма в Европе произошел из-за миграционного кризиса 2015 года. Но, несмотря на рост своей популярности, ни во Франции, ни в Германии популистам пока не удалось прийти к власти.
Однако среди партий такого толка есть примеры электорального успеха: это «Партия свободы» (ПС) в Нидерландах. На досрочных парламентских выборах, прошедших осенью 2023 года, она впервые в своей истории сумела выиграть.
Лидер и ключевая фигура ПС Герт Вилдерс предпочитает дистанцироваться от своих коллег по цеху. На обвинения в правом экстремизме, которые звучат в его адрес с 2000-х годов, политик отвечал так: «Мои союзники не Ле Пен и Хайдер, мы никогда не будем объединяться с фашистами». Вилдерс характеризует свои взгляды как либертарианские, а примером для подражания называет Маргарет Тэтчер. Идеологическая платформа ПС объединяет в себе как правые, так и левые идеи. К проблемам социально-экономической сферы партия подходит с социал-демократических позиций, к культурной сфере — с правых.
Широкой публике Вилдерс известен как последовательный критик ислама и сторонник ограничения иммиграции мусульман в Нидерланды. Ислам он считает тоталитарной идеологией, направленной против свободы, правления закона и разделения церкви и государства, и заявляет, что выгнал бы пророка Мухаммеда из страны, если бы он жил в наше время. Политик даже снял документальный фильм «Фитна», в котором сравнивал ислам с нацизмом, а Коран — с манифестом Гитлера.
Правые популисты выиграли и в Италии. Правительство Джорджи Мелони считается самым правым со времен Второй мировой войны. Партия Мелони «Братья Италии» изначально считалась ультраправой и даже фашистской, но со временем начала продвигать более умеренную политику. Классический для современных правых евроскептицизм переродился в готовность сотрудничать с ЕС ради получения финансирования.
Ситуативные кризисы тоже демонстрируют размытие политического спектра. Если до действий России в Украине антииммигрантская позиция «Братьев Италии» и Мелони была непоколебима, то военный конфликт поспособствовал «дифференциации» мигрантов. Правительство Италии все еще считает экономических мигрантов нежелательными, но готово принимать беженцев, спасающихся от войны.
Исследования электората ультраправых показывают, что в разных странах их политические симпатии имеют схожую природу. Для своих избирателей эти политики прежде всего «говорят правду». Например, 90 % сторонников «Альтернативы для Германии» полагают, что только представители этой партии называют вещи своими именами и замечают проблемы «простых людей». Так же считают избиратели Марин Ле Пен: «Она говорит искренне. Она говорит то, что думает». По данным опроса агентства Viavoice, 41 % респондентов считает, что лидер «Национального объединения» близка к народу.
Прямолинейность и «честность» подкупают электорат. Избиратели АдГ отмечают, что не согласны со многими тезисами партии (евроскептицизм или политика в отношении России), но готовы поддерживать ее, потому что она предлагает альтернативный взгляд на будущее Германии. Кроме того, немцы голосуют за правых в качестве протеста: «Конечно, много тезисов АдГ идиотские, но кого это волнует. Я голосую за них не для того, чтобы они пришли к власти, а для того, чтобы правящие партии отреагировали».
Теория подковы накладывается на современную политическую практику именно в тех местах, где на арену выходят правые и левые популисты. Их близость вполне закономерна: радикалам не оставалось ничего, кроме как противопоставить себя старым лидерам и представить новый политический импульс — социальную политику для всех. В попытках захватить части центристского электората правые партии перехватывали риторику левых, а левые — правых.
Сегодня популисты с обоих краев «подковы» пользуются схожим набором тезисов: критика иммиграции, защита интересов бедных (или рабочих), евроскептицизм и ситуативное приспособленчество, размывая таким образом политический спектр.