Подчинение территории: как Советский Союз и его наследница Россия обращаются с ресурсами, людьми и природой
Чтобы не пропустить новые тексты Perito, подписывайтесь на наш телеграм-канал и Instagram.
Вот уже много лет в Кемеровской области и Хакасии коренные народы борются с промышленными корпорациями. Шорцы, хакасы и телеуты стали заложниками богатств, которые хранят их родовые земли: каменного угля и золота.
Угольщики и старатели перегородили лес заборами. По рекам потекла желтая вода, наполненная мертвой рыбой. Священные для коренных места взрывают и превращают в карьеры. В конфликт втянулись общины, шаманы, чиновники и даже одна из главных тюркских богинь. Жителей таежных поселков поставили перед выбором: либо бескомпромиссно защищать свой традиционный образ жизни, либо заключать с промышленниками сделку. Последствия любого варианта непредсказуемы.
Об этом многослойном противостоянии, получился подкаст «У шамана три беды», один из лучших нарративных подкастов последнего полугода по версии редакции Perito. Его авторы Александра Гаганова и Илья Чеберин съездили в Горную Шорию — сибирский регион на стыке Саян и Алтая и привезли десятки часов разговоров с людьми, которые и легли в основу подкаста. Для нас Илья и Александра рассказали о том, как придумали подкаст, об основных его героях и том, что осталось вне восьми выпусков первого сезона. Получилось не менее увлекательно.
Гаганова и Чеберин — основатели ГЭС «Чернозем». Это объединение журналистов, документалистов и художников, которые создают специальные проекты на основе своих поездок и исследований. На сайте или в телеграме «Чернозема» можно найти проекты с «Новой Газетой», 7х7, музеем ГУЛАГа и другими.
Послушать 8 эпизодов подкаста «У шамана три беды» можно на Яндекс.Музыке, который включил его в подборку «лучшие подкасты 2022 года», на Spotify, Apple Podcasts и других платформах. От очевидцев вы услышите про поселок Казас, дома в котором загорелись сами собой, узнáете, что делать, если шаман захочет вас съесть, окажетесь на самом настоящем сходе шорских охотников и познакомитесь с огромным механизмом, который ходил по рекам и черпал золото.
Идея подкаста «У шамана три беды» пришла, когда в нашей команде кто-то в очередной раз пересмотрел «Принцессу Мононоке» Хаяо Миядзаки — знаменитое аниме, повествующее о демонах, богах и героях леса, противостоящих людям города, вырубающим лес ради добычи железной руды. Кто-то пошутил, что это ни разу не фэнтези, а реальность коренных народов Сибири. Мы стали обсуждать, как сюжет аниме выглядел бы в российском контексте. Получалось очень правдоподобно. Юмор кончился, и мы решили на самом деле найти похожие сюжеты в новостях и сделать документальный проект.
Наткнулись на большой текст экоактивистки об угольщиках, шорских шаманах и странном обряде. Авторка писала, как в марте 2020 года в окрестностях города Мыски, недалеко от угольного разреза (горного карьера, предназначенного для разработки месторождения угля) Кийзасский шорцы отмечали свой традиционный праздник весеннего равноденствия Чыл-Пажи. Обычно разжигают два костра: для кормления духов и для сжигания чалама — ленточек с завязанными на них узлами. Так шорцы избавляются от всего дурного. Но в тот раз шаманы сожгли еще и пластмассовый экскаватор. Таким образом они протестовали против угольных предприятий, чьи разрезы буквально уничтожают таежные поселки шорцев.
Спустя месяц после обряда, сообщала в статье кемеровская активистка, по региону прошла новость, что владелец компании «Сибантрацит» (которой принадлежит разрез Кийзасский) миллиардер Дмитрий Босов застрелился в своем подмосковном особняке. Для пущей убедительности автор приложила к тексту видео с ютуба, в котором под тревожную музыку плавился в костре игрушечный экскаватор.
Накануне выстрела, как выяснили журналисты, Босов был на взводе, увольнял сотрудников, влезал в большие долги и готовил активы к продаже, поэтому степень участия шаманских сил могла быть сильно преувеличена (или, наоборот, стала причиной бед. Кто знает?). Но мы раскопали и другие подробности борьбы шорцев против добывающих корпораций — они оказались еще более фантастическими.
Нашим первым проводником в Хакасии стала Ольга Доможакова, активистка, которая пытается спасти реликтовую кедровую рощу от вырубки очередной промышленной компанией. Оказалось, что, помимо активизма, Доможакова устраивает что-то вроде туров к шаманам — не для туристов или паломников, а для тех, кто ищет наставника и целителя. К шаманам берут не всех. Доможакова выслушивает пришедших к ней со своими проблемами людей и решает, насколько они искренни в своей просьбе. Если просящий проходит этот фильтр, она помогает ему связаться с нужным шаманом, которого убеждает, что пришедшему можно доверять.
Это не снобизм и не попытка играть в элитарность, а осторожность. Долгие годы на шаманов буквально велась охота: сначала их убивали миссионеры, приехавшие крестить в православие, потом расстреливали сотрудники НКВД, а в 1990-е многие из них просто не выдержали испытаний и спились. Настоящих шаманов осталось очень мало, и их стараются обезопасить, да и сами они скрываются от острых интервью и праздного любопытства. Люди с бубнами, которых мы привыкли видеть в телевизионных репортажах или на представлениях для туристов, — переодетые аниматоры, или «ряженые», как называют их сами местные.
Прежде, чем Доможакова согласилась поделиться нужными контактами, она в «Зуме» проверила, как она выразилась, наш «общий уровень адекватности» и «понимание норм морали и этики». Видимо, тест мы прошли: подкаст был записан, и в нем звучат голоса героев, с которыми нас познакомила Ольга. Правда, шаманов среди них не оказалось. Вероятно, Доможакова решила, что для нашей просьбы они не нужны.
Зато нам удалось записать племянницу последнего кайчи Чылтыс Таннагашеву. Она, пожалуй, самая известная сейчас шорская певица, исполняющая песни на родном языке.
Кайчи — странствующие в былые времена по Шории сказители героических преданий. Эпос исполнялся горловым пением и мог продолжаться в течение трех, семи или даже девяти суток: в сказаниях было по несколько тысяч строк. Кайчи обладали уникальной памятью и входили во время пения в транс, в котором общались с духами и путешествовали по миру древних героев-богатырей. Шорцы считают, что кайчи были ничуть не слабее шаманов, ведь их устами говорили сами духи. Когда кайчи начинал очередное сказание, то никогда не знал, о чем оно будет и чем закончится: строки ему надиктовывали «с той стороны». Сказителем могл стать любой мужчина или женщина. Во сне к человеку приходил дух горлового пения кай-эзи и показывал избраннику, на чем тот будет играть. Обычно это был кай-комус — шорский музыкальный инструмент, похожий на домбру. Последние кайчи, жившие в 1970–1980-х годах, уже не могли связываться с духами. Это были потомки первых легендарных сказителей. Таким кайчи был Владимир Таннагашев, дядя Чылтыс, и благодаря ему сохранилась большая часть шорского эпоса: он оставил после себя 44 сказания.
Оказалось, Чылтыс выпускает компакт-диски на деньги угольного разреза Кийзасский, того самого, с которым шаманы боролись при помощи местных духов и игрушечного экскаватора. Певица активно выступает на городских праздниках, открытиях детских площадок и спортивных коробок, тоже построенных на средства угольщиков. Это обычная практика, когда промышленная компания поддерживает культуру шорцев, на чьей земле ведет добычу. Но цена этой поддержки оказывается очень высокой.
Вячеслав Кречетов, документалист из Мысков и наш второй проводник, уже много лет фиксирует вред, который наносят тайге и местным жителям промышленные корпорации, снимает об этом фильмы и пишет доклады в экологические организации. Кречетов стал для нас бесценным мостиком в закрытое шорское сообщество, где недоверчиво относятся к чужакам, особенно журналистам.
В экспедицию мы поехали во время Масленицы, и Кречетов придумал использовать это как повод, чтобы познакомить нас с очень важным для проекта героем — шорцем, дочери которого пришлось уехать из страны из-за преследования угольщиками. Документалист по-приятельски позвал его в гости на блины, где как бы случайно оказались и мы — этнографы, интересующиеся шорской культурой. Разговорились о молодости шорца, лесных и речных духах и кашкачаках — чумазых каннибалах, воровавших детей, чтобы съесть в лесных землянках где-то в окрестностях Мысков (что, видимо, чистая правда, которую нам потом подтвердили историки и этнографы!).
Так мы смогли плавно вырулить на проблему угледобычи вблизи шорских поселений и ненавязчиво расспросить о трагедии, постигшей родной поселок нашего собеседника и подобные ему.
Междуреченск — небольшой город в Кемеровской области по соседству с Мысками. Там живет много шорцев, которым пришлось уйти из таежных поселений. Всего в 70 километрах от города стоят шорские поселки Ортон, Ильинка, Учас и Трехречье. В 2021 году в них в поисках золота пришли старатели. Пока шла разведка месторождений, они перекопали и завалили строительным мусором земли, на которых коренные всю жизнь занимались сельским хозяйством. Потом загрязнили окрестные реки — единственный доступный источник пресной воды поблизости. В водоемах пропала рыба, что сильно ударило по шорским промыслам. От грохота промышленных машин и толп рабочих звери мигрировали глубже в лес, куда до них в разы сложнее добраться, из-за чего пострадали местные охотники.
Тем любопытнее узнать, что одна из золотодобывающих компаний, «Пай-Чер 2», спонсирует традиционные соревнования охотников. На этих мероприятиях, представляющих собой эдакий этнический биатлон с установкой капканов, можно выиграть снегоход, не самый дешевый и очень нужный шорцу, охотящемуся в тайге, транспорт.
На соревнованиях охотников шорские родовые общины выясняют, чьи мужчины сильнее, ловчее и выносливее. Это марафон по горной, пересеченной тайге, который состоит из пяти этапов: стрельба из ружья, установка капканов, восхождение на вершину горы, спуск с нее и разжигание костра, пламя которого должно пережечь натянутую бечевку. Только тогда засчитывается финиш. Шорцы пробегают на лыжах около четырех километров, помогая себе кайком — так называется предмет вроде весла. Охотники используют его как лыжную палку, а также для того, чтобы выбраться из-под сугроба или льда.
«Пай-Чер 2», вероятно, не имеет отношения к экологическому вреду, нанесенному в Ортоне, Ильинке и соседних поселках, и мы не можем подозревать их без веского повода. Но добыча золота в Кемеровской области и Хакасии в местах проживания шорцев ведется в таких масштабах и столькими артелями, что к любым золотодобытчикам относишься скептически.
Предприниматели создают и регистрируют компании в соседних регионах, открывают филиалы, скупают по нескольку десятков лицензий на разведку на разных участках. Создается бюрократическая путаница, из-за которой обвинить кого-то конкретного тяжело: попробуй докажи, что ядовитые вещества в местную реку попали именно с этого участка, а не с соседнего, принадлежащего другой компании.
Зачем золотодобывающие артели спонсируют соревнования шорских охотников? По закону, даже получив в Москве документы на добычу ископаемых, промышленники не могут начать работу на земле коренных жителей без их разрешения. Чтобы добиться согласия, заключают с местными сделку: вы даете одобрение, а в ответ получаете деньги, продукты и дрова, для вас проводят спортивные и детские праздники. Вариантов много. Не всегда они оказываются честными и не все обещания выполняются.
ООО «Артель старателей Хакасии» получила согласие на мытье золота в деревне Николаевка, когда заявило, что проведет в селение свет и сделает дорогу. Мы приехали в деревню поздно вечером. Карьер мы увидели в нескольких сотнях метрах от жилых домов. А вот машину пришлось оставить на подъезде к населенному пункту и идти по сугробам пешком в кромешной темноте: ни фонарные столбы, ни расчищенная дорога в Николаевке так и не появились.
В ноябре 2022 года Росприроднадзор потребовал возбудить уголовное дело и лишить лицензии ООО «Артель старателей Хакасии» за то, что методы работы золотодобытчиков уничтожали окружающую природу и отравляли реку Магызу — источник пресной воды для шорского поселка Неожиданный и села Балыкса.
Соглашения с угольными разрезами и золотодобывающими артелями — конфликтная тема, расколовшая шорцев. Во всех местах, куда вторглись промышленники и где нанесенный ими урон очевиден, мы встречали среди коренных жителей их сторонников. Верить или нет угольщикам и золотодобытчикам действительно большой вопрос, на который невозможно дать однозначный ответ. Одна и та же компания может вкладываться в проекты строительства необходимой для нормальной жизни инфраструктуры и сохранение шорской культуры и в то же время разрушать условия для традиционного образа жизни.
В Междуреченске мы поговорили с учительницей. Она с горечью рассказывала об ужасах, которые принесли промышленники, и обвиняла их в уничтожении коренного поселка Ильинка. А потом с гордостью показала новенькие учебники шорского языка. На форзацах книг значилось, что они изданы на деньги угольного разреза Кийзасский. Этот разрез находится совсем недалеко от поселка Казас, где неизвестные подожгли дома шорцев, отказавшихся продать участки под добычу угля.
Другой знакомый нам шорец строит духовный центр, детские площадки, устанавливает торговые лавки, где местные бабушки могут продавать дикоросы. Для своей общественной деятельности он создал благотворительный фонд, куда поступают деньги от все того же разреза. В обмен на эту помощь он выступает от лица коренных жителей в сделках с угольщиками, когда им нужно получить разрешение шорцев. В разговоре с нами он не скрывал, что понимает, как разрезы влияют на экологию и угрожают людям. Просто считает, что с этим уже ничего не сделать и лучше получить от промышленников хоть какую-то выгоду, чем сражаться с ветряными мельницами.
Из Междуреченска на обычной электричке мы поехали дальше на восток, к границе с Хакасией. Чтобы добраться до поселка Неожиданный, выходим на станции в селе Балыкса. Там нас встречает следующий проводник — русский мужчина, который родился среди коренных, женился на шорке и вместе с ней и ее родственниками создал родовую общину только для того, чтобы иметь больше прав в противостоянии золотодобытчикам. Говорит, никогда русские и шорцы в поселке не ссорились, наоборот всегда вместе ходили в тайгу и помогали друг другу с хозяйством.
На красной «Ниве» он везет нас мимо заснеженных сопок в поселок. Иногда останавливается, чтобы показать участки старателей. Лес у подножия гор изрыт карьерами, а со дна поднимается едва видимый дымок из металлических бытовок. «Сейчас, — говорит проводник, — в зимний период, добыча не так видна, нужно приезжать, когда начнут таять снега». Тогда по рекам побежит грязная желтая вода.
Весь день мы ходили по домам местных жителей и общались с их семьями. В Неожиданном с царских времен добывали золото на местных приисках. Сначала это была каторга, а после революции — перспективное месторождение. Но в 1990-х прииск продали, а оборудование разобрали на металлолом. Работы не стало, и коренным, кто не захотел ездить по вахтам, пришлось вернуться к традиционному образу жизни: ходить на охоту и собирать кедровые шишки. Это тяжелый труд, но он вполне позволяет не голодать и даже зарабатывать. Поэтому сейчас, когда в поселок пришли корпорации, коренные, уже вновь привыкшие жить промыслом, им не доверяют и не дают своего согласия на добычу.
— Я раньше работал по сезонам. Отработал летом на прииске, на сезон уходил в тайгу. В тайге много жил, — рассказывает один из старожилов Балыксы.
— По нескольку месяцев?
— Почему? У меня снегоход. Недели через две-три домой приезжал. В баньку схожу, затарюсь продуктами, опять уеду. У меня в основном жизнь таежная.
Охотиться он перестал только в последние три года: восстанавливается после операции. У шорца обнаружили онкологическое заболевание, и он не первый, кому врачи поставили здесь такой диагноз. Местные винят химикаты, которые попадают в реки из-за добычи золота.
Для охотников, шишкарей и других жителей, проводящих много времени в тайге, старания соплеменников по строительству духовных центров и детских площадок кажутся ничтожными. Ведь взамен нельзя брать воду в реке, перекопаны покосы и негде пасти коров. А еще сотрудники добывающих компаний часто блокируют дороги, по которым местные ходят в тайгу и ездят в город. План артели по созданию цеха для переработки дикоросов и вовсе вызывает у шорцев смех: мол, сначала говорят, что наши промыслы — это прошлый век и так жить уже нельзя, а потом сами строят завод, чтобы зарабатывать на продаже ягод и черемши в Китай.
Жизнь шорца тесно связана с тайгой. Даже лучше так: с Тайгой. Потому что для них это не просто лес, не просто источник дров или ягод, не просто место для охоты, а нечто гораздо большее, живое и единое. О тайге шорцы всегда говорят с придыханием. Все наши герои начинали смущаться, когда мы расспрашивали их про быт в лесу, сбор дикоросов и истории, случившиеся с ними во время погони за зверем. Такая реакция была потому, что ответы непременно влекли за собой разговор про духов и обитающих в тайге потусторонних силах. И неизвестно, как незнакомый человек может отреагировать на такие истории, крайне важные для шорца. Ведь не хочется, чтобы приняли за сумасшедшего.
У местных мифологическое сознание, все вокруг них населяют духи-хранители. Таг-эзи — дух тайги и гор (в Кемеровской области горный рельеф, покрытый тайгой, так что одно неотделимо от другого), Су-эзи — дух воды, От-эзи — дух огня. У каждого дерева, каждого животного и почти каждой вещи есть свой эзи. Если не знать, как вести себя с ним, то можно огрести в лесу или даже у себя дома. Например, вот ценный лайфхак шорцев из Неожиданного: не забывайте тщательно отряхнуть себя, когда возвращаетесь из леса, иначе притащите домой духов, которые разбегутся по углам и будут душить по ночам всю семью.
Откуда духов прогнать точно не получится, так это из зимников — маленьких избушек, где охотники ночуют во время своих длительных вылазок в тайгу. Хуже всего, если это зимник умершего охотника и там остались его старые вещи: кружка, одеяло, ножик. Как только станет темно, в избушке начнет ощущаться чье-то присутствие, а предметы загрохочут. Один из наших героев рассказывал, как ему в лоб прилетела жестяная кружка, другой учил всегда ночевать с ножом в изголовье и ружьем под рабочей рукой. Но тут нюанс: если ночью к вам в зимник кто-то стучится или вы чувствуете, как нечто сейчас войдет в дверь, никогда не стреляйте сразу. Сначала крикните: «Если ты человек, заходи, если дух, я стреляю сквозь дверь». И дождитесь ответа. Такие правила появились не на голом месте: охотники действительно стреляли сквозь дверь и далеко не всегда попадали в бесплотного духа.
В Неожиданном нам рассказали об одном случае, когда курок был нажат не зря. В 1990-х в поселке шаман поругался с охотником. После очередной стычки охотник понял, что ему надо быть осторожным — он как раз собирался уходить в тайгу на промысел. На всякий случай зарядил ружье длинной иголкой, заговоренной от злых духов, и пошел в лес. Ночью в его зимник ввалилась черная тень. Охотник сразу схватил ружье и выстрелил. Тень растворилась на месте. Утром он бросил все и побежал обратно в поселок. Сразу направился к шаману и застал его с забинтованной рукой.
— Ночью ты ко мне приходил?
— Я.
— Хотел убить?
— Да. — И охотник выстрелил в шамана.
«Правда было, он потом отсидел за убийство», — кивал рассказывающий об этом шорец.
Еще в Неожиданном жила шаманка Надя. Вот к ней нам удалось подобраться очень близко. Мы ночевали у нашего проводника, а живет он в бывшем детском саду. Когда сад закрыли за ненадобностью, здание поделили пополам на две квартиры. В одной поселился наш герой вместе с супругой, а за стеной — шаманка Надя и ее сестра. Конечно, нас очень взбудоражила эта новость, потому что за день мы успели наслушаться историй от шорцев, как шаманка камлала, предсказывала будущее, лечила наших собеседников и гадала, когда к ней бегали шорки, волновавшиеся за мужей в тайге.
К нашему разочарованию, оказалось, что вторая половина бывшего садика сейчас пустует, а шаманка Надя давно ушла к духам. Но мы все равно внимательно прислушивались всю ночь к скрипу половиц за стенкой: ну, вдруг?
Конечно, не все эзи настроены враждебно. Некоторые из них помогают охотникам или спускаются просто посмотреть на людей, может вспомнить себя живыми. Шорец, давший совет отряхиваться у калитки, рассказывал, как в детстве отец попросил его вечером напоить лошадей. Мальчик подошел к реке и увидел, как с гор спускается высокий белый человек. В свете луны бледная фигура перешла реку и двинулась по поселку. Все собаки притихли, попрятались и даже не лаяли на чужака. А он просто проплыл по улице и скрылся в тайге. Потом уже наш герой догадался, что это был таг-эзи.
В Неожиданном мы познакомились с шорцем, который рассказал, что ему снятся вещие сны. Его отец был опытным охотником и научил сына трактовать сновидения, чтобы знать, будет удача в тайге или нет. Мы, конечно же, записали шорский сонник, держите.
Ругань. Когда во сне на шорца кричит мать или сестра, значит, удачи не будет. Просыпаемся и возвращаемся с охоты домой.
Деньги. Важно, что это было: банкноты или монеты. Бумажные деньги — счастливый знак, к удачной охоте, а вот мелочь не сулит ничего хорошего.
Водка. Алкоголь предсказывает скорую смерть. В ночь перед смертью отца шорцу снилось, как он пьет водку граненым стаканом.Табун лошадей. Если во сне перегоняли лошадей или слышался стук копыт, быстрее бегите на охоту: на ваши угодья должны прийти соболя.
Покойники. Преследование ожившими мертвецами означает, что сегодня на охоте вы встретитесь с медведем. Будьте начеку
Из Неожиданного мы совершили роудтрип до Абакана. Там в Минусинской котловине, в древнем русле Енисея, раскинулась уникальная Койбальская степь. Место, будто бы созданное природой, чтобы вести сельское хозяйство. Здесь и климат, и ландшафт сложились таким образом, что скот можно пасти почти круглый год. Ветра выдувают снег и не дают вырасти сугробам, поэтому животным легко добывать себе корм даже зимой.
В Абакане мы встретились с жителями степи и активистами, которые пытаются помешать ее уничтожить: несколько лет назад сюда тоже пришли угольные разрезы.
В подкасте мы говорим о проблемах шорцев и хакасов, точнее койбалов — хакасского рода, живущего в Койбальской степи. Шорцы и хакасы — два родственных тюркоязычных народа, и у них есть схожие черты. Пересекаются фольклор и мифология, в местных сказках есть даже истории об их взаимоотношениях. У шорцев, например, хакасы — людоеды, которые угрожают съесть шорскую деревню. А в хакасских легендах шорские шаманы воруют души степных детей.
Путаницу добавила советская бюрократия: паспортистки записывали шорцев в хакасы, и они не были против. Один из героев проекта рассказывал нам, как сам скрывал свое происхождение, потому что многие шорцы сталкивались с проблемами при поступлении в вуз или устройстве на работу. В команде мы для себя определили так (надеюсь, никого такое сравнение не обидит): в мире фэнтези шорцы и хакасы отличались бы друг от друга, как лесные и степные эльфы.
Гладкой степь не назовешь: она щербатая из-за огромного количества курганов и идолов, которые называют каменными бабами. Это столбы до трех метров высотой, испещренные, вероятно, ритуальными рисунками. Их создали окуневцы — люди с сумасшедшей фантазией, которые, по оценкам ученых, жили в Минусинской котловине примерно в 2600 году до нашей эры. Таких археологических памятников в республике больше 30 тысяч. Местные хакасы с детства играют вокруг этих древностей, пасут скот, просто живут.
Из-за этих артефактов угольщики не могут официально рыть карьеры в Койбальской степи сразу же, как получат лицензию. Их обязывают сначала заказать экспертизу, чтобы археологи провели раскопки и сохранили памятники. Это тормозит планы корпораций, а иногда и вовсе препятствует им. Так что, когда койбалы говорят нам: «Наши мертвые нас защитят», они могут иметь в виду не эзотерику, а вполне реальное законодательство.
Когда мы работали над эпизодами про Койбальскую степь, нас немного подвел наш взгляд на исторические памятники, который, наверное, свойственен жителям Центральной России. Древнее захоронение мы представляем как артефакт некой исчезнувшей цивилизации, и кажется справедливым, чтобы такое сокровище не гнило в земле, а было спасено археологами, изучено и выставлено в музее.
Для жителей Койбальской степи все иначе. Ментально они крепко связаны с погребенными в курганах. Хакасы воспринимают могильники как совершенно обыденную часть степного пейзажа, которая есть и будет всегда, и относятся к курганам с глубоким почтением. Даже если какой-то из них очень древний, для жителей ближайшего поселения — аала он будет все равно что могила родной бабушки на кладбище. «Они прикрываются спасательными работами, а в итоге наше наследие тащат туда, в подвалы музеев», — так объясняют местные, почему не считают археологов своими друзьями. Ученых зовут «гробокопателями» и причисляют к сообщникам угольщиков.
«У них как бы хороший имидж, такой Индиана Джонс, Лара Крофт, все разрушаем, курганы вскапываем. Но памятник уничтожается навсегда. Его больше не будет. Есть могильник со своей логикой, со своей генетикой. Может быть, на миллион тонн меньше вы продадите угля, а нам останется памятник?» — объясняет позицию степных жителей Станислав Угдыжеков, кандидат исторических наук, доцент Саяно-Шушенского филиала Сибирского федерального университета.
Об этом конфликте мы ничего не знали. Думали, раз археологи сохраняют памятники, они должны быть на одной стороне с местными жителями, и их комментарии обогатят проект. Несколько месяцев пытались связаться с кем-нибудь из них. Ответил только Игорь Кызласов, ведущий научный сотрудник отдела средневековой археологии Института археологии РАН. Разговаривать он отказался, объяснив, что Койбальская степь для него кровоточащая рана, бередить которую лишний раз он не хочет. Однако признался, что считает археологов единственной силой, способной хоть что-то еще спасти в Минусинской котловине.
В Койбальской степи есть местность Майрых. Койбалы считают, что на русский это название переводится как «Лоно богини Ымай». Это одна из главных богинь в тюркской мифологии. Неподалеку есть гора с ее именем. В хакасских легендах, когда женщина не могла родить ребенка, шаман летал на бубне на эту гору, где в окружении душ детей и животных жила Ымай, и пробовал с ней договориться, чтобы она позволила ребенку родиться на свет. Эдакое древнее шаманское ЭКО. Если убедить богиню не получалось, то можно было украсть душу новорожденного из другой семьи. Вокруг этого шаманы, можно сказать, выстроили целый черный рынок, где несостоявшиеся родители могли «заказать» ребенка.
В «Лоне Ымай» обустроился Майрыхский угольный разрез. В 2019-м для разреза купили китайские установки сухого обогащения угля. Их поставили на территории сначала в порядке эксперимента, а когда его признали удачным, то оставили совсем. Сильной струей горячего воздуха установки сушат уголь и так повышают его ценность. В процессе работы мелкие частицы породы выбрасываются столбом черного дыма высоко вверх. Глядя на этот пейзаж с зияющей дырой угольного карьера, тяжело не провести параллель с Мордором.
Масла в огонь подливает название модели китайских установок — «Дракон». Так в Койбальской степи прямо сейчас рождается новая легенда. Местные говорят: «Ымай оказалась в плену у драконов».
Старожилы преисполнены эсхатологических настроений: духи так все не оставят, грядут большие беды. Последние годы в степи участились пожары, меняется уровень воды, ухудшается ситуация с чистым воздухом. Местные мистики объясняют климатический кризис не чем иным, как злостью Ымай.
Экспедиция была в марте, а подкаст мы начали выпускать только осенью. В октябре мы позвонили юристу общественной организации «Родная степь» (помогает скотоводам в суде против угольщиков), чтобы узнать последние новости. Юрист был рад и даже злорадствовал: оказалось, разрезы в степи встали. «Говорили наши бабки, не трогайте Майрых, не лезьте. Но не слушали же!»
Из-за эмбарго Евросоюза весь российский экспорт переориентировался на восток. РЖД пришлось спешно изменить правила перевозки грузов, чтобы от резко возросшей нагрузки не случился коллапс. Уголь разрешили вывозить в таких количествах, что добыча стала нерентабельной. Добытую породу пришлось складировать, часть рабочих отправили в отпуск.
В других регионах довольно быстро удалось решить вопрос, и допустимый объем грузов увеличили, но не в Хакасии. Без каких-либо причин в документы просто не вписали уголь из республики. Руководство разрезов обратилось к властям, губернатор региона встретился с представителями РЖД и даже вроде смог уладить дело. Но если читать республиканские новости, то ситуация изменилась слабо и в «новом году перспективы туманны».
Как хакасы, в богиню Ымай верят и шорцы. У них она имеет два воплощения: Ак Ымай и Кара Ымай. Если первая дарит души и оберегает детей, то вторая несет болезни и смерть. Злить ее не стоит, а то придется потом гадать, как с миллиардером Босовым: просто совпадение, или шаманам действительно есть чем ответить на вызов корпораций.
Послушать подкаст «У шамана три беды» можно на Яндекс.Музыке, Spotify, Apple Podcasts и других платформах.
