В последние годы правительства разных стран регулярно вступают в конфликт с большими компаниями из-за нарушения законов или действий в серой зоне, где нормы еще не установлены. При этом государства и политические деятели имеют все меньше влияния на развитие экономики и даже на геополитическую расстановку сил. В то же время международные корпорации контролируют большие массивы данных людей по всему миру и владеют капиталами, сопоставимыми по размеру с бюджетами крупных стран. О кризисе национальных государств и подъеме корпораций специально для Perito рассказывает антропологиня Дарья Холодова.
Чтобы не пропустить новые тексты Perito, подписывайтесь на наш телеграм-канал и инстаграм.
Модель государства, которая доминирует сегодня, называется национальным государством. В ее основе лежит идея, что народ, живущий на определенной территории, воплощается в фигуре правителя, который представляет волю этого народа. Свободные, равные люди, оказавшиеся по одну сторону линии на карте, объединяются, пишут конституцию, выбирают главного и таким образом получают национальное государство.
В Европе эту модель ввели еще в 1648 году, но воплощаться она начала после французской революции 1789 года, а доминировать — после Первой мировой войны с падением европейских империй. После Второй мировой войны форма национального государства была принудительно экспортирована в бывшие европейские колонии.
В науке нет единого определения суверенного государства, но есть консенсус по поводу некоторых ключевых признаков. Можно выделить два: контроль над населением на своей территории и монополия на легитимное насилие на этой территории. В течение многих десятилетий национальное государство было самым могущественным субъектом, который способен применять серьезную физическую силу — полицию и армию — и обеспечивать соблюдение принятых им законов на своей территории.
С развитием технологий связи и с дерегуляцией финансовых рынков в 1980-е годы капитал стал все более независим от конкретной страны и государства. Крупные международные холдинги и корпорации получили возможность быстро перемещать деньги по всей планете и владеть внешними долгами государств. Кроме того, с помощью лоббирования и хитрых коррупционных схем корпорации получили возможность влиять на законодательство любой страны в мире. Наиболее яркие примеры здесь — нефтегазовое лобби, которое продавливает разрешения на разрушительную добычу нефти в Арктике; компании, производящие пластик и имеющие влияние на климатический саммит ООН; консенсус фармацевтических компаний, который не позволил бесплатно распространять вакцину во время пандемии COVID-19.
В свою очередь, государства, наоборот, стали все сильнее зависеть от технологий, которыми владеют частные корпорации. Компьютерное обеспечение чиновников, системы надзора и безопасности, карты и базы данных — все эти функции находятся в руках частных компаний. «Гугл» или «Яндекс», владея данными о поисковых запросах и перемещениях людей, знает о россиянах, французах или аргентинцах больше, чем правительства этих стран. А недавний сбой в работе продуктов «Майкрософта» показал, что одна эта корпорация может остановить работу судов, банков и бирж.
По мотивам дискуссий о массивах данных появляются новые теории суверенитета. Согласно последним, вопрос о территории оказывается менее важен, а определяющей чертой суверенной власти является владение данными и контроль над ними. В этом смысле власть частных корпораций сильно опережает власть государств. Более того, государства становятся зависимыми от корпораций, способных производить новые технологии организации населения. «Фейсбук» может манипулировать мнением избирателей в разных странах, контролируя алгоритмы выдачи информации в ленте пользователей. «Амазон» накопил столько данных о своих клиентах, что может предсказывать, что они захотят купить, еще до того, как сами пользователи это осознают. «Гугл» может контролировать, какие результаты будут находить пользователи по тому или иному запросу, направляя потоки потребительских денег и внимания.
При этом государства пока не могут контролировать деятельность крупных корпораций, так как законы не успевают за развитием коммуникационных технологий. Даже капиталы этих корпораций не контролируются государствами, потому что большая их часть оказывается в офшорных зонах.
Американская научная журналистка Леи Филипс и канадский публицист Майкл Рожворски восхищаются тем, насколько сложные организационные и логистические задачи могут централизованно решать американские ретейл-гиганты «Уолмарт» и «Амазон». Журналисты называют их настоящим свидетельством эффективности плановой экономики. Эти корпорации владеют капиталами, сопоставимыми по размеру с крупными экономиками мира. Например, все активы «Амазона» стоят 1,7 триллиона долларов. Это больше, чем экономики Южной Кореи, Австралии, Испании и Мексики.
«Причина, по которой национальное государство смогло чего-то достичь — в некоторых местах очень многого, — в том, что на протяжении большей части XX века политика, экономика и информация совпадали по размеру и организовывались на национальном уровне. <…> После стольких десятилетий глобализации экономика и информация переросли авторитет национальных государств. Сегодня распределение ресурсов планеты практически не оспаривается никакими политическими механизмами».
Рана ДасгуптаИз книги The demise of the nation state («Смерть национального государства»)
Корпорации возрождают полузабытую практику индустриальных колоний (company towns), распространенную в XIX — начале XX века. Индустриальные колонии — это жилые поселки, которые строятся вокруг определенного предприятия и где живут работники этого предприятия. Владелец получает почти полный контроль над устройством и жизнью поселков: он контролирует и то, какую зарплату получают сотрудники, и то, на что они могут ее потратить. Дома, школы, больницы, магазины и транспорт в таких местах принадлежат владельцам этого градообразующего предприятия.
Американский гигант «Уолмарт» начал строить похожий проект в Бентонвилле, небольшом городе в штате Арканзас, где в 1940-х был открыт первый магазин семьи Уолтонов. Проект предполагает создание кампуса компании с магазинами, ресторанами и музеями, который станет частью самого города. В него планируется переселить весь административный персонал. Пока кампус рассчитан на 15 тысяч сотрудников, но в будущем его планируют расширить.
«Уолмарт» известен зарплатами ниже прожиточного минимума и практиками контроля и слежки за работниками своих гипермаркетов. Поэтому, вероятно, концентрация персонала высшего звена в одном месте — это тоже способ контроля и подавления трудовых конфликтов. Если переселить всех менеджеров в город, где нет других работодателей и где у корпорации везде есть глаза и уши, то они не смогут создавать профсоюзы и требовать от владельцев уступок.
Неслучайно практику индустриальных колоний придумали сторонники патернализма — идеологии мудрого патрона предприятия, который воспитывает своих работников и знает, что для них лучше. Архитектор Лиам Хифи и географ Алан Вииг считают, что «кварталы инноваций», которые стали появляться по всему миру по подобию Кремниевой долины, тоже можно считать примером современных индустриальных колоний. Это отдельные от остального города территории, управляемые частными компаниями и подстраивающиеся к нуждам ограниченной группы людей — технических специалистов, которых компания хочет привлечь. Остальные жители с этой территории вытесняются.
Государственная монополия на насилие — второй формальный признак суверенитета, то есть власти на собственной территории. В Западной Европе это действительно так. Но в большинстве стран мира государственная монополия по-прежнему редкость.
В США, где есть свободный доступ к огнестрельному оружию, о такой монополии речи быть не может. В странах Латинской Америки проходят каналы наркотрафика и части территорий контролируются военизированными группировками, которые не подчиняются государству или подчиняются весьма условно. В России в 1990-е годы распространились частные охранные предприятия. Российский социолог Вадим Волков называет этот бизнес, очень тесно связанный с преступным миром, силовым предпринимательством.
Войны в Ираке и Афганистане стали толчком к распространению частных военных компаний (ЧВК). США пользуются силами наемников в своих кампаниях на Ближнем Востоке и в Африке. Турция, Германия, Великобритания, Канада также прибегают к услугам военных компаний для продвижения своих интересов и распространения влияния в других странах. Для русскоязычного читателя эта аббревиатура знакома по ЧВК, которые участвуют в войне в Украине. Деятельность таких компаний до сих пор плохо регулируется. Продолжаются споры, какие органы должны следить за деятельностью частных военных компаний.
Шведская военная экспертка Каролине Холмквист считает, что основная проблема на пути к регуляции ЧВК — это приоритет краткосрочной выгоды над долгосрочной стабильностью: «Нужно предпринять все возможные усилия, чтобы в первую очередь установить функциональные и демократические институты безопасности. Только отойдя от краткосрочной логики тирании рынка, сильные и слабые государства смогут установить процветающую международную систему, способную противостоять угрозам и обеспечивать справедливое управление безопасностью».
Межнациональные конфликты, которые начались в последние годы, тоже свидетельствуют о кризисе суверенной власти. По мнению Рана Дасгупта, такая эмоциональная острота вызвана не убежденностью в стойкости и целостности своей группы, а, наоборот, страхом за ее сохранность, который разрешается с помощью ненависти к внешнему врагу.
Вооруженные группы религиозных фундаменталистов, такие как «Харакат аш-Шабаб» в Сомали, «Боко харам» в Западной Африке и «Исламское государство» на Ближнем Востоке, еще один тип субъектов, которые провоцируют транснациональные конфликты и сеют хаос на территориях бывших колоний. ООН, не способная повлиять на ход этих конфликтов, тоже стремительно теряет свою легитимность.
Если частные компании могут применять насилие и контролировать население в обход государства, то значит ли это, что государство становится неспособным выполнять свою функцию? Сложно сказать. Государство все еще отличается от любого образования, способного осуществлять насилие и контроль. Вадим Волков в своей докторской диссертации пишет:
«Основные отличия государства от бандита состоят в следующем:
а) государство производит безопасность, справедливость, порядок как общественные блага (априорно и для всего сообщества граждан), а не как частные услуги, которые предоставляются отдельным клиентам при условии оплаты;
б) применение насилия и принуждения государством ограничено набором безличных формальных процедур, что должно снижать степень произвола, свойственного бандиту;
в) обе … особенности действия, а также идеология долга и служения (государству, народу, отечеству) способствуют обретению легитимности, то есть тому, что господство группы, контролирующей насилие, выглядит в глазах большинства граждан „полезным“ и „справедливым“, поэтому признается и добровольно поддерживается».
Государство нуждается в легитимности своей власти, то есть в том, чтобы граждане признавали его право осуществлять над собой власть. Эта легитимность основана на вере, что государство действует во имя всеобщего блага. Частные корпорации по определению стремятся только к извлечению прибыли. Поэтому корпорации-государству для удержания контроля за исполнением своих «законов» придется мобилизовать очень мощный и дорогостоящий аппарат надзора и принуждения.
Марксистский философ Луи Альтюссер писал, что государство — это не антагонист капитала, а его идеологический аппарат. Сегодня капитал достиг огромной глобальной мощи, но это не значит, что он может обойтись без прикрытия от легитимной власти. Современное государство представляет собой гибрид с корпорацией. Поэтому мы наблюдаем не перманентное качественное изменение в распределении сил, а крайнее положение маятника, где власть капитала близка к максимуму настолько, что государственный аппарат уже не может ее скрыть. Этот же маятник может качнуться в сторону более серьезного отношения к всеобщему благу.