Сидеть в тюрьме или быть на судне, которое вмерзло во льды, — что жестче? Заключенные лишены жизни, которая кипит за стенами тюрьмы. Люди на судне свободны, но вокруг них жизни нет вообще.
Привет! Меня зовут Миша Ронкаинен. Я на судне «Василий Головнин» российской транспортной группы FESCO, которое после успешной миссии по доставке грузов на индийские антарктические станции тихо застряло в бескрайних льдах. Как это вышло, я рассказывал в предыдущих текстах.
Часть первая: «Я на судне, которое может вмерзнуть во льды Антарктиды»
Часть вторая: «Как мы вмерзали во льды Антарктиды»
Сейчас мы просто стоим посреди снежного молчания в 4 тысячах километров от ближайшего города. Никто из людей на судне не понимает, как и когда мы туда попадем. Это мой дневник.
1 апреля
Приходят новости, что в наши края идет судно «Академик Федоров», которое обслуживает российские антарктические станции. Одна из них стоит неподалеку от индийской станции, к которой ходили мы. Если «Федоров» будет разгружаться для российской станции в том же месте, где «Головнин» для индийской, то мы сможем выйти на свободу его свежим каналом. Появляется надежда на возвращение на Большую землю.
Устанавливаем с «Федоровым» радиосвязь. Сквозь шипение и помехи слышим, что ему до нас неделя пути. Наш капитан дальновидно рекомендует «Федорову» разгружаться там же, где мы. С той стороны обещают подумать.
5 апреля
На закате снежную пустыню не отличить от песочной. Даже караваны есть, как в обычной пустыне.
Утром к барьеру подходит караван вездеходов с российской станции Новолазаревская. Или Ново, как называют ее индийцы, для которых выговорить «Новолазаревская» оказывается большой проблемой.
До прибытия «Федорова», который караван отоварит, двое суток. Но русские пользуются ясной погодой и приходят раньше. Лучше два дня посидеть в вездеходах на берегу, чем продираться сквозь возможную метель.
С другой стороны к нам подходят пингвины. Это удивительно — обычно пингвины тусуются у свободной воды, где плавает их еда. А эти зачем-то чапают вразвалочку по льду с десяток километров к большой непонятной штуковине, встают и смотрят.
Может, мы для пингвинов уже богами стали? Они к нам умирать приходят… Не хочется об этом думать. А хочется туда, где пустыни теплые и без пингвинов. На север.
7 апреля
Такая маленькая точка, а так много значит! Это «Федоров» пробивается сквозь льды в нашу сторону. За два дня он прошел путь, который мы грызли половину месяца. Сила!
⠀
Ночью Федоров проходит в пяти сотнях метров от нас. С обеих сторон люди смотрят друг на друга. На «Головнине» народ сильно радуется. «Наша свобода идет», — улыбаются люди.
⠀
«Федоров» встает на то же место, где разгружался «Головнин». Канал, который он проделал, в нашем распоряжении. Но все не так просто. На улице дубак. Лед затягивает канал почти моментально. Ветер укрывает его толстой снеговой подушкой. Мы пытаемся идти, но безуспешно.
Переходим к плану Б: ждем разгрузки «Федорова» и выходим за ним хвостом.
Ждать минимум неделю: у русских мало цистерн для главного груза — топлива. Индийцы сразу перелили 500 тонн горючки, что привез им «Головнин», по своим 20 цистернам. Русские работают челночной схемой: переливают топливо с «Федорова» в те несколько цистерн, что есть, везут их на базу, там сливают и возвращаются к судну за новой партией горючки. Это очень трудоемко. Но русские умеют работать. Вездеходы снуют от «Федорова» к базе и обратно без остановки. Радиосвязь не замолкает — все время переговоры, координация. И днем, и в кромешную антарктическую ночь.
— Уралочка, ответь Ландышеву. Как дела? Едешь?
— Нет, забуксовал. Огней не вижу. Не понимаю, куда ехать.
— Уралочка, я сейчас прожектором с судна пошарю, чтобы тебе ориентир был.
Индийцы после двух ночей работы ходили с выражением «fuck yeah!» на лице, будто они эту Антарктиду открыли. Для них работать по ночам — героизм невероятный. Для русских — обычное дело.
15 апреля
В день отхода «Федорова» на «Головнине» очередная всеобщая радость. «Скоро мы вылезем изо льда на свободную воду, а там и дом близко. Прощай, Антарктида!» — общаются люди. Но, как и все последние радости, эта заканчивается быстрым разочарованием.
«Федоров» выводит «Головнина» из сплошного льда. Но на этом трудности только начинаются. За сплошным льдом раскинулось гигантское поле битого льда шириной в 80 километров. На пути сюда мы проскочили его за пару дней. Но с тех пор ледовое поле посуровело, укрылось толстым слоем снега и стало похоже на хлопья, которые разварились в горячем молоке. Кашица таких хлопьев за минуту затягивает канал, который пробивает «Федоров», будто никакого канала и не было. Мы безбожно вязнем. Каша окружает нас со всех сторон. Движения нет совсем.
«Не знаю, как вам еще помочь», — говорит капитан «Федорова» на следующий день. У него выбор: стоять с нами — в ледяной каше «Головнин» вязнет что с «Федоровым», что без — или выполнять свою программу — идти к следующей станции, где его ждут люди. Капитан выбирает второе. «Федоров» уходит. Мы остаемся во льдах. Одни. Без надежды скоро выбраться.
К этому моменту я уже сросся с судном. Мое сознание длиной ровно 164 метра и в форме корабля. Василий Ронкаинен или Миша Головнин — не отличить.
Где-то другая жизнь бурлит. В ней есть цвета, кроме белого, девушки в юбках. Еще недавно я тосковал по той жизни. А сейчас понимаю, что забыл ее и даже боюсь. Наверное, это же чувствуют заключенные в тюрьмах.
«Что это, блин, за мысли?» — ужасаюсь я. Надо социализироваться! Звоню другу. Тот говорит, в Москве дождь. Очуметь, где-то бывает что-то кроме снега?! Я прям чувствую, как дичаю. Еще месяц — и на луну завою.
19 апреля
Кто-то произносит слово «эвакуация». Сначала ее несмело обсуждают в курилках. Потом внезапное объявление: всему экипажу собраться в столовой. Всему — это даже тем, кто стоит вахту. Никогда такого не было.
Выясняется, что наша проблема стремительно вошла в самые высокие кабинеты. Еще бы: 81 человека зажало во льдах без надежды на скорую помощь. Топливо и продовольствие кончаются. Пока этого не случилось, влиятельные люди из Индии и России решили нашу проблему между собой. «Федоров» далеко не ушел. На Большую землю мы вернемся на нем. В ближайшие дни с «Головнина» вертолетами эвакуируют людей. Но совсем бросать судно нельзя. На собрании в столовой решают, кто из экипажа остается: ждать ледокола, который вытащит «Головнина» буксиром, или зимовать. Точного решения пока нет. Отбирают 20 человек. Остальные пакуют чемоданы.
Эвакуация начинается следующим утром. Объявляют посадку. На палубе расстилают сеть пять на пять метров. Пассажиры ставят туда багаж — в салоне багажных мест нет. Вертолет возьмет сеть подвесом на тросе — такое вот багажное отделение по-антарктически.
Погода не лучшая для полетов: небольшой снег и ветер. Комфорт тоже так себе: стюардесс и горячего питания на борту КА-32 нет. Внутри вертолета с трудом помещаются 15 человек. Люди садятся на две скамьи вдоль бортов. Коленка к коленке, без сантиметра свободного места. Самые отчаянные берут с собой рюкзаки и чемоданы с хрупкими вещами. Пространства не остается вообще. Вертолет забит, как банка шпрот.
Чтобы перевезти 60 человек, нужны четыре полета. До «Федорова» всего 40 километров, но они идут сквозь безликие льды. Во льдах нет никаких ориентиров. Ухудшись погода до тотальной белой мглы — а это в Антарктиде дело 20 минут — быть беде. Вертолет будет блуждать в поисках судна, пока не кончится топливо. Метка GPS не поможет — ледяное поле не стоит, а движется. «Головнин» и «Федоров» дрейфуют вместе с ним. Важно перелететь, пока есть видимость.
«Не можем принять борт. Нас заволакивает туманом», — говорят с «Федорова» по рации в последний момент. Вылет отменяется. Пассажиры нехотя вылезают из вертолета и возвращаются в каюты, с которыми уже успели попрощаться.
Через час посадку объявляют еще раз, но вылет также отменяют в последний момент. В итоге до темноты так никто не улетает. Эвакуацию переносят на завтра.
А завтра начинается дульник. Так в Антарктиде называют нудный ледяной ветер, который дует сильно и без остановки, будто бесконечно толкает. Погода объявляется нелетной, пока дульник весь не выдует. Это не меньше трех дней.
21 апреля
Ледовое поле вокруг нас — живое. Оно ритмично пульсирует: сжимается и разжимается. Как улитка ходит. Только еще медленней. Каждый такт может длиться неделю. Три дня льдины плотно сжаты, сквозь них не протиснуться. Потом льдины отпускают друг друга. Между ними появляются дорожки и лужицы, по которым можно идти. До следующего сжатия.
Сейчас разжатие. Капитан «Головнина» Иксан Хамитович не оставляет попытки самостоятельно выбраться на свободную воду. На его воле за первые сутки дульника судно проходит 40 километров. Правда, в нужную сторону лишь на 14 — идем не прямо, а дикими зигзагами по лужам и трещинам, как по лабиринту. Но даже 14 километров никто не ожидает.
Иксана Хамитовича не остановить. Под конец дульника он подводит «Головнина» вплотную к «Федорову». Мы радостно машем тому с палуб. На фоне таких успехов капитан отменяет эвакуацию и решает идти к свободной воде своим ходом.
Вертолет на «Федорова» все-таки отправляют. Правда, не с пассажирами. Длительность нашей экспедиции превышает все планы. Провизия на исходе: супы давно похожи на бульон, овощи и фрукты я уже и забыл, как выглядят. Последний мы месяц питаемся кашами, макаронами и мясом, но и те кончаются. Запасы нужно пополнить. Просим еды у «Федорова».
Он дает крупы, картошки, капусты, соли… Вертолет с едой разгружают вообще все. Индийцы и русские встают в длинную очередь за мешками и коробками. Это первый раз, когда индийская и российская команды полным составом делают что-то вместе. Порыв единения понятен — все на эйфории. Лед тончает. «Головнин» идет по нему медленно, но без остановок. Видимо, и мы изо льда выйдем, и картошка в суп вернется. Класс!
23 апреля
Первыми вестниками свободы становятся киты. Повсюду их шумные фонтаны. Киты не заплывают в суровые льды, где негде всплыть и подышать. Значит, мы движемся в верном направлении.
Потом начинается зыбь. Видно, как ходит волнами ледовое поле. От километра к километру льдины становятся все тоньше и обрывистей. Вырождаются и пропадают совсем. Мы выбираемся на свободную воду!
Но это не все — надо еще вернуться в Кейптаун.
24 апреля
За время ледового плена забылось, что на судне бывает качка, а я страдаю легкой формой морской болезни. Проще говоря, иногда меня смачно выворачивает за борт. Но времени привыкнуть полно: топлива на судне в обрез, потому движемся самым экономичным ходом. Впереди 4 тысячи километров, которые мы идем со скоростью 12 километров в час. Это на пару недель.
Идем строго на север. Дни перестают укорачиваться. Температура ползет вверх. Антарктические снега, которыми еще покрыт «Василий Головнин», тают. Зимовщики, которые провели в Антарктиде полтора года, тоже неспешно размораживаются. Они похожи на зомби — выползают на палубы и отчаянно греются под забытым теплым солнцем.
2 мая
Уже у самой Африки поворачиваем назад к Антарктиде. Нет, никто не забыл там ключи или утюг выключить — капитан пытается уйти от циклона.
Не получается. Нас накрывает лютый шторм. Волны высотой с пятиэтажный дом захлестывают палубы целиком. 164-метровое судно метает как резиновую уточку. Старпом объявляет по громкой связи: «Не выходить на улицу. Задраить гермодвери и иллюминаторы» — запросто может смыть за борт. В каютах словно птицы летают чемоданы и люди.
Утром в столовой накрывают завтрак, но просто дойти на него решаются лишь несколько человек. Само помещение выглядит как после войны: битая посуда и баррикады из стульев. Потом где-то прорывает обшивку, и столовую вообще затапливает водой с палуб. Вместе со всем первым этажом.
Обед и ужин мудро раздают сухпайком: банка тушенки и пакет сока. Все едят в каютах.
5 мая
Сотый день экспедиции. Мы возвращаемся из Антарктиды! Побитый штормом, измученный льдами, на 30 дней позже самого позднего срока «Василий Головнин» на последних каплях топлива подходит Кейптауну.
Как только начинает ловить сеть, все утыкаются в телефоны: звонят близким, которых не видели много месяцев. Кратко пересказывают им истории наших приключений, которые ты, дорогой читатель, уже знаешь. Моряки со стажем в 30 лет признаются, что это был самый сложный рейс в их жизни. Скоро я начну выпускать из него ролики. Подписывайтесь на канал, чтобы не пропустить их @venoru.
Я прощаюсь с экипажем, схожу на Большую землю, которой мы так грезили, и отправляюсь в аэропорт. Антарктида и Кейптаун — части моей кругосветки. Следующая остановка — Южная Америка. Затем Мексика, Австралия, Азия — и только потом домой. Загляни в мои соцсети, чтобы узнать, добрался ли я туда: