Двенадцать процентов людей в мире участвуют в каком-то из кооперативов. Всего объединений, называющих себя кооперативами, больше трех миллионов, а ООН объявила 2025 год годом кооперативов. Они создаются по всему миру кем угодно: анархистами, уволенными работниками, уставшими женщинами, индейцами, которых лишили земли, жильцами в домах без воды, газа и электричества. Что это такое, для чего нужно, по каким принципам существует, какие проблемы решает? Разбирается Дарья Штурман на примере Латинской Америки, одной из самых богатых на кооперативы территорий.
Практики объединения людей для совместной работы, базирующиеся на принципах взаимопомощи и равного участия, можно найти в самом далеком прошлом. Антропологиня Маргарет Мид писала в книге «Cooperation and Competition Among Primitive Peoples» (1937) о традиционных кооперативных практиках народа зуни из Нью-Мексико. Богатство у них перераспределялось, работы велись совместно. В Римской империи существовали ремесленные коллегии — группы лесорубов, торговцев и ювелиров. К XI веку в Европе появились сельские гражданские общины и ремесленные гильдии (а к XIII веку распространились почти по всей Европе). Известно, что в некоторых случаях руководителя гильдии избирали на ежегодном общем собрании, а члены гильдии имели по отношению друг к другу обязательства и несли ответственность. В Анатолии (современной Турции) в XIII веке возникло братство ахи — союз ремесленных и коммерческих организаций, созданный спасавшимися от монгольского нашествия беженцами из Туркестана. В африканских странах существует традиция эсусу (esusu), чаще всего ассоциируемая с народом йоруба в Нигерии, — система финансовой взаимопомощи.
Кооперация была распространена и у пиратов: они практиковали выборность, распределение обязанностей и денег. Многие современные исследователи (например, антрополог Дэвид Гребер в книге «Пиратское Просвещение, или Настоящая Либерталия») считают, что пиратские корабли были в большой степени демократичны и эгалитарны. В кодексе валлийского пирата XVIII века Бартоломью Робертса значилось даже, что каждый участник корабля «имеет право голоса в важных вопросах». В общем, кооперация очень разнообразна, и найти ее можно практически в любом периоде человеческой истории.
Эгалитаризм (от французского слова égalité — «равенство») — школа мысли, фундаментальная идея которой — равные права всех людей. Многие социальные и левые движения (феминистское, правозащитное, деколониальное, коммунистическое) основаны именно на этой концепции. Эгалитарные, соответственно, признающие равенство важной ценностью и поддерживающие его.
Кооперация как движение возникла во времена промышленной революции. В XVIII веке социалист-утопист Роберт Оуэн проводил эксперимент по улучшению положения рабочих своей текстильной фабрики в Шотландии и обобществил средства производства. А Шарль Фурье предложил экономико-социальную систему, основанную на небольших сельскохозяйственных общинах-фалангах, где люди бы работали не для прибыли владельца, а ради взаимной выгоды и помощи.
В 1844 году появился первый кооператив, основанный работниками, — магазин в английском городе Рочдейл. Ткачи, работавшие на хлопчатобумажных фабриках в ужасных условиях с маленькой зарплатой, решили объединить свои ресурсы и обеспечить друг друга базовыми товарами по низкой цене. В Латинской Америке первые кооперативы появились в конце XIX века: в Мексике в 1872 году возник кооператив по производству шляп, с 1875 года эмигранты из Франции и Германии создавали в Аргентине потребительские кооперативы товаров первой необходимости.
Как определяют кооперативы сегодня? Согласно Международному кооперативному альянсу, кооперативы — это предприятия, которые объединяют людей на демократических принципах («один член — один голос») вне зависимости от суммы, вложенной в предприятие. Цели кооперативов сосредоточены не вокруг прибыли, а вокруг общих ценностей, поддержки сообщества, социальной справедливости и устойчивого развития. В целом кооперативом можно назвать любое добровольное и автономное объединение людей, которые производят что-то, работают или решают свои экономические и социальные проблемы на основе взаимопомощи. В кооперативе человек — и работник, и управляющий одновременно, а работа не означает продажу своего труда кому-то.
Сегодня мировое кооперативное движение большое и разноплановое: существуют кооперативные платформы доставки и такси, больницы, школы, издательства, заводы, сельскохозяйственные кооперативы, общественные банки, супермаркеты. И, конечно, распространены они не только в Европе.
В ходе неолиберальной глобализации с середины 1980-х годов транснациональным корпорациям был предоставлен фактически неограниченный доступ к природным ресурсам на территории Латинской Америки, в том числе Мексики.
В Мексике 25 миллионов коренных жителей (одна пятая часть всего населения страны), которые говорят на 68 местных языках. Согласно Oxfam, 70 % этих людей живут в бедности, 43% из них сталкиваются с дискриминацией, только 8,5 % получают высшее образование, 40,5 % работают неформально.
Загрязнение воздуха и водоемов, уничтожение растительного разнообразия, сопутствующие этому болезни — в общем, самый настоящий экоцид — то, с чем пришлось столкнуться жителям этих мест. Неолиберальная глобализация также стала причиной существенных изменений в экономической жизни коренного сельского населения (народов цоцили, тохолабали, цельтали, соке, маме, науа и других). Импорт субсидированной сельскохозяйственной продукции обрушил мексиканскую сельскую экономику, а в 1992 году было разрешено приватизировать и продавать эхидо — общинные коллективные земли, принадлежащие индейцам. Почти пять миллионов крестьян были вынуждены перебраться в город или эмигрировать в США.
Концепция частной земельной собственности появилась на территориях коренных народов в ходе колониального процесса. Для большинства коренных народов земля — коллективное природное благо.
Хотя и раньше экономических проблем было достаточно. Несмотря на то что в начале 1950-х годов Латинская Америка поставляла до четырех пятых всего кофе, потребляемого в мире, люди, его производящие, жили в глубокой бедности. В Гватемале тысячам индейцев платили 15 долларов в месяц, в Колумбии они получали 5 % от итоговой стоимости кофе. Так писал журналист Эдуардо Галеано в книге «Вскрытые вены Латинской Америки» еще в 1970-х годах:
«В США и Европе производство кофе приносит доходы, создает рабочие места и приводит в движение большие капиталы; в Латинской Америке — дает нищенские заработки и усиливает экономическую диспропорцию стран, ему подчиненных. В США кофе дает работу более чем 600 тысячам людей; при этом североамериканцы, продающие латиноамериканский кофе, получают зарплату, неизмеримо более высокую, чем бразильцы, колумбийцы, гватемальцы, сальвадорцы или гаитяне, которые сажают и снимают кофейные зерна на плантациях».
Экономическое положение латиноамериканских крестьян, производящих кофе, с годами только ухудшалось. Для Мексики пиком стали 1990-е и подписание договора о свободной торговле между США, Канадой и Мексикой — НАФТА. Многие из тех, кто не эмигрировал в США, присоединились к сапатистам во время восстания 1 января 1994 года.
Сапатисты — гражданское движение на юге Мексики. Первого января 1994 года на фоне подписания договора о свободной торговле НАФТА представители движения восстали вместе с Сапатистской армией национального освобождения против угнетения коренных народов землевладельцами, правительством и корпорациями. Организовали автономные от мексиканского правительства зоны со своей системой управления, школами, больницами и кооперативами.
Основа экономической независимости сапатистов — кооперативы и коллективная работа. Как пишет о кофейных кооперативах Елена Корыхалова, участница кооператива Molotov, организующего поставки сапатистского кофе из Европы в Россию: «Сейчас функционирует три больших [кофейных] кооператива в разных зонах. Сапатисты самостоятельно экспортируют зерно, довозят его до порта, заключают договоры и отправляют по назначению. С бюрократией им помогает некоммерческая организация. В этих кооперативах есть фонды солидарности для членов, избранные главы и заместители, координирующие сбор, сортировку и отправку, но не получающие за это зарплату». Помимо кофейных кооперативов, существуют еще кооперативные магазины, текстильные мастерские, кооперативы по выпечке хлеба.
Другая форма труда — коллективная работа — отличается от кооператива своей обязательностью (правда, ротационной). Эти работы поддерживают деятельность школ, больниц, с их помощью создаются фонды, выдающие небольшие кредиты с минимальными процентами. Здесь задачи тоже очень разные: работы на винодельнях, кукурузных полях, проекты по пошиву обуви, производству строительных материалов.
Не связанный с сапатистской автономией кооператив Tosepan возник гораздо раньше, в 1977 году, на гористом, дождливом и труднодоступном северо-востоке штата Пуэбла в Мексике. Сейчас это один из наиболее масштабных кооперативных проектов коренных народов, превратившийся в союз. К 2018 году в нем было уже 36 тысяч членов, объединенных в 430 кооперативов. По словам участников, он появился для решения проблемы недоступности товаров первой необходимости, защиты прав фермеров и потому, что долгое время ими пользовались «злоумышленники, недобросовестные торговцы и богачи».
Направления кооперативной сети разнообразны — от производства кофе, кукурузы и перца до аптек, банков и школ:
Tosepan мечтают, что народы региона будут управлять собой в соответствии со своими обычаями, не подвергаясь вторжению инфраструктурных и бизнес-проектов, что решения, затрагивающие всех, будут приниматься на собраниях на основе консенсуса, мечтают о социальной, солидарной, бартерной и кооперативной экономике.
Объединение Masehual Siuamej Mosenyolchicauani («Женщины, которые работают вместе» на языке науатль) возникло в 1985 году как часть союза кооперативов Tosepan, но через несколько лет отделилось — и потому, что его участницы хотели организацию с советом, состоящим только из женщин, и потому, что считали требование Tosepan участвовать во всех их собраниях излишним — собственных мероприятий и у Masehual было достаточно. В итоге пять общин и их 200 участниц вошли в состав отделенной Masehual, а другие три остались женскими кооперативами в составе Tosepan (Tosepan Siuamej).
У Masehual четыре основных проекта: производство и продажа изделий ручной работы, траволечение, управление экоотелем Taselotzin и CAMI — ремесленные мастерские и семинары по правам человека и поддержке пострадавших от домашнего насилия. Женщины говорят, что изменились после того, как стали участницами кооператива: у них появились собственные деньги и они не вынуждены больше просить их у своих мужей.
В 1917 году во время Мексиканской революции в конституции Мексики было закреплено равенство мужчин и женщин. Однако в XX°веке перераспределение земли государством фактически исключало женщин, отдавая предпочтение мужчинам-фермерам. Сегодня, несмотря на то что крестьянки производят больше 50 % продовольствия в Мексике, они по-прежнему могут унаследовать землю только после смерти своих мужей.
Исследовательница Хилари Кляйн в книге «Compañeras — Zapatista Women’s Stories» пишет, что женщины из сапатистской автономной зоны, организовываясь в кооперативы, впервые почувствовали, что у них есть права. У женщин есть собственная, отдельная от мужчин, земля, свой транспорт для перевозок товара. Некоторые кооперативы организованы вокруг исторически «женской» работы: ткачества, вышивания, выращивания овощей, выпечки хлеба, некоторые — вокруг традиционно «мужской»: возделывания коллективного кукурузного поля, владения кооперативным магазином.
Однако антропологиня Мелисса Форбис отмечает, что женские кооперативы в сапатистских зонах все еще недостаточно распространены по нескольким причинам. Во-первых, домашний труд и уход за детьми остается преимущественно зоной ответственности женщин. Во-вторых, женщины часто сталкиваются с ревностью, подозрениями и даже насилием со стороны мужей, когда уходят работать. Перед ними встает выбор: хорошие отношения с партнером или экономическая независимость. Форбис пишет, что неравенство невозможно преодолеть только с помощью экономической автономии, нужна новая культура, в которой ценится и поддерживается труд женщин — и домашний, и сельскохозяйственный, и любой другой.
«Как мы можем измениться, если мужчины не знают, как делать тортильи, как готовить кукурузу, если они не знают, как стирать свою одежду? Мы должны научить мальчиков стирать одежду. Мальчики должны научиться мыть за собой тарелку. Мальчики должны научиться работать на кухне, а девочки должны учиться работать в поле», — говорит женщина из Caracol IV Morelia.
Появление платформенного капитализма привело к появлению новых форм труда. Хотя на первый взгляд платформа предоставляет много возможностей (работники включены в платформы в качестве предпринимателей и фрилансеров), это все же один из самых незащищенных и нестабильных видов занятости.
Платформенный капитализм — экономическая модель, в которой цифровые платформы, способные извлекать и контролировать огромное количество данных, обеспечивают взаимодействие потребителя и производителя. По мнению экономиста и социального теоретика Ника Срничека, современный капитализм ищет в данных источник экономического роста.
У работников подобных платформ (в Латинской Америке это, например, Uber, Glovo, Deliveroo, Rappi) нет оплачиваемых отпусков, пособий и компенсаций. Платформа наказывает работников, снижая им зарплату, если они не выполняют доставку в течение установленного приложением времени, что нередко заставляет курьеров рисковать жизнью.
С точки зрения исследовательской группы digi labour, Латинская Америка — один из худших регионов мира по условиям труда на цифровых платформах. А согласно организациям Development of Alternatives with Women for a New Era (DAWN) и IT for Change, платформы усилили обнищание женщин — мелких фермерок, микропредпринимательниц и работниц — на Глобальном Юге.
В 2017 году в Бразилии появился платформенный кооператив женщин и транслюдей Señoritas Courier, предлагающий услуги доставки на велосипедах. Это не очень большой коллектив из 10–20 человек, как правило уволившихся из курьерских платформ-гигантов. Кооператив организован на принципах «достойного труда». Вот что он значит для Senoritas Courier:
Однако часть работы (прием заказов и другое администрирование) делается бесплатно, на чистом энтузиазме, а кто-то признается, что денег, заработанных в кооперативе, не всегда хватает и приходится работать на других работах, просить помощи у родственников. Поэтому с конца 2020 года коллектив реализует разные образовательные проекты, цель которых — вовлечь участниц и в другие рынки труда.
В 1998–2002 годах в Аргентине случился экономический кризис, одной из причин которого была начавшаяся в 1970-х годах неолиберальная реструктуризация, погрузившая страну в долги. Предприятия закрывались, правительство сокращало пенсии, рос уровень безработицы и нестабильности. Люди нищали, в тот период больше 50 % населения жили за чертой бедности.
Реакцией на кризис стало низовое рабочее движение за восстановленные предприятия (empresas recuperadas). Люди, внезапно лишившиеся работы из-за закрытия производств, решали возобновить их деятельность самостоятельно, но уже на своих условиях: в качестве кооперативов, основанных на коллективном принятии решений, общем владении собственностью, устойчивом производстве, равном и прозрачном распределении доходов.
Сценарий всех восстановленных предприятий примерно одинаковый. Компания закрывалась по причине банкротства (как говорит антрополог Андрес Руджери, «мошеннического банкротства». Это значит, что владельцу выгоднее не платить налоги и зарплату, чтобы развалить компанию и стать банкротом) или с целью локаута. Работники занимали здание (в редких случаях выкупали, если обанкротившийся владелец выставлял предприятие на аукцион) и продолжали работу.
Локаут — временное прекращение работы предприятия с целью оказания давления на работников (ответ начальника на забастовку, например).
Основные методы и инструменты, используемые восстановленными предприятиями, описывает главный лозунг движения: «Захватывай, сопротивляйся, производи». Помимо центральной оккупации предприятия, гарантирующей, что фабрика не будет просто снесена, а ее оборудование не будет распродано, была другая популярная техника, corte de ruta, при которой протестующие перекрывали дороги, пытаясь помешать перевозкам товаров.
Так случилось с керамическим заводом Zanon, который после захвата в 2001 году стал называться Fasinpat (Fabrica sin patrones — «Фабрика без боссов»), с текстильной фабрикой Brukman, отелем Bauen, фабрикой мороженого Ghelco, шоколадной фабрикой Arrufat, типографией Chilavert, больницами, школами, институтами и даже с одним из крупнейших судостроительных предприятий — Tandanor. Больше половины восстановленных предприятий находится в Буэнос-Айресе, все они очень разные по величине, количеству работников и работниц, направлению деятельности. Кто-то больше связан с левыми партиями и разными политическими движениями, кто-то меньше, кто-то ориентирован на конкретное сообщество и его потребности (Zanon, например, отдавал плитку местным школам и больницам, а типография Chilavert пускает местных жителей проводить свои мероприятия во второй половине дня), но больше 90 % продолжают соответствовать выбранной однажды кооперативной модели управления.
С какими проблемами сталкиваются эти кооперативы? В первую очередь с юридическими. После захвата предприятия работники часто вступали в длительный и сложный судебный процесс, во время которого им приходилось месяцами занимать территорию, чтобы не дать бывшим владельцам снести предприятие или распродать технику. Иногда процессы проигрывались, и полиция пыталась выселить работников, как это было, например, с кооперативным рестораном La Robla. Отель Bauen спустя годы суд вернул первоначальным владельцам. А еще, согласно действующему закону, работники кооперативных производств считаются самозанятыми, что снижает пенсионные выплаты, медицинскую страховку и льготы.
Конечно, эти события пришлись на пик финансового и политического кризиса, но когда экономическая ситуация в стране улучшилась, захват предприятий и их преобразование в кооперативы продолжились. Сегодня подобных самоуправляемых предприятий больше 400 в одной только Аргентине.
Форталеза — крупный туристический центр, ежегодно привлекающий около двух миллионов посетителей роскошной картинкой: белоснежными пляжами, лазурным чистым океаном и вечеринками. Чем ближе район города к побережью, тем богаче.
Но так было не всегда. До 1973 года в прибрежном районе города жили в основном рыбаки и малообеспеченные семьи. Увидев потенциал для развития туризма, местный муниципалитет начал политику урбанизации, которая, в частности, предусматривала переселение жителей фавел прибрежного района в пригороды. Людей, живших у океана, переместили за километры от него, на незастроенную и болотистую территорию вдали от школ, прежней работы, водоснабжения, канализации и электричества.
Фавелы — бедные и перенаселенные районы в Бразилии без базовых удобств и инфраструктуры. Большинство современных фавел появились в 1970-х годах: люди массово переезжали из деревень в города в поисках работы, однако сталкивались с невозможностью найти жилье и селились в самостроях на окраинах.
Примерно за десять лет соседская община Conjunto Palmeira из 1 500 переселенных выросла до 32 тысяч. В 1980-х люди из этих мест организовались в Associação dos Moradores do Conjunto Palmeiras (ASMOCONP, Ассоциация жителей Conjunto Palmeira) и стали бороться за свои права, за базовые вещи, вроде доступа к воде и электричеству. К концу 1990-х годов быт в фавеле улучшился, но социально-экономические условия жизни членов сообщества не менялись. Люди продавали свои хижины и переезжали в другие места. Чтобы повлиять на местную экономику, в 1998 году ASMOCONP, вдохновленные идеями теологии освобождения и кооперации, создали новый районный проект — общественный банк Banco Palmas.
Теология освобождения — направление католического богословия, возникшее в 1970-е годы в Латинской Америке. Радикально переосмысляет христианство в контексте социального неравенства, классовой борьбы и революции.
Теперь у банка есть своя альтернативная социальная валюта Palma (и банковские карточки из бамбука), придуманная для того, чтобы стимулировать местное потребление и производство — валюта действует только на территории района, но ее можно обменять на реалы. При банке существует сеть преимущественно кооперативных производств, ориентированных на сообщество и его потребности: PalmaLimpe производит чистящие средства, PalmArte создает ручные изделия, Palmafashion шьет одежду, PalmaNatus делает мыло, Palmatur — гостиница для туристов. При нем же организовываются социальные и образовательные проекты. Есть, например, программа помощи женщинам в кризисной ситуации, после которой они получают кредит на открытие собственного небольшого бизнеса, а есть кооперативная школа, помогающая молодежи района поступить в университет. А на сайте банка можно найти информацию о бесплатных курсах — от базовых знаний по солнечной энергии до кастомизации старой одежды.
Управляют банком члены ассоциации, большая часть сотрудников — жители района. Те, кто не работает в Banco Palmas, имеют три основные возможности участия. Первая — Местный экономический форум, ежемесячная встреча, на которой все люди вне зависимости от образования и опыта обсуждают экономические вопросы, касающиеся сообщества. У форума нет полномочий принимать решения, но идеи, появившиеся во время обсуждения, могут быть реализованы банком.
Вторая — Совет управления. Он состоит примерно из 25 членов и налаживает связь между банком и жителями, контролирует банк, следит за его деятельностью и результатами, утверждает проекты. Третья — Совет соседей, на котором жители каждого квартала собираются по бытовым вопросам. Любой житель квартала может присоединиться к работе совета, а руководство ротируется.
Относительно недавно Banco Palmas создал проект безусловного базового дохода для людей из сообщества, живущих в нищете. Сегодня подобных банков в Бразилии уже больше сотни.
В истории Российской империи и Советского Союза кооперативов (во всяком случае организаций, называвших себя кооперативами или названными кооперативами государством) было немало: сельскохозяйственные кредитные товарищества, промысловые артели, общества потребителей. За глубоким погружением в тему можно обратиться к недавно вышедшей книге Анны Сафроновой «Блеск и нищета российской кооперации. Как народ приучали к современности 1860–1930».
В постсоветских же странах, как пишет кооператив «Компост», «существует масса организаций, несущих в названии слово „кооператив“, но крайне далеких от идеалов горизонтального управления. ГСК и ЖСК, кредитные и сельскохозяйственные кооперативы — все это юридические формы, доставшиеся нам из прошлого столетия. Они подразумевают участие на условиях паевых взносов, проведение общих собраний, составление устава, выбор председателей и тонну бумажной волокиты. Все эти формальные процедуры совсем не гарантируют реальное соуправление организацией рядовыми членами. Часто вся „демократия“ ограничивается отдачей голоса за кандидатуру председателя раз в N лет, а то и вовсе лишь внесением взносов».
Огромных, с долгой историей, многотысячных и популярных нет. Однако небольшие коллективы, практикующие солидарную экономику, равное участие и по возможности консенсусное принятие решений, существуют.
Кооператив Molotov занимается дистрибуцией сапатистского кофе в Россию. Кооператив «Компост» закупает кофейное зерно у кооператива Molotov и обжаривает, распространяет фермерские и кооперативные марки мате, ремонтирует технику, издает книги по экологии, агоризму и низовым технологиям. Кооператив «Напильник» и «Радикальная теория и практика» издают книги по анархизму, феминизму, экологии, истории освободительных движений. Веган-бар «Делай культуру» — общепит и пространство для проведения мероприятий.
В России также существуют потребительские кооперативы (объединения преимущественно для совместных закупок), например «СоцКооп» (есть ячейки в Москве, Санкт-Петербурге, Воронеже, Казани, Астрахани, Владивостоке) и «Кооп37» в Иванове.
Девятого июня 2024 года Генеральная Ассамблея ООН приняла резолюцию, провозглашающую 2025 год Международным годом кооперативов. В тексте содержатся рекомендации по проведению мероприятий и призыв ко всем государствам-членам, Организации Объединенных Наций и заинтересованным сторонам использовать эту возможность для продвижения вклада кооперативов в социальное и экономическое развитие. Конечно, такой жест скорее формальность, но он поддерживает тех, кто борется с эксплуатацией в разных странах мира. Кооперация позволяет работникам противостоять большим игрокам рынка и отстаивать свои интересы, что в будущем может существенно изменить практики труда и отношения между участниками экономических процессов.