Учителя вне закона: как россияне преподают английский в Китае

В последние пять лет десятки тысяч россиян регулярно уезжали в Китай, чтобы преподавать местным детям английский. В стране бум образования, а учитель с европейской внешностью мгновенно повышает статус заведения: китайские родители уверены, что в таких местах язык будут преподавать лучше, чем в обычной школе. На деле многие учителя-иностранцы говорят по-английски с ошибками, а работают нелегально. Суровое миграционное законодательство КНР и погоня за высокими зарплатами сформировали в стране огромный черный рынок «тичеров». Миша Митюков, который сам работал учителем в Китае, рассказывает, как этот рынок устроен и за что россияне все чаще попадают в китайские тюрьмы.

В конце августа 2019 года 22-летний россиянин Алекс М., как обычно, вел урок английского языка для китайских детей в маленьком образовательном центре в Гуанчжоу. Пел им песни, танцевал у доски и объяснял новые слова с помощью флеш-карт — больших прямоугольных картинок, на которых изображены простые предметы вроде мяча, яблока или птицы. Алекс работал в этом центре всего пару недель, и если обычно в его группе занимались 6–10 детей, то в тот раз на уроке было всего двое. Сперва он решил, что дело в погоде: еще днем засверкали молнии, ливень зарядил и не прекращался уже три часа. Но вскоре Алекс стал догадываться, что дети, вероятно, остались дома не только из-за дождя.

Через несколько минут после начала занятия в класс ворвались 20 китайских полицейских. Половина в форме, половина в гражданском: обычные брюки и черные футболки, на которых закреплены видеокамеры. «В тот момент я понял: мне ****** [конец]», — вспоминает Алекс.

— Что ты здесь делаешь? — заорал самый крупный полисмен, громила под два метра ростом.
— Работаю, — опустив глаза, ответил Алекс. Отпираться не было смысла: его взяли с поличным.

Алекс попытался достать мобильный и написать своей девушке, что попал в беду. «Телефон не трогай ***** [вообще]», — убедительно сказал громила. Полицейские сфотографировали парня рядом с учениками и около доски, сделали пару кадров его вещей, карточек, игрушек и детей — все это потом подшили к делу. Другие сотрудники центра флегматично наблюдали за процессом, столпившись в дверном проеме. У них конфисковали компьютер и тетрадь, где учителя расписывались за полученную зарплату, но это, кажется, никого не тревожило. На улицу Алекса вывели как опасного преступника, в наручниках на поднятых вверх руках, и затолкали в полицейский минивэн.

За девять месяцев до этой истории Алекс приехал в Китай, чтобы устроиться учителем английского. Ни педагогического, ни филологического образования у него не было, диплом пришлось сделать в фотошопе. С поддельными документами и посредственным уровнем английского его взяли работать в один из детских садов, а позже он нашел подработку в центре дополнительного образования, где его и арестовали как раз накануне дня выдачи зарплаты. Ни одного работодателя не смущало, что у Алекса нет специальной рабочей визы, а его отфотошопленный диплом даже не переведен с русского. Для китайцев он был одним из тысяч европейцев, которые незаконно едут в их страну работать учителями английского — и в последнее время все чаще попадаются властям.

В последние 10 лет в Китае бум образования. С начала нулевых экономика страны растет бешеными темпами. КНР вступила во Всемирную торговую организацию, сыграло роль присоединение Гонконга — лидера мирового рейтинга экономической свободы. Поколение, повзрослевшее в годы бурного финансового роста, хочет для своих детей еще большего и верит, что в условиях огромной конкуренции шансы на успех повысит качественное образование. Ну, а хороший английский, по мнению молодых родителей, гарантирует успех чуть ли не автоматически. С 2007 года постановлением правительства предмет ввели во всех школах страны с третьего класса, а еще он стал обязательным при поступлении в вуз.

Рынок среагировал быстро. Если в муниципальных школах переполненные классы по 40 человек, то в частных центрах дополнительного образования, которые стали массово открываться по всему Китаю, — индивидуальный подход. В таких учат не только языку, но и каллиграфии, танцам, математике или любому другому предмету по запросу обеспеченных родителей.

Главный признак качества образовательного центра для китайских родителей — белокожий учитель английского. Все хотят, чтобы их ребенку преподавал носитель языка, поэтому директора учреждений стали активно рекрутировать людей из США, Австралии и Великобритании. Иностранцам оформляли рабочие визы и заманивали комфортными апартаментами, коротким рабочим днем и зарплатами в 2000–2500 долларов. Молодежь и студенты из англоговорящих стран с радостью рванули зарабатывать и кутить в экзотический Китай. Привлечь носителя языка стремилось каждое учебное заведение, но постепенно стало ясно, что на всех таких сотрудников не хватит. Тогда учить английскому стали французы, мексиканцы и поляки, а после обвала курса рубля в 2014 году в Китай потянулись русские и украинские бэкпекеры.

Сначала эту нишу заполнили те, кто сменил зимовку в Таиланде на более доступную в КНР: путешественники останавливались в стране ненадолго и не упускали шанса подработать. Но истории о ежемесячных зарплатах в 1000–2000 долларов быстро распространились по сарафанному радио, и в Китай хлынули люди со всего постсоветского пространства. Со временем китайские рекрутеры поняли, что для американца или англичанина 2000 долларов не настолько большие деньги, чтобы держаться за место. Поэтому западные преподаватели позволяют себе опаздывать, приходить на уроки с похмелья и работать в полсилы. Тогда агенты стали охотнее сотрудничать с более мотивированными учителями из России, Беларуси и Украины.

Точное число иностранных преподавателей английского в Китае неизвестно, официальную статистику никто не ведет. В августе 2019 года китайское государственное медиа China Daily писало, что в стране работает 400 тысяч учителей английского, и только треть из них — легально. Этот рынок China Daily оценивает в 4,5 миллиарда долларов.

В СИЗО Алекса переодели в черные поношенные шорты, зеленое поло с пятном чьей-то крови и шлепки 36-го размера, хотя у него 43-й. «По ночам из канализации крысы выпрыгивали, как кенгуру, начинали носиться и шуметь», — вспоминает Алекс. Сначала его это раздражало и он вместе с сокамерниками-нигерийцами убивал грызунов, но следующей ночью неизменно появлялись новые. Тогда с крысами решили подружиться, стали скармливать им остатки риса из баланд, и ночная беготня прекратилась.

Подъем в тюрьме был в семь утра, вместо чая приносили кипяток. В девять — проверка, после чего включали телевизор с единственным каналом: пропагандистским CTV. Целыми днями Алекс слушал ура-патриотические новости о КНР и смотрел сериалы о войне. В 11 приносили завтрак: комки вареного риса, залитые кипятком. На обед опять рис и свинина: корка кожи с волосами, толстый слой жира и пара волокон мяса. С полудня до двух — дневной сон. В 14:30 — душ, в пять вечера — ужин, в семь — еще одна проверка, в 11 — отбой. Алекс убивал время отжиманиями, общался с сокамерниками и пытался учить китайский.

Сообщить близким о том, что он в СИЗО, Алексу удалось только спустя неделю заключения. На пятый день нигериец показал тайник в стене, где он прятал стержень. Алекс написал записку, а через два дня освободившийся китаец вынес ее на волю, сфотографировал и отправил девушке Алекса в мессенджере. Еще через девять дней с тюрьмой связался российский консул, на которого вышла мать Алекса. Суда не было, вместо этого в тюрьму просто пришел сотрудник миграционной службы.

— Ты нарушил закон. Согласен?
— Да.
— За это ты должен заплатить штраф 10 тысяч юаней [88 тысяч рублей; здесь и далее все суммы в рублях указаны по курсу на конец 2019 года. — Прим. авт.]. И еще две тысячи (18 тысяч рублей) — за отсутствие регистрации. Платишь?
— Да.
— Также тебе запрещен въезд в Китай на пять лет.
— Окей.

Алексу дали возможность позвонить другу, который быстро приехал в СИЗО с деньгами, чтобы купить билет на самолет до Москвы, и вещами. Спустя 32 дня заключения Алекса под конвоем отвезли в аэропорт. «За билет из Китая я отдал еще 3800 юаней, — вспоминает молодой человек. — Итого получилось что-то типа 138 тысяч рублей. Пожалуй, свобода того стоит».

22-летняя Ксения Терлецкая окончила Екатеринбургский педагогический университет по специальности «французский язык», переехала в Сочи и долго не могла найти работу. В то время ее знакомый, Коля, преподавал в Китае английский. Вдохновившись его рассказом, Ксюша тоже решила сменить обстановку и подзаработать. «Когда я еще в России проходила интервью с агентством, мне сказали, что зарплата будет семь тысяч юаней, то есть 62 тысячи рублей, — вспоминает девушка. — Я обалдела от радости, а потом узнала, что для такой работы это смешные деньги и меня просто пытались обмануть, присвоив часть моей будущей зарплаты». В итоге в первом образовательном центре Ксюше платили 11,5 тысячи юаней (102 тысячи рублей) в месяц, а в следующем — уже 15 тысяч юаней (133 тысячи рублей). Работать нужно было по шесть часов в день со среды по пятницу и по девять в выходные. В какой-то момент к этому добавилась подработка в детском саду, 700 юаней (6200 рублей) за три часа уроков в день. «В России я никогда таких больших денег не зарабатывала. Для тех, кто любит преподавать, звучит как работа мечты», — рассуждает Ксюша.

Оказавшись в Шанхае, девушка столкнулась с китайскими агентами-рекрутерами. Это люди, которые по заказу образовательных центров находят учителей и устраивают им собеседования. Если на встрече человек покажет себя хорошо, его попросят провести демонстрационный урок. Если учителя примут на работу, агент будет ежемесячно получать часть его зарплаты — по три-пять тысяч юаней (26–44 тысячи рублей) со среднего заработка в 13–15 тысяч юаней (115–133 тысячи рублей). Коля, знакомый Ксюши, помогал ей с собеседованиями и находил китайских агентов в «ВиЧате» [WeChat — одновременно главный китайский мессенджер, блог-платформа и электронный кошелек. — Прим. авт.]. После нескольких провальных собеседований ее, с подачи одного из агентов, взяли в гимнастический центр.

О дальнейшей судьбе учителя агенты, как правило, не заботятся. Ксюша вспоминает, что руководитель гимнастического центра выделил ей ужасную квартиру в счет части зарплаты: «Там было нереально грязно и тьма тараканов и личинок. Не работал унитаз, было много других „косяков“. Однажды я позвонила хозяину и попросила починить сантехнику. Он приехал со своими друзьями, они прошли в квартиру в обуви, тыкали в меня пальцем и смеялись, а потом начали курить прямо в доме. Я наорала на них по-английски, но им было пофигу. Китайцы не любят, когда ты просишь или требуешь, и в итоге после того случая меня уволили из центра и не выплатили часть зарплаты. Агент сказал, что потерял много денег из-за того, что я раньше времени съехала с квартиры, назвал зазнавшейся тварью и заблокировал в „ВиЧате“».

Работу учителем можно найти и дистанционно, для этого существует рынок российских агентов. Они тоже берут свою комиссию, обычно не меньше двух тысяч юаней (18 тысяч рублей) в месяц. Китайские агенты охотно сотрудничают с российскими, потому что уверены: коллеги отсеивают заведомо слабых кандидатов.

«В русскоязычных агентствах и пабликах требования снижены, чтобы не отсеивать 99 % желающих, — объясняет Марк С. Ему 35 лет, и он уже пять лет преподает английский детям в большом городе на юге Китая. Впервые Марк приехал в КНР в начале 2016 года. Хотел подзаработать и вернуться в Россию, но Китай затянул. «У будущих учителей не спрашивают диплом и сертификат о знании языка, не просят справок о несудимости. Если в крупном иностранном или китайском агентстве человека с грубым восточноевропейским акцентом сразу же завернут, то в русскоязычных пишут: „Зарплата при минимальном знании английского — до 9000 юаней в месяц“».

Агенты-одиночки в КНР тоже работают с плохими кандидатами. «Жадный китаец, которому пофиг на качество: я ведь даже на английском говорил с ошибками», — так Алекс вспоминает человека, который устроил его в детский сад. Но добавляет, что, по его опыту, идеальный английский на такой работе не главное: «Надо играть с детьми, развлекать их, это важнее. А я и на музыкальных инструментах играю, и жонглирую. Этим и взял».

Несмотря на непрофессионализм агентов, директорам детских садов и тренинг-центров выгоднее работать через них, чем самостоятельно. Во-первых, так им не нужно содержать свой HR-отдел. Во-вторых, по закону самостоятельно набирать учителей могут только государственные учреждения, школы и университеты. Все детские сады и образовательные центры в Китае частные, поэтому им удобнее обращаться к посредникам, у которых есть лицензия, чем оформлять собственную.

К 2016 году правительство Китая озаботилось падением качества коммерческого образования. Так появился закон, по которому рабочую визу преподавателя английского могут получить либо носители языка из англоговорящих стран, имеющие любой диплом о высшем образовании, либо иностранцы с высшим филологическим или педагогическим образованием по специальности «английский язык», которое они получили в англоговорящей стране. Все учителя, не попадающие под эти критерии, въезжают в Китай по бизнес-визе. Ее легче получить, она предназначена для предпринимателей и дает право закупать в КНР товары и встречаться с партнерами, но официально работать на территории страны по такой визе нельзя.

Когда закон приняли, полиция стала устраивать рейды. Иностранцев с несоответствующими визами приговаривали к штрафам в 10–20 тысяч юаней (89–178 тысяч рублей), нескольким неделям тюрьмы и депортации. При этом ни агентам, ни руководству тренинг-центров жесткие санкции не грозили. Алекс вспоминает: иммиграционный офицер, который расследовал его дело, упоминал, что его работодатель заплатил символический для бизнесмена штраф в 10 тысяч юаней (89 тысяч рублей). При этом центры и детские сады продолжали работать с агентствами. «Владельцам учреждений проще закрывать глаза на учителей с бизнес-визами и платить взятки полицейским, чем заморачиваться и нанимать людей по всем правилам», — предполагает Марк. В 2019 году в Пекине осудили трех сотрудниц агентств, которые оформляли на работу учителей-нелегалов. Они получили сроки от 10 месяцев до двух лет тюрьмы и штрафы в 5–10 тысяч юаней (44–88 тысяч рублей). Впрочем, это единичный случай.

В 2018–2019 годах задержания россиян без рабочей визы стали активно обсуждать в экспатских вичат-группах. Алекс въезжал в страну в 2019-м с бизнес-визой, оформленной через московское агентство. «Когда забирал паспорт, спрашивал, насколько безопасно проходить границу с такими документами. Сотрудник агентства ответил в духе: „Мы визу сделали, а как проходить границу — твои проблемы“».

По словам Алекса, в детском саду вместе с ним работали еще пять иностранных учителей английского, русские и украинцы. «Мы думали, что, если у работодателя хватает денег содержать такой штат, значит, с полицией все на мази», — вспоминает парень. «Чем больше у работодателя связей, тем меньше риск, что тебя схватят на рабочем месте, — подтверждает Марк. — Иногда полицейские заранее звонят в садики и тренинг-центры и предупреждают о готовящихся проверках. Тогда работодатели просят иностранцев не выходит на работу. Но есть и места, где никакой защиты сотрудникам не предоставляют. Сам я работал только в крупных центрах, и за все время у меня была всего одна проверка. Мне кажется, чтобы навлечь на себя гнев полиции, нужно быть либо очень маленьким и плохим тренинг-центром, либо жлобом, который не платит за „крышу“».

Ксюша утверждает, что ни один работодатель не обсуждал с ней ее нелегальный статус. При этом о нем, без сомнения, знали все. Например, однажды на вахте в детском саду к ней подошел неизвестный китаец и попросил показать паспорт. В тот день Ксюша оставила документы дома, и, пока она пыталась это объяснить, к ней подбежала коллега. «Она отвела мужчину в сторону, что-то с ним обсудила, вернулась ко мне и сказала, что на сегодня я свободна, — рассказывает Ксюша. — В другой раз преподавательница прибежала прямо на урок и жестами показала, что мне нужно скорее уйти. Отвела меня к пожарному выходу, где я просидела полчаса, а потом сказала, что можно вернуться. В это время в здании была проверка».

Правительства некоторых провинций стали выпускать инструкции для родителей, чтобы они обращали внимание на квалификацию учителей. Полиции тоже выдавали разнарядки. Так, в августе 2019 года на официальном сайте администрации провинции Гуандун опубликовали распоряжение проверить все образовательные центры и агентства, где зарегистрированы иностранные работники.

Еще один способ очищения рынка — доносительство. Любой китайский гражданин может сообщить властям о нелегальном учителе, предъявить доказательства и официально получить одну-две тысячи юаней (9–18 тысяч рублей) вознаграждения. Минимальная зарплата в Китае (в зависимости от провинции) — 1030–2480 юаней (9–22 тысячи рублей) в месяц, поэтому мера имеет успех.

Часто учителя из стран бывшего СССР приезжают в Китай, поверив агентам, которые обещают оформить рабочую визу на месте. Но те, как правило, отказываются от обязательств в момент, когда у работника уже нет обратного пути. Человек не хочет лететь домой и соглашается на нелегальный статус. «Это даже не серая зона, а черная, — объясняет Марк. — Работодателю не хочется собирать тонны документов, тратить время и, самое главное, платить налоги. Поэтому все работают по бизнес-визе и полагаются на авось».

Иногда рабочие визы все же оформляют, но на другие специальности. «Работает как плацебо: учитель платит 10–12 тысяч юаней (89–106 тысяч рублей) и чувствует себя защищенным, — говорит Алекс. — Но, если учителя задержат с такой визой, все равно депортируют. Сначала думаешь: „Все работают, и я буду“, а потом в один прекрасный день бах — и ты в тюрьме».

За последние 10 лет рынок преподавателей английского в Китае раздулся, как пузырь. «На конкретном примере это выглядит так: приходит мамочка в садик за своим сыном, видит иностранного учителя, прикидывает, сколько тратит на занятия, и думает: „Неплохой бизнес!“ — рассуждает Марк. — Она снимает помещение, ставит 20 стульев, доску и нанимает белого учителя. Так как цель у нее — заработать денег, качество занятий ее не интересует. В итоге появляются тысячи заведений уровня чифаньки [дешевое китайское кафе, от китайского chī fàn. — Прим. авт.], где люди находят волосы в рисе. Китай — страна с огромным населением, поэтому бизнес любого стиля находит здесь своих клиентов».

Спрос на преподавателей английского в Китае настолько велик, что переваривает даже людей без знания языка. «Когда я приехал в Китай, знал всего семь английских слов, — вспоминает Святослав Б. из Украины. Он учил детей с 2016 года и впоследствии стал агентом. — Друзья, у которых уже был опыт работы, научили меня проводить демоуроки. Я зазубрил слова песен и игр и стал ходить по собеседованиям. Часто бывало, что среди моих работодателей вообще не было тех, кто знал язык, и раскусить меня было некому». Иногда директора тренинг-центров и детских садов договариваются с учителями, что те будут обманывать родителей: говорить, что они не из Сызрани или Гомеля, а из Чикаго или Сиднея. Люди соглашаются. Мало кто проявляет стойкость, когда от зарплаты в 100–130 тысяч рублей отделяет только устная договоренность.

Государство продолжает наводить порядок на рынке образовательных услуг. К концу 2019 года проверки ужесточились. Те, кто работал в Китае в это время, рассказывают, что стали отказываться от подработок в непроверенных местах. Руководители тренинговых центров начали инструктировать учителей, как вести себя в случае облавы. «Вероятность попасться есть всегда, — рассуждает Марк, который до сих пор работает в Китае. — Нельзя, как раньше, сказать кому-то в баре, что работаешь учителем английского: сдадут. Когда пересекаешь границу, нужно чистить список контактов в „ВиЧате“, удалять фотографии детей и центра. В идеале вообще иметь для рабочих целей отдельный телефон. Еще таможенники стали спрашивать у людей с предпринимательской визой, каким бизнесом они занимаются. Тех, у кого нет правдоподобной легенды, сразу депортируют».

По мнению Марка, китайское правительство осознанно загоняет приезжих учителей в черную зону: легализовать этот рынок мешают политические причины. «Ежегодно Китай отправляет тысячи студентов за рубеж, чтобы они вернулись и стали преподавателями английского. Но большинство из тех, кто приезжает из-за границы с таким образованием, не идут работать в школы. Они не готовы плясать перед детьми и петь им песни, это кажется им непрестижным и даже стыдным. А еще китайским учителям платят меньше, чем иностранцам. Но, обелив рынок приезжих учителей, правительство распишется в том, что огромные государственные деньги на обучение специалистов были потрачены зря».

Пузырь лопнул во время пандемии. Китай очистился от иностранцев: люди уехали, испугавшись вируса и отсутствия работы. Карантин в стране стали снимать в мае-июне, тренинг-центры и детские сады открылись самыми последними. Например, в провинции Гуандун, граничащей с Гонконгом, дети пошли заниматься только 2 июля. При этом границы все еще закрыты. Индустрия частного образования в глубоком кризисе: не все центры и сады пережили пять месяцев карантина, отсутствие денег у родителей и отток иностранных преподавателей. Несмотря на то, что английский язык не единственный предмет, которым зарабатывали учреждения, для них он был важен с точки зрения имиджа. А наличие иностранного преподавателя повышало статус центра и позволяло поднимать цены на услуги.

Тем временем, в группах во «Вконтакте» учителя обсуждают хитрые способы пробраться в Китай. После того как Турция и другие страны открыли границы для россиян, многие надеялись попасть в КНР через них. Но Китай ужесточил правила въезда и пускал только иностранцев с рабочими визами и ВНЖ, а с 5 ноября закрыл границы и для них. Бывшие учителя английского оказались заперты в России без большой китайской зарплаты и ищут поддержки у коллег в соцсетях. «Ох, как в Китай назад хочетссссаааааа», — пишет участник паблика teacher.chinglish во «Вконтакте». В соседней ветке негодует пользователь с именем, написанным японскими иероглифами: «Если вы долетели до Китая, то заставьте их открыть границу, я задолбался в рашке торчать!» В посте от имени группы администраторы сообщают, что из-за нехватки учителей английского во время пандемии и упавшего курса рубля зарплаты стали в два раза выше.